Вот так мы теперь живем - Энтони Троллоп
– Вот как? Очень сожалею. У меня назначена встреча. С вами я могу увидеться когда угодно.
– Вы можете вернуться на десять минут, – сказал Роджер, беря его под руку.
– Сейчас мне это неудобно.
– И все же будьте добры. Я приехал по просьбе вашей матушки и не могу оставаться в городе день за днем, чтобы вас поймать. Я уезжаю в Карбери после обеда. Ваш друг может подождать. Идемте.
Феликсу не хватило духу вырваться силой, и он вернулся в дом. По пути он укрепил себя мыслью о деньгах в кармане, поскольку еще не спустил свой выигрыш, и о некоторых нежных словах, прозвучавших между ним и Мари Мельмотт со времени бала. Вспоминая это все, он решил, что не позволит Роджеру Карбери себя запугать. Близится время – можно сказать, оно уже почти пришло, – когда Роджер Карбери будет ему не указ. Впрочем, сейчас он малодушно страшился предстоящих слов.
– Ваша матушка сказала мне, что вы по-прежнему держите охотничьих лошадей, – начал Роджер.
– Не знаю, что она имеет в виду. Я отказался от всех, кроме одной.
– У вас только одна лошадь?
– Ну если вам нужна точность, у меня есть клячонка помимо той лошади, на которой я езжу.
– Кто за них платит?
– Во всяком случае, я не попрошу вас за них заплатить.
– Разумеется, потому что побоитесь. Но вы без зазрения совести просите денег у матери, хотя этим вынуждаете ее обращаться за помощью ко мне и к другим. Вы промотали все, что было у вас, а теперь разоряете ее.
– Неправда. У меня есть свои деньги.
– Откуда они у вас?
– Все это очень хорошо, Роджер, но у вас нет права задавать мне такие вопросы. У меня есть деньги. Если я покупаю лошадь, я могу за нее рассчитаться. Если я держу одну или две, мне есть чем за них платить. Разумеется, у меня большие долги, но и мне много должны. У меня все благополучно, и вам незачем сочинять всякие страхи.
– Тогда почему вы тянете из матери последний шиллинг и когда у вас будут деньги с ней расплатиться?
– Она может получить свои двадцать фунтов, если вы о них.
– Я о них, и не только. Полагаю, вы играли.
– Я не считаю, что должен отвечать на ваши вопросы. Если вам больше нечего сказать, я пойду по своим делам.
– Мне есть еще что сказать, и я это скажу.
Феликс двинулся было к выходу, но Роджер его опередил и прислонился спиной к двери.
– Я не позволю удерживать меня против моей воли, – сказал Феликс.
– Вам придется меня выслушать, так что с тем же успехом можете сесть. Хотите ли вы, чтобы весь свет считал вас негодяем?
– Хм. Продолжайте.
– А именно так и будет. Вы растратили все, что у вас было, а теперь, пользуясь любовью и слабостью своей матери, проживаете все, что у нее есть, обрекая на нищету и ее, и вашу сестру.
– Я не прошу их что-нибудь за меня платить.
– Даже когда берете у нее в долг?
– Вот двадцать фунтов. Возьмите и отдайте ей, – сказал Феликс, вытаскивая из портмоне банкноты. – Когда я их у нее просил, я не думал, что она поднимет столько шума из-за такого пустяка.
Роджер взял банкноты и убрал в карман.
– Теперь вы закончили? – спросил Феликс.
– Не совсем. Считаете ли вы, что матушка должна кормить вас и одевать до конца вашей жизни?
– Надеюсь, что очень скоро смогу ее содержать куда лучше, чем она жила раньше. По правде сказать, Роджер, вы ничего об этом не знаете. Если вы оставите меня в покое, то увидите, что я устрою свои дела как нельзя лучше.
– Я не знаю никого, кто устроил бы свои дела хуже или имел более безнравственные понятия о добре и зле.
– Отлично. Вы думаете так, я иначе. Невозможно всем думать одинаково. А теперь, с вашего позволения, я уйду.
Роджер не сказал и половины того, что намеревался, но не знал, как это выразить. Да и что толку говорить с человеком настолько бесчувственным? Лекарством должно стать поведение матери, а не сына. Не будь она так слабохарактерна, она бы перестала содержать сына, хотя бы на время. Оставшись без средств, он наконец одумается. А когда нужда его смирит, он будет счастлив принять пропитание из ее рук. Сейчас у него в кармане деньги, он ест и пьет лучшее, ни в чем себе не отказывая. Пока так продолжается, его не урезонить.
– Вы разорите сестру и разобьете сердце матери, – сказал Роджер, пуская последнюю бесполезную стрелу в спину нераскаянного грешника.
Леди Карбери вошла в комнату, как только за ее сыном закрылась парадная дверь, и очень обрадовалась двадцати фунтам. По-видимому, в ее глазах миссия Роджера увенчалась полнейшим успехом.
– Я знала, если они у него есть, вы их добудете.
– Отчего он сам их не отдал?
– Вероятно, не хотел о них говорить. Сказал ли он, что добыл их… карточной игрой?
– Нет. За все время он не сказал и слова правды. Можете не сомневаться, что деньги добыты игрой. Откуда еще они могли взяться? И будьте уверены, он снова все проиграет. Он порол совершеннейшую дичь – будто вскорости будет содержать вас и Гетту.
– Правда? Милый мальчик!
– Он что-то имел в виду?
– О да. И вполне может статься, так и будет. Вы, верно, слышали про мисс Мельмотт.
– Я слышал о великом французском аферисте, который приехал сюда и пробился в свет.
– Теперь все у них бывают, Роджер.
– Тем стыднее должно быть всем. Кто хоть что-нибудь о нем знает – помимо того, что он покинул Париж с репутацией особо преуспевающего негодяя? Но что вы хотели сказать?
– Некоторые думают, что Феликс женится на его единственной дочери. Феликс красив, не правда ли? Кто хоть близко с ним сравнится? Говорят, отец даст за ней полмиллиона.
– Так вот какова его цель?
– Вы не считаете, что он прав?
– Нет, я считаю его неправым. Но тут мы с вами вряд ли сойдемся. Можно мне увидеться с Генриеттой на несколько минут?
Глава VIII. Влюбленный
Роджер Карбери вполне справедливо сказал, что едва ли сойдется со вдо́вой родственницей во мнении об охоте на богатых невест. Леди Карбери женитьба ее сына на мисс Мельмотт представлялась великим благом. Будь Мари Мельмотт богата, а ее отец – осужден на высылку в каторжную колонию, у леди Карбери могли бы возникнуть некоторые сомнения, но
