К востоку от Эдема - Джон Эрнст Стейнбек
Пасторский дом при Епископальной церкви Святого Павла состоял из множества помещений. Строили его для священников, имеющих большое семейство. Мистер Рольф был не женат, вел скромный образ жизни и за ненадобностью позапирал большинство помещений, однако когда Арону понадобилось место для занятий, он выделил ему одну большую комнату и вообще всячески помогал ему.
Мистер Рольф привязался к Арону. Ему нравилось его ангелоподобное лицо с гладкой кожей, его узкий таз и прямые длинные ноги. Он любил сидеть с ним в комнате и наблюдать, с каким упорством и сосредоточенностью тот овладевает знаниями. Мистер Рольф понимал, почему Арон предпочитает заниматься здесь: обстановка у него дома отнюдь не благоприятствовала углубленным, несуетным размышлениям. Пастор считал юношу своим творением, духовным сыном, своим даром Церкви. Он, как умел, поддерживал ученика, превозмогающего муки целомудрия, и горячо надеялся, что приведет его в безмятежные воды безбрачия.
Наставник и ученик часто вели долгие доверительные беседы.
– Я знаю, что многие упрекают меня, – говорил мистер Рольф, – за то, что я верую в каноны более высокой Церкви, чем наша. Никто не убедит меня, что покаяние менее важное таинство, нежели причащение. Помяни мое слово: я попытаюсь ввести исповедь в наши обряды, хотя, разумеется, постепенно и осторожно.
– Я тоже буду принимать исповедь, когда стану священником.
– Только помни: это требует величайшей деликатности, – предостерегал мистер Рольф.
– Хорошо, если бы в нашем приходе… я ведь имею право сказать «наш приход», правда?.. Хорошо, если бы у нас было что-то вроде монастыря. Ну, место для уединения, как у августинцев и францисканцев. Так иногда хочется затвориться и очиститься от мирской грязи.
– Я понимаю тебя, – серьезно говорил мистер Рольф. – Однако не вполне с тобой согласен. Вряд ли Господу нашему Иисусу Христу угодно было, чтобы слуги Его не служили одновременно и пастве своей. Вспомни, как Он учил, чтобы мы несли слово Его, помогали больным и бедным и даже сходили в грязь и мерзость, дабы поднять падшего и очистить грешника от скверны. Мы всегда должны держать перед собой Его пример.
Глаза у мистера Рольфа загорелись, голос сделался глубоким, зычным, как бывало, когда он вещал с амвона.
– Может быть, мне не следовало говорить тебе это. Во всяком случае, надеюсь, что ты не попрекнешь меня гордыней. Единственно о славе Всевышнего тщусь. Итак, слушай… Вот уже месяц, как к вечерне приходит одна женщина. Тебе с хоров ее вряд ли видно. Она всегда в последнем ряду садится, по левую сторону от прохода. Погоди, ты тоже должен ее видеть, она ближе к краю ряда сидит. Да-да, с твоего места тоже видно. Лицо ее всегда закрыто вуалью, и она уходит сразу же, как кончается служба.
– Кто она такая? – спросил Арон.
– Думаю, тебе пора знать такие вещи… Мне пришлось навести справки об этой женщине. Она… Ты ни за что не догадаешься. Она… как бы это сказать… хозяйка публичного дома.
– У нас в Салинасе?
– Представь себе. – Мистер Рольф подался вперед. – Арон, я вижу, у тебя она вызывает отвращение. Попытайся превозмочь себя. Вспомни Господа нашего и Марию Магдалину. Без гордыни тебе говорю: я был бы счастлив наставить ее на путь истинный.
– Зачем она ходит в церковь? – резко спросил Арон.
– Наверное, затем, что мы можем даровать ей, а именно – спасение. Задача необыкновенно трудная: такие люди, как она, – они замкнутые, осторожные, надо щадить их самолюбие. Но я уже представляю, как оно будет. В мою дверь раздается стук, и она умоляет впустить ее. И тогда, Арон, мне придется испросить у Господа мудрости и терпения. Поверь, мой мальчик, когда такое случается, когда заблудшая душа жаждет света Вышнего, это и есть самое драгоценное и счастливое, что выпадает на долю священнослужителя. – Мистер Рольф едва унимал волнение. – Да ниспошлет Господь мне удачу!
3
Адам Траск смотрел на военные действия за океаном сквозь призму смутных воспоминаний о стычках с индейцами. Никто толком не знал, как она идет, эта большая, захватившая весь мир война. Ли вчитывался в книги по европейской истории, из обрывков прошлого старался составить картину будущего.
Умерла Лайза Гамильтон – умерла тихо, с едва заметной мученической улыбкой, и когда с лица сошла краска, скулы ее неприятно заострились.
Адам с нетерпением ждал, когда Арон объявит, что сдал выпускные экзамены. В верхнем ящике комода, под стопкой платков, лежали тяжелые золотые часы. Он не забывал заводить их и проверял ход по своим часам.
Ли тоже готовился к торжеству. Вечером, после объявления итогов экзаменов, он должен был зажарить индейку и испечь пирог.
– Как насчет шампанского, Ли? – спросил Адам. – Праздновать так праздновать!
– Прекрасная мысль, – ответил Ли. – Адам, вы когда-нибудь читали фон Клаузевица?
– А кто это такой?
– Не очень утешительные вещи пишет, – сказал Ли. – Шампанского – одну бутылку?
– Одной, пожалуй, хватит. Просто поздравить мальчика. Чтобы торжественно было.
И вот однажды Арон пришел домой и спросил Ли:
– Где отец?
– Бреется.
– Я не буду обедать дома, – объявил Арон.
Он открыл дверь в ванную и сказал отражению с намыленным лицом в зеркале:
– Мистер Рольф пригласил меня на обед.
Адам отер бритву о бумажную салфетку.
– Это замечательно.
– Я хотел принять душ.
– Через минуту я закончу, – сказал Адам.
Кэл и Адам проводили Арона глазами, когда тот прошел через гостиную и, попрощавшись, скрылся за дверью.
– Моим одеколоном надушился, – сказал Кэл. – По запаху чую.
– Видно, важный обед, – заметил Адам.
– Отметить
