Девушка с корабля [litres] - Пэлем Грэнвилл Вудхауз
Может-быть, некоторые люди, сделав подобное открытие, усмотрели бы в нем перст провидения, пожелавшего вмешаться в их дела, чтобы спасти их от гибели. Мы должны сказать, что подобная мысль ни на один момент не закралась в голову Самюэля Марлоу. Наоборот, он решил, что составил себе ложное представление о Вильгельмине Беннетт. Он чувствовал, что во всем виноват Юстес. Если эта девушка задела и оскорбила самые высокие чувства Юстеса, то нужно предположить, что мотивы, которыми она руководилась, были в высшей степени благородными и достойными всяческой похвалы мотивами.
Ведь так-то говоря… бедняга Юстес… парень он безусловно хороший во многих отношениях… Но, если смотреть в корень, то что же представляет собою Юстес и какое имеет он право предъявлять требования на монополизацию нежных чувств этой восхитительной и очаровательной девушки? Он горько жаловался на то, что она отказала ему, но какое право имел он хотя бы надеяться, что она выйдет за него замуж? Конечно Юстес, со своей точки зрения, считал девушку бессердечной. Однако, по мнению Марлоу она проявила в этом случае массу благоразумия. Сделав ошибку и поняв это в самый последний момент, она не испугалась и нашла в себе достаточно мужества, чтобы исправить ее. Конечно, ему было жаль Юстеса, но вместе с тем он не мог допустить мысли, чтобы Вильгельмина Беннетт, друзья звали ее Билли, не играла благороднейшей роли в этой истории. Именно в таких женщинах, как Вильгельмина Беннетт, – для друзей Билли, – и заключается вся прелесть жизни.
Друзья звали ее Билли! Он не порицал их за это. Имя было очаровательное и шло ей как нельзя лучше. Он решил попрактиковаться: «Билли… Билли Билли». Слово очень легко сходит с языка. «Билли Беннетт». Очень музыкально. «Билли Марлоу». Еще лучше. «Мы заметили среди присутствующих очаровательную миссис Билли Марлоу»..
Его охватило неудержимое желание поговорить с кем-нибудь о девушке. Разумеется, это легче всего было сделать с Юстесом. Если Юстес еще не потерял дара речи, – а качка в этот момент почти совершенно прекратилась, – то он, наверное, с наслаждением углубится в беседу о своей разбитой жизни. Кроме того, у Сэма была еще другая причина желать общества Юстеса: в качестве человека, чуть было не женившегося на этой превосходной девушке, Юстес казался Сэму чем-то вроде национальной достопримечательности. Он превратился для него в своего рода святыню. Чело его было как бы окружено сиянием. Сэм с благоговейным трепетом вошел в каюту, охваченный приблизительно таким же чувством, какое испытывал мальчик, в первый раз переступивший порог музея.
Достопримечательность лежала да спине, уставившись в потолок. Юстес лежал совершенно неподвижно, заставляя себя думать об одних лишь сухопутных предметах. Только таким способом ему удавалось сгонять с лица зеленоватый оттенок. Но было бы слишком смело утверждать, что он хорошо себя чувствовал. Сэма он встретил со спокойной суровостью.
– Сядь, – проговорил он, – нe раскачивайся на ногах, потому что мне от этого делается дурно.
– Что ты? Мы еще не вышли из гавани. Неужели у тебя уже началась морская болезнь?
– Я ничего не утверждаю. Когда мне удается не думать об этом… за последние десять минут я достиг недурных результатов, упорно сосредоточиваясь на Сахаре. Вот это местечко, – с восторгом прибавил Юстес. – Это ландшафтик! На целые мили ничего, кроме песку, ни одной капли воды!
Сэм присел на диванчик.
– Ты совершенно прав. В таких случаях самое важное сосредоточиться на посторонних предметах. Почему бы тебе не рассказать мне, например, еще чего-нибудь о твоей несчастной любви к этой девушке Билли Беннетт, так, кажется, ты назвал ее?
– Вильгельмина Беннетт. Откуда тебе пришло в голову, что ее зовут Билли?
– Я заметил, что девушек, которых зовут Вильгельминами, друзья называют иногда
Билли.
– Я никогда не звал ее иначе, как Вильгельмина. Но об этом я совершенно не в состоянии говорить теперь. Вспоминать о ней для меня настоящая пытка.
– Это именно тебе и нужно. Поступай, так сказать, по принципу анти возбуждения. Попробуй заставить себя, и ты немедленно забудешь, что находишься на судне.
– До известной степени ты, пожалуй, прав, согласился Юстес. – С твоей стороны очень мило сочувствовать мне.
– Дорогой мой… Для тебя я готов на все…Где ты впервые встретился с нею?
– За обедом… – Юстес вдруг запнулся. У него была хорошая память, и теперь ему вспомнилась рыба, которую подавали за этим обедом, – разваренная рыба, имевшая какой-то истомный вид и полузатонувшая в густом белом соусе.
– Что тебя поразило в ней прежде всего? Наверное, ее красивые волосы?
– Откуда ты знаешь, что у нее красивые волосы?
– Дорогой мой, я просто уверен, что у девушки, в которую ты можешь влюбиться, непременно должны быть красивые волосы.
– Ты совершенно прав. Волосы y нее действительно замечательные – с красноватым отливом…
– Подобно осенним листьям на солнце, – с экстатическим восторгом добавил Марлоу.
– Как странно, – воскликнул Хайнетт: – ты удивительно метко выразился! Глаза y нее темно-синие.
– Или, вернее, зеленоватые.
– Синие, говорю я!
– Зеленоватые! Некоторый оттенок зеленого легко принять иногда за синий.
– Какого черта можешь ты знать о цвете ее глаз? – разгорячившись, вскричал Юстес. Кто из нас будет рассказывать о ней, ты или я?
– Дорогой друг, не выходи из себя. Разве ты не понимаешь, что я пытаюсь, так сказать, сконструировать эту девушку в своем воображении, воссоздать ее? Конечно, я отнюдь не подвергаю сомнению твоих специальных сведений по этому вопросу, но обыкновенно рыжим присущи зеленые глаза, и бывают разные оттенки зеленого. Существует, например, ярко-зеленый цвет, как трава на лужайке, мутно-зеленый, как неотшлифованный изумруд, и желтовато-зеленый, как, например, твое лицо в данную минуту.
– Оставь, пожалуйста, в покое мой цвет лица. Вот ты заговорил о нем и напомнил мне то, что я начинал уже забывать.
– Виноват! Очень глупо с моей стороны. Выкинь это из головы. Так о чем мы говорили? Ах, да об этой девушке! Мне всегда казалось, что гораздо легче составить себе представление о физическом облике человека, когда знаешь что-нибудь об его вкусах… Чем она интересуется; например, какие
