Вадим Белоцерковский - ПУТЕШЕСТВИЕ В БУДУЩЕЕ И ОБРАТНО
Это прекрасный пример того, как мало значит идеология и как много — структура. РС, будучи формально частной, фактически является государственной организацией: финансируется Конгрессом из бюджета и не участвует ни в какой конкуренции с другими радиостанциями. В мое время почти не было и обратной связи с потребителями, которые находились за «железным занавесом». В итоге на РС господствовала типичная для госслужбы атмосфера незаинтересованности руководства и большинства сотрудников в качестве продукции, в эффективности радиостанции, в подборе квалифицированных кадров. Почти не было творческого обсуждения передач и обучения новых сотрудников, помощи опытных — новичкам. И было много интриганства, подсиживания, подхалимажа перед начальством.
К этому надо добавить, что творческий коллектив «Свободы» долгое время формировался из непрофессионалов. В старой, военной эмиграции журналистов не было, и в новой они появлялись не часто. И еще важно, что среди пишущих сотрудников станции было очень мало политэмигрантов. Два-три человека, включая автора этих строк. И как профессиональные журналисты, так и политэмигранты вызывали враждебное к себе отношение со стороны большей части сотрудников, многие из которых к тому же принадлежали к НТС и РНО («Русское национальное объединение»).
Между прочим, парадоксальным образом среди «экономических» эмигрантов, т.е. выезжавших в эмиграцию ради лучшей жизни, было немало скрытых совпатриотов. Эти люди, поняв, что на Западе можно говорить что угодно, открыто превозносили советских вождей, советскую политику и поносили диссидентов и Запад. Выступая в течение многих лет у микрофонов «Свободы» с критикой советского режима и прославлением западных «демократических ценностей», они нисколько не страдали от своей раздвоенности и необходимости говорить в микрофон не то, что думали. При этом они всячески заискивали перед старыми эмигрантами – «антикоммунистами» из НТС РОН. Понять таких людей я, честно говоря, не в состоянии.
Обрисую организационную структуру Радио «Свобода». В 1974 году, когда я пришел на станцию, она функционировала как отдельная организация. Примерно через год-два в целях экономии ее объединили с Радио «Свободная Европа» (РСЕ). И после этого иерархия руководства стала выглядеть следующим образом.
Высший руководящий орган — Совет международного радиовещания (BIB). Он состоит из десяти человек: шесть — из партии президента, четыре — от оппозиции. Этот Совет возглавляет председатель, назначаемый лично президентом США. Штаб-квартира Совета в Вашингтоне. Председатель Совета назначает президента обеих радиостанций (его офис уже в Мюнхене), который подбирает себе вице-президента и назначает директоров РС и РСЕ. РС состоит из редакций, вещающих на союзные республики СССР (сейчас — на государства СНГ). РСЕ — из редакций, вещающих на страны соцлагеря, исключая Югославию, которая во времена Тито была в особой дружбе с США. «Свобода» до Рейгана имела 15 редакций, включая редакции прибалтийских республик, а в его время эти три редакции были демонстративно переведены в «Свободную Европу», чтобы подчеркнуть, что США не признают присоединения этих республик к Советскому Союзу. Директорами национальных редакций до перестроечных времен были американцы, а главными редакторами — эмигранты.
Структура, как видим, очень громоздкая, бюрократическая. В Мюнхене аппарат руководства занимал примерно половину здания, а в остальной половине размещались все редакции РС и РСЕ! Зарплаты высших чиновников вместе с квартирными деньгами и оплатой половины стоимости страхования (пенсионного, медицинского, от безработицы) почти равнялись зарплате сенаторов!
За время работы на «Свободе» я повидал множество американских чиновников из самых разных слоев общества — бывших конгрессменов и дипломатов, отставных военных, журналистов, научных работников, — и все они были схожи в беспрекословном подчинении вышестоящему начальству. Какие бы решения оно ни принимало — умные или несправедливые, глупые или жестокие, — все чиновники исполняли эти решения безукоснительно. Среди них у меня были хорошие приятели, но когда их шефы выступали против меня, они безо всяких маневров и экивоков с усердием выполняли их волю. В советских редакциях, в которых я работал, среди начальства не было подобной монолитности. Почти везде в руководстве находились два-три человека, отличавшиеся некоторой оппозиционностью к высшему начальству, а то и к строю, которые пытались тебе как-то помочь, если ты оказывался объектом гонений.
На эту тему у меня однажды состоялся откровенный разговор с Джоном Лодизиным. Я сказал ему, что, на мой взгляд, американское чиновничество представляет собой сообщество, готовое к тоталитаризму. Стоит наверху появиться «вождю», «фюреру», и у него в руках окажется отлаженный механизм для диктатуры. Да, согласился Лодизин, ты прав отчасти, но вот только «фюрера»-то у нас никогда не было и не будет! Потому что кроме чиновничества у нас есть много других слоев, столь же боевых, столь же сплоченных и совершенно не зависимых от власти, от государства. И они берегут эту свою независимость и никогда не допустят тоталитаризации государства. Лодизин привел мне в пример историю с отстранением президента Никсона и сенатора Маккарти.
Но продолжу тему. Американских чиновников отличает также большая жесткость, переходящая порой в жестокость. Тот же Лодизин как-то познакомил меня с жаргоном американских чиновников, и оказалось, что он был близок к жаргону американских гангстеров! И когда меня однажды очень достали станционные начальнички, я даже сочинил «шуточку»: «Поскреби американского чиновника, найдешь гангстера!».
Авторитарность многих американских чиновников очень интересно объяснил мне один высокопоставленный американский журналист. Америка лишь в 60-х годах XIX века (тогда же, когда и Россия!) избавилась от рабства в южных штатах. Срок относительно небольшой, чтобы изжить рабовладельческие традиции и психологию. И сейчас южане, бывшие рабовладельцы, лучше всего чувствуют себя на государственной службе и в армии и привносят туда авторитарную традицию. А демократическая традиция идет с Севера, и ее приверженцы находят себе место, как правило, в науке, бизнесе, массмедиа и т. д. Концепция эта представляется мне весьма убедительной. Большинство менеджеров на РСЕ/РС рекрутировалось из государственных чиновников или военных.
Но должен отметить, что откуда бы ни происходили чиновники, возглавлявшие радиостанцию, они в нескольких существенных пунктах решительно отличались от своих российско-советских коллег. Как правило, они не лгали, не воровали, не пьянствовали и были приучены к плюрализму, что для меня было важнее всего. Отсутствие цензуры, возможность говорить все, что я считал нужным, в значительной мере примиряло меня со многими негативными сторонами обстановки на «Свободе».
Кроме того, американские чиновники были приучены и к современным методам руководства: оставляли большую свободу действий для подчиненных, не лезли во все дыры. Была в этом, правда, и своя негативная сторона. Представители старой, «черно-коричневой» эмиграции, достигая редакторских постов, использовали эту свободу для засорения эфира соответствующей продукцией.
И это не мешало им и их союзникам из новой эмиграции постоянно кричать о засилье цензуры на РС! Но никакой цензуры, конечно, не было. Существовало лишь «Политическое руководство», в котором содержались совершенно разумные требования к работникам станции: не заниматься подстрекательством к вооруженной борьбе с советскими властями, не разжигать национальной, расовой или религиозной ненависти, не оскорблять руководителей любых стран, не вмешиваться во внутренние дела государств, на территории которых работают РСЕ/РС, и не передавать информацию, не подтвержденную по крайней мере двумя заслуживающими доверия источниками. И все! И пока американцы стояли во главе редакции, я никогда не сталкивался ни с цензурой, ни с указаниями, что и как мне надо передавать. Цензура появилась лишь во времена Горбачева—Ельцина, когда все руководство русской службой было передано российским эмигрантам. После прекращения холодной войны американцы, видимо, посчитали, что русскую редакцию можно отдать в руки эмигрантов, которые лучше-де разбираются в российских делах.
Эмигрантские руководители в нашей редакции в соответствии со своей советской природой стали, конечно, усердствовать в проведении линии «партии и правительства», то бишь Белого дома, стали резать или совсем не допускать к передаче материалы с критикой политики Горбачева и особенно — Ельцина. Думаю, что если бы директорами русской редакции оставались американцы, цензуры не было бы или она была бы мягче. В США политику поддержки Ельцина критиковали и в Конгрессе, и в массмедиа, с какой стати американские менеджеры начали бы зажимать такую критику на «Свободе»? Она только вызывала бы доверие к радиостанции. Но бывшие российские люди этого не понимали, а если и понимали умом, то душа все равно требовала усердие выказать!
