Айрис Мердок - Море, море
Я шагнул в переднюю. Запах роз, которые и здесь стояли в нескольких вазах, мешался с затхлым духом дома, приторным и чуть тошнотворным, как в комнате у дряхлой старухи.
Хартли сказала собаке: «Тихо», но та стихла, когда сама сочла нужным, а тогда стала обнюхивать меня и вилять хвостом. Бен крикнул из гостиной:
– Заходите!
Я вошел. За широким окном отлого спускался луг, а дальше поднималось синее море, терявшееся в знойной дымке, и никогда еще красивый вид не выглядел столь зловеще. Обе флейты лежали на широком белом подоконнике рядом с биноклем.
– Садись, пожалуйста,- сказала Хартли. Я заметил, что она прифрантилась. Волосы завиты и аккуратно уложены, на ней строгий темно-синий сарафан и полосатая синяя с белым блузка. Выглядит как будто моложе, здоровее. – Где хочешь сидеть, здесь или здесь?
Я опустился в низкое кресло с деревянными подлокотниками, предпочтя его тому тесному мягкому креслу, в которое с трудом вдавился когда-то. На круглом столике и рядом на подносе все было приготовлено для грандиозного чаепития – хлеб и масло, домашние лепешки, варенье, какие-то сандвичи и торт с глазурью.
– Пойду заварю чай, – сказала Хартли и исчезла в кухне, оставив меня наедине с Беном.
Бен, не садясь, вступил в разговор с собакой:
– Чаффи (так ее, очевидно, звали), Чаффи, ко мне. Сидеть. – Чаффи сел, после чего уселся и Бен, но тут вернулась Хартли с чайником, и Чаффи опять вскочил.
– Пусть чуток настоится, – сказал Бен. Хартли потрясла чайник:
– Уже настоялся. – И обратилась ко мне: – С молоком? С сахаром?
– Спасибо, и с тем и с другим.
– Молоко можно сразу? Сандвич хочешь? Или чего-нибудь с вареньем? Торт домашнего приготовления, но приготовлен, увы, не в этом доме. – И стала разливать чай.
– Сандвич, да, спасибо. Вид от вас замечательный. -Последнее я добавил чисто автоматически. От волнения я почти не сознавал, что говорю.
– Да, вид что надо, – сказал Бен. Он повторил: – Вид что надо. – И опять заговорил с Чаффи: – Сидеть! Вот так, молодец. – И дал ему половину сандвича.
– Балуешь ты его, – сказала Хартли.
– Это та самая собака, с фермы Аморн? – спросил я все так же автоматически. Потом спохватился: а может быть, считается, что я ничего про это не знаю? – потом подумал, не все ли равно.
– Да, они их разводят, – сказал Бен. – Хорошая порода, валлийские колли. Этот-то оказался неспособным, не научился стеречь овец. Что, Чаффи, не захотел тратить драгоценное время на безмозглых овец, верно я говорю?
Чаффи опять вскочил и завилял хвостом.
Я поставил чемодан на пол рядом с собой, а на него положил пакет с косметикой Хартли и своими лезвиями. Теперь я отставил чашку, открыл чемодан, убрал в него пакет и закрыл чемодан. Я боялся, что Бен как-нибудь разглядит или угадает, что в пакете. Бен и Хартли следили за моими движениями.
– Интересно было встретить вашего брата, военного, -сказал Бен.
Едва ли Хартли когда-нибудь рассказывала ему о моей • родне. У чудовищ родни не бывает.
– Он мой двоюродный брат.
– Ах да, двоюродный. В каких частях служит?
– Полк королевских стрелков.
– Знаю, Зеленые куртки.
– Да, Зеленые куртки.
– Он все гостит у вас?
– Нет, уехал в Лондон.
– Зря я не стал кадровым военным, – сказал Бен.
– В мирное время было бы, наверно, скучновато, – возразила Хартли.
– Зря, – повторил Бен.
– В армии человека узнаешь как облупленного. Все время среди людей. А впрочем, и дома неплохо.
– Очень даже неплохо.
– Как ваш дом?
– Крыша протекла.
– Да, дождь был знатный.
– Скушай еще сандвич, – сказала Хартли. – Ах, ты и первый не съел.
Я схватил сандвич и так сжал, что огуречный сок брызнул на пол. Я стал запихивать сандвич в карман. Сказал:
– Это такое горе, такое горе, мне так жаль…
– Титуса, – сказал Бен. – Да, нам тоже. – И после паузы добавил: – Чего только не бывает.
– Это настоящая трагедия, – сказала Хартли, будто давала научное определение.
Я продолжал что-то говорить. Мне нужно было всех нас втянуть в общий поток скорби, нужно было остановить эту ужасную машину пристойной, неискренней вежливости, но я не мог найти подходящих слов.
– Мне все кажется, что это я виноват… я не могу… я никогда не…
– Вовсе ты не виноват, – сказала Хартли.
– Вы-то, безусловно, не виноваты, – сказал Бен рассудительно. – Скорее уж это он виноват.
– Я не вынесу этого. Я не могу в это поверить, я…
– Мы должны и поверить в это, и вынести, – сказала Хартли. – Это случилось. Словами тут не поможешь.
– Да, словами тут не поможешь, – сказал Бен. – Это как на войне. Что-то случилось, а ты продолжаешь делать свое дело. Потому что нужно. Так я говорю?
Хартли сидела, сложив руки на коленях. На меня она не смотрела. Она неловко поеживалась и приглаживала свою аккуратную прическу. Губы она не подмазала, на загорелом лице не было и признака косметики. В вырезе полосатой блузки видны были загорелая шея и ключицы. Такой гладкой, чистенькой и ухоженной я еще не видел ее со времени нашей новой встречи.
И Бен тоже, как я отметил, излучал комфорт и довольство. На нем были чистая рубашка в широкую полоску и галстук в тон. Свободная коричневая летняя куртка, брюки тоже коричневые, но посветлее, и белые, на вид новехонькие парусиновые туфли. Обтянутый рубашкой живот самодовольно выдавался вперед повыше кожаного ремня. Короткие волосы приглажены, щеки свежевыбриты. А на лице странное выражение какой-то спокойной отчужденности. Глаза прикрыты, короткая верхняя губа как-то брезгливо втянута. Он тоже не смотрел на меня. Он уже успел съесть несколько сандвичей.
– Наверно, так, – ответил я на его вопрос.
– Я тебе дам салфетку, – сказала Хартли. – У тебя все руки липкие. – Она достала из ящика бумажную салфетку и протянула мне.
– Зимовать будете здесь? – спросил Бен. Разговор о Титусе они, видно, считали законченным. Я не осуждал их. К чему им открываться мне в своих
чувствах? Им нужно оправиться от этой утраты по-своему. Они довольны, что тема эта была нами затронута и теперь ее можно оставить. Возможно, для этого меня и пригласили.
– Да, я здесь живу постоянно.
– Я думал, может, поедете во Францию, либо на Мадейру, либо куда там еще богачи на зиму ездят.
– Нет, не собираюсь. К тому же я не богач.
– А тут зимой дьявольски холодно.
– Ты погляди, погляди, как он сидит! – сказала Хартли, указывая на Чаффи. Тот теперь сидел, аккуратно подобрав под себя передние лапы, а задние вытянув во всю длину. Он поднял голову, очень довольный собой.
– Смешная ты собака, а? – сказал Бен, и Чаффи вильнул хвостом в знак согласия.
– Собаку не думаешь завести? – спросила Хартли.
– Нет, едва ли.
– Кошатник? – спросил Бен.
– Как вы сказали?
– Кошатник?
– А-а, э-э… нет.
– Морока с этим карантином, – сказал Бен. – Шесть месяцев, это надо же.
– С карантином?
– Ну да, мы уезжаем в Австралию. Хватит с нас английских зим. Мы, когда взяли Чаффи, не знали, что это так долго, а теперь уж тебя не бросишь, верно, псина?
– В Австралию? То есть как, насовсем? -Да.
Я посмотрел на Хартли. Ответом мне были взгляд широко раскрытых лиловых глаз и едва заметная улыбка. Потом она встала и понесла чайник на кухню.
– В Австралию?
– Ну да, ума не приложу, почему все туда не уезжают. Климат прекрасный, еда дешевле, жилье дешевле. Черт, стать бы опять молодым, я бы нашел чем там заняться.
– Пенсию Бен может получать и в Австралии, – сказала Хартли, возвращаясь с чайником.
– Вы там бывали? – спросил Бен.
– Да, несколько раз. Страна замечательная.
– Сиднейский порт, сиднейский оперный театр, дешевое вино, кенгуру, медведи коала и все прочее, просто не дождусь.
– И когда же вы уезжаете? – спросил я, глядя на Хартли, наливавшую Бену чай.
– О, еще не скоро, недель через пять-шесть. Еще много всяких дел, и сестру хочу повидать. Думаем-то мы об этом давно, но теперь, когда малого нет, это проще.
– Но… вы, значит, все время это обсуждали? – Я постарался поймать взгляд Хартли. – Ведь отъезд в Австралию требует длительной подготовки, я и не знал, что у вас такие планы. Как же ты мне не сказала? – Это я спросил лично у Хартли.
– А мне самой не верилось, – отвечала она со слабой улыбкой. – Казалось, это сон.
– Поверишь, когда увидишь оперный театр, – сказал Бен. – Как он улыбается, словно огромная раковина на синей воде.
Если они уезжают через пять-шесть недель, этот план не мог возникнуть после того, как я в последний раз виделся с Хартли. Почему она мне не сказала? Как она могла мне не сказать? Потом я подумал, может, она и правда не верила, что это сбудется. Ну, а если она склонялась к мысли сбежать со мной, так и подавно не сказала бы. Я не сводил с нее глаз, но она после той слабой улыбки уже не смотрела в мою сторону.
Она обратилась к Бену:
– Ты как думаешь, Чаффи нас узнает после такого долгого карантина?
