Осенью. Пешком - Герман Гессе
Так как работа отнимала у него много времени и удовлетворяла его, то ему легче было переносить разные лишения, и он терпеливо переносил также долгую разлуку с Мартой Вебер. Чувство стыда мешало ему показаться ей в новом своем виде, и он настоятельно просил Фрица скрыть от дам, что он переменил профессию. Но, конечно, это долго не могло оставаться тайной. Мета, знавшая, конечно, о расположении ее сестры к красивому нотариусу, расспрашивала Фрица про него и вскоре, без труда, все раскрылось. Новости эти она передавала сестре, и Марта узнала не только о новой профессии Ладиделя, которую он предпочел прежней в интересах своего здоровья, но также про его неизменную, прежнюю влюбленность. Узнала еще, что он стесняется своего нового положения и решил показаться ей не раньше, чем добьется чего-нибудь и у него не будет определенных видов на будущее.
Однажды вечером в девичьей комнате опять зашла речь про «нотариуса», Мета возносила его до небес, Марта же была сдержанна, как всегда, и карт своих не открывала. – Вот увидишь, – сказала Мета, этот так быстро пойдет в гору, что еще, пожалуй, и женится раньше моего Фрица.
– Пусть, – от души ему этого желаю.
– И тебе тоже… Или тебе только нотариуса подавай?
– Меня, ради Бога, оставь в покое! Ладидель уже сумеет, верно, найти себе невесту. – Еще бы, конечно. Приняли его тогда сухо, он и испугался, не смеет глаз показать. А мигнуть ему только, он на четвереньках прибежит.
– Возможно…
– Наверно. Мигнуть ему?
– Да он нужен тебе, что ли? Ведь у тебя есть уже свой брадобрей!..
Мета замолчала, но в душе посмеялась. Она отлично понимала, что сестра раскаивалась в прежней своей резкости и рада была бы всей душой как-нибудь вновь помириться со своим Альфредом. Она думала о том, каким бы путем приманить опять запуганного юношу и не без доли злорадства слушала подавленные вздохи Марты.
Тем временем опять пришло письмо из Шафгаузена от прежнего хозяина Фрица. Он писал, что намерен в скором времени удалиться на покой, спрашивал Клейбера, какие у него виды, сообщал сумму, за какую назначено в продажу его дело, и сколько надо уплатить тотчас наличными. Условия были хорошие, но у Клейбера не хватало средств для этой покупки, и он ходил озабоченный и угнетенный опасениями упустить прекрасный случай стать на ноги и жениться. Наконец, превозмог себя, отписал отказ и тогда лишь рассказал все Ладиделю. Приятель побранил его за то, что он ему раньше ничего не сказал, и предложил переговорить со своим отцом. Если его склонить в пользу этого дела, то они могли бы в товариществе приобрести его.
Старый Ладидель изумился, когда молодые люди пришли к нему со своей просьбой. И хотя эта сумма разорить его не могла, однако, тотчас согласия не дал. Но Фриц Клейбер, поддержавший его сына в критическую минуту, внушал ему доверие. И Альфред к тому же привез от своего хозяина весьма похвальный аттестат. Ему казалось, что сын его теперь на верной дороге и он не решался класть ему бревно поперек. После нескольких дней переговоров он решился и поехал в Шафгаузен, чтобы лично ознакомиться с положением дела. Покупка состоялась. Товарищи поздравляли обоих компаньонов.
Клейбер решил отпраздновать весной свадьбу и пригласил Ладиделя быть первым шафером. Тут уже визит к Веберам был неизбежен. Ладидель пришел вместе с Фрицем, красный и смущенный. Сердце его так сильно билось, что он едва одолел высокую лестницу. Наверху его встретил знакомый запах, знакомый полумрак. Мета смеясь поздоровалась с ним, и старая мать озабоченно и скорбно смотрела на него. Но позади в светлой комнате стояла Марта, в темном платье, серьезная, немного бледная, она тоже протянула ему руку и на этот раз была не менее смущена, чем он сам. Обменялись обычными приветствиями, вопросами о здоровье, пили светло-красный сладкий крыжовенный морс из маленьких старомодных рюмок и говорили о свадьбе и предстоявших приготовлениях. Ладидель испросил себе честь быть кавалером Марты, и его пригласили быть по-прежнему частым гостем в доме. Оба обменивались лишь вежливыми незначительными словами, но украдкой поглядывали друг на друга и каждый находил в другом неизъяснимую очаровательную перемену.
Оба без слов понимали и чувствовали, что выстрадал каждый за это время, и решили в душе никогда впредь не причинять беспричинно боли друг другу. Оба замечали также с удовольствием, что долгая разлука и упрямое молчание не только не отдалили их друг от друга, но сблизили их и обоим казалось, что теперь и слов много не надо и главное меж ними улажено. Так оно и было и немало содействовало этому то, что Мета и Фриц, по молчаливому соглашению, стали смотреть на обоих как на жениха и невесту. Когда Ладидель приходил, а приходил он гораздо чаще, чем в прежнее время, – все понимали, что он приходит ради Марты и предпочитает, конечно, побыть с ней один. Ладидель, разумеется, принимал участие в приготовлениях к свадьбе и так ревностно, так сосредоточено, как если бы дело шло о его собственной свадьбе. А втихомолку придумал новую прелестную прическу для Марты.
За несколько дней до свадьбы, когда в доме была спешка и суета, он явился, однажды, с весьма торжественным видом, подождал минуту, пока остался с Мартой, с глазу на глаз, и сказал, что пришел к ней с очень большой просьбой. Марта вспыхнула, догадалась и хотя подумала, что день выбран не особенно удачно, не хотела, однако, упустить момента и скромно ответила, что готова выслушать его. Он приободрился и изложил свою просьбу, состоявшую всего лишь в том, чтобы Марта позволила ему сделать ей в день торжества новую, придуманную им прическу. Марта удивилась, но согласилась на это. Мета помогала,
