Весной и другие рассказы - Ги де Мопассан
Став на колени, он собрал все деньги, нагибаясь и подбирая монеты, покатившиеся под скамейки, затем, наполнив мешочек, он возвратил его соседке и, не говоря ни слова, уселся в другом конце вагона.
Оба оставались неподвижными долгое время. Под влиянием испытанного страха, она сидела молча, но мало-помалу успокаивалась, он же оставался недвижимым в своем углу, устремив глаза прямо перед собой в одну точку, бледный, как смерть.
По временам графиня украдкой бросала быстрый взгляд на незнакомца. Это был человек лет тридцати, очень красивый, с благородной осанкой.
Поезд мчался в ночной темноте, испуская изредка жалобные вопли, замедляя по временам ход и затем пускаясь в путь с прежней скоростью. Но вдруг он пошел медленнее, раздалось несколько свистков и поезд остановился.
У двери вагона появился лакей Иван, спрашивая, не будет ли каких указаний. Графиня Мария, посмотрев еще раз на своего странного спутника, обратилась к слуге, и сказала ему резким тоном:
– Иван, ты вернешься домой, к графу, ты мне более не нужен.
Изумленный слуга вытаращил глаза и пробормотал:
– Но, как же, барыня?
– Я раздумала брать тебя с собой, – сказала графиня, – и хочу, чтобы ты вернулся домой. Вот тебе деньги на обратный путь, а ты оставь мне свою шапку и пальто.
Смущенный старый слуга безмолвно повиновался, привыкнув исполнять всегда беспрекословно самые странные прихоти господ и удалился со слезами на глазах.
Поезд двинулся дальше, направляясь к границе. Тогда графиня сказала своему спутнику: «Оденьте это пальто и шапку; теперь вы мой слуга Иван, но только при одном условии, чтобы вы никогда со мной не разговаривали и ни в коем случае не выражали мне никакой благодарности».
Незнакомец безмолвно поклонился в знак согласия.
Вскоре поезд был остановлен, и в вагон вошли чиновники для проверки пассажиров. Графиня протянула им свои бумаги и, указывая на человека, сидевшего в глубине ее вагона, сказала: «Это мой слуга, Иван, вот его паспорт».
Поезд двинулся дальше.
Всю ночь провели они наедине, вдвоем, и ни один из них не промолвил ни слова. Утром, когда поезд остановился на какой-то немецкой станции, незнакомец вышел и, стоя у двери вагона, произнес: «Простите, сударыня, что я нарушаю ваше условие, но я лишил вас слуги, а потому обязан его заменить. Не нужно ли вам что-либо?»
Она холодно попросила прислать ей горничную. Он исполнил это, а затем исчез. Когда она выходила на какой-нибудь станции в буфет, то видела, что он издали следил за ней. Таким образом прибыли они в Ментону.
Доктор на минутку умолк, потом опять начал.
Однажды, во время приема пациентов, ко мне в кабинет зашел высокий господин и сказал: «Доктор, я пришел к вам узнать, как здоровье графини Марии Барановой. Я друг ее мужа, хотя она меня не знает».
Я ответил, что положение ее безнадежно, и она, к сожалению, домой уже не вернется. Молодой человек зарыдал, встал и вышел, шатаясь, как пьяный.
В тот же вечер я предупредил графиню, что какой-то незнакомец осведомлялся о ее здоровье. Она казалась тронутой и рассказала мне историю, которую я вам теперь передаю.
– Человек этот, который мне совсем незнаком, – прибавила графиня, – следует теперь за мной, как тень; я его встречаю каждый раз, когда выхожу из дома; он странно смотрит на меня, но никогда со мной не разговаривает. Вот и теперь я ручаюсь, что он находится под моими окнами.
Она встала со своей кушетки, подошла к окну, подняла занавес, и оказалось, действительно, на скамейке, напротив ее квартиры, сидел молодой человек, который приходил утром ко мне.
Заметив нас он встал и удалился, не взглянув даже ни разу в нашу сторону. Таким образом пришлось мне наблюдать вещь удивительную и печальную – безмолвную любовь двух людей, совершенно не знавших друг друга.
Обязанный ей своим спасением, он полюбил ее и был предан ей до самой смерти. Ежедневно приходил он ко мне осведомляться, как она поживает, и горько плакал, замечая, что она с каждым днем становится все слабее и бледнее.
Она же мне сказала: «Я только раз говорила с этим странным человеком, а между тем, мне кажется, что я знаю его уже лет двадцать».
Когда они встречались, она отвечала на его поклон с серьезной очаровательной улыбкой. Совершенно одинокая, понимая, что конец ее близок, она была счастлива, чувствуя, что любима с таким постоянством и уважением, так поэтично и с такой готовой на все преданностью. Однако, верная своему экзальтированному упрямству, она ни за что не соглашалась принимать его, узнать его имя или поговорить с ним. «Это испортит нашу странную дружбу, – говорила она. – Нам следует остаться чужими друг для друга».
Он же, по всей вероятности, был в свою очередь каким-то Дон-Кихотом и не делал никакой попытки к сближению, он хотел до конца исполнить данное им в вагоне нелепое обещание никогда с ней не разговаривать.
Часто, когда слабость заставляла ее целые часы проводить лежа на кушетке, она изредка вставала и подходила к окну посмотреть, здесь ли он. А увидев, что он сидит неподвижно всегда на одной и той же скамейке, напротив ее окна, она ложилась обратно со счастливой улыбкой на губах.
Наконец, однажды, в десять часов утра, она скончалась. Когда я выходил из гостиницы, он подошел ко мне страшно взволнованный. Он знал уже о печальном событии.
– Я хотел бы видеть ее хоть на одну минутку, – прошептал он.
Я взял его за руку и вернулся с ним в дом. Очутившись у постели, на которой лежала покойница, он схватил ее руку, поцеловал и убежал, как умалишённый.
– Вот, – прибавил доктор, помолчав немного, – самое удивительное дорожное приключение, какое мне известно. Надо признать, что бывают иногда очень странные, ненормальные люди. Одна из находившихся в вагоне дам пробормотала вполголоса:
– Эти двое
