Артур Хейли - На высотах твоих
Но поймут ли это другие?
Некоторые поймут. Многие доверятся ему, как и прежде. Других убедят его доводы, а кое-кого и просто страх. Значительная часть населения по своему образу мыслей была уже американской, для них союзный акт покажется логичным и верным шагом.
Но будет также и оппозиция, и ожесточенная борьба. Собственно, борьба уже началась.
Сегодня рано утром он побеседовал по отдельности с каждым из восьми несогласных в кабинете, поддерживавших Адриана Несбитсона. Силой своего убеждения и личного обаяния ему удалось перетянуть на свою сторону троих, но пятеро остались непреклонными. Они собирались подать в отставку вместе с генералом Несбитсоном и в качестве независимой оппозиционной группы выступить против союзного акта. Вне всяких сомнений, как минимум несколько депутатов поддержат их и образуют в палате свою фракцию.
Это был серьезный удар, хотя и не совсем неожиданный. У него было бы больше уверенности, что он перенесет его, если бы за последние недели популярность правительства не упала столь заметно. Если бы не этот инцидент с судовым зайцем… Чтобы не распалять и без того сжигавший его изнутри гнев, Хауден решительно выбросил эти мысли из головы. Только сейчас он заметил, что Харви Уоррендер в палате еще не появился. Отсутствовал и лидер оппозиции Бонар Дейтц.
Кто-то тронул его за плечо. Обернувшись, он увидел копну иссиня-черных кудрей и воинственно щетинившиеся усы Люсьена Перро. С небрежной элегантностью — во всем ему свойственной — Перро поклонился спикеру и опустился на пустовавшее место Стюарта Коустона, на минутку вышедшего из зала.
Перро склонился к Джеймсу Хаудену и прошептал:
— Слышал, нам предстоит драчка.
— Боюсь, что так, — шепнул в ответ Хауден. И с искренней теплотой добавил:
— Не могу выразить словами, как много значит для меня ваша поддержка.
Перро в своей обычной галльской манере пожал плечами, в глазах у него заплясали веселые искорки.
— Будем стоять плечом к плечу, и уж если рухнем, то наделаем шуму. — Все еще улыбаясь, Перро пересел на свое место.
Посыльный положил на стол перед премьер-министром запечатанный конверт. Надорвав плотную бумагу, премьер-министр достал вложенный лист и узнал почерк Милли Фридмэн. “Президент готовится отбыть из Белого дома в Капитолий”.[79] Находясь в офисе премьер-министра в минуте-другой ходьбы от палаты общин, Милли поддерживала беспрерывную связь с Вашингтоном. На случай, если в последний момент всплывут непредвиденные обстоятельства. Пока таковых не возникало.
На противоположной стороне зала палаты показался лидер оппозиции Бонар Дейтц. Хаудену бросилось в глаза, что сегодня он выглядит еще бледнее и озабоченнее, чем обычно. Бонар Дейтц прошел прямо к своему месту и щелкнул пальцами, подзывая посыльного. Быстро нацарапал записку и сложил ее в несколько раз. К немалому удивлению Хаудена, записка была вручена ему самому. В ней говорилось: “Крайне необходимо срочно обсудить личный вопрос, касающийся вас и Харви Уоррендера. Прошу немедленно повидать меня в комнате 16 — Б. Д.”.
Встревоженный и растерянный, Хауден поднял глаза. Но лидера оппозиции в зале уже не было.
Глава 2
В тот самый момент, когда Бонар Дейтц входил в палату общин, Брайан Ричардсон ворвался в приемную офиса премьер-министра. Милли Фридмэн при виде его искаженного угрюмой гримасой лица сразу насторожилась. В руке партийный организатор сжимал сорванную с телетайпа телеграмму. Не тратя времени на объяснения, Ричардсон коротко распорядился:
— Где бы шеф ни был, он мне нужен — срочно! Милли показала на прижатую к уху телефонную трубку и одними губами беззвучно выговорила одно слово:
“Вашингтон”. Глаза ее метнулись к настенным часам.
— Время еще есть, — нетерпеливо бросил Ричардсон. — Если он в палате, вызовите. — С этими словами он бросил на стол обрывок телетайпной ленты.
— Ванкувер. Сейчас это важнее всего. Милли быстро пробежала глазами телеграмму и, бросив трубку на стол, торопливо набросала записку. Сложив ее вместе с телеграммой, она запечатала их в конверт и нажала кнопку. Почти тут же раздался стук в дверь, и вошел посыльный.
— Пожалуйста, отнесите и сразу назад. Когда посыльный вышел, она снова поднесла телефонную трубку к уху и послушала.
Спустя мгновение Милли, прикрыв микрофон ладонью, спросила:
— Но ведь это ужасно — ну, как все в суде кончилось, правда?
Ричардсон с нескрываемой горечью в голосе ответил:
— Если и есть другой способ выставить правительство одновременно тупым, злобным и бездарным, то мне он на ум не приходит.
— И что можно сделать? Вообще-то предпринять что-нибудь можно?
— Если повезет и если шеф согласится с тем, что я предложу, мы можем спасти процента два из того, что потеряли. — Ричардсон рухнул в кресло. Добавил мрачно:
— В нынешней ситуации и за два процента стоит побороться.
— Да, — сказала Милли в телефонную трубку. — Поняла.
Свободной рукой она сделала запись. Вновь прикрыв микрофон, сообщила Ричардсону:
— Президент отбыл из Белого дома и направляется в Капитолий.
Брайан язвительно усмехнулся:
— Ура ему! Надеюсь, он найдет дорогу.
Милли отметила время — три тридцать.
Брайан Ричардсон встал и подошел к ней вплотную.
— Милли! Да пошло оно все к черту. Давай поженимся. — Он помолчал, прежде чем сообщить:
— Я начал бракоразводную процедуру. Элоиза всячески помогает.
— О Брайан! — Глаза Милли вдруг наполнились слезами. — Ну и подходящее же ты время выбрал.
— Времени у нас вообще нет. А подходящего никогда и не бывает, — грубовато ответил он. — Надо пользоваться тем, что у нас есть.
— Хотела бы я быть такой же уверенной, — призналась Милли. — Я думала об этом. Столько думала!
— Послушай, — с упрямой настойчивостью обратился к ней Ричардсон, — будет война — все так говорят. Все может случиться. Так давай хотя бы возьмем от жизни то, что нам еще осталось.
— Если бы все было так просто, — вздохнула Милли.
— Все от нас зависит, — с вызовом в голосе бросил он. — Захотим — и будет просто.
— Брайан, дорогой, — огорченно ответила Милли. — Я не знаю. Честно, просто не знаю.
“А может, знаешь? — спросила она себя. — Слишком многого хочешь: независимости и замужества одновременно. И ни от чего не отказываться”. Но такое недостижимо, Милли это понимала. Может быть, как раз независимой она была слишком долго.
Ричардсон неловко проговорил:
— Я люблю тебя, Милли. Я уже тебе говорил, и с тех пор ничего не изменилось.
Он страдал, что не может выразить всю глубину своих чувств. Но есть вещи, для которых слова найти невозможно.
Милли взмолилась:
— Давай пока все оставим, как есть.
“Пока. Вот так всегда, — подумал он. — Всегда так было и так всегда будет. Пока — и рано или поздно один из нас решит, что срок истек”.
— Давай, — согласился он.
Его охватило чувство утраты, ощущение, что он потерял нечто такое, чем никогда не обладал.
Глава 3
В комнате 16, примыкающей к кабинету спикера, премьер-министр встретил дожидавшегося его Бонара Дейтца. Сейчас они были одни в этом просторном роскошном рабочем кабинете, которым обычно пользовались все партии.
— Спасибо, что сразу пришли, — приветствовал его Бонар Дейтц.
— Что вы хотели сказать мне о Харви Уоррендере? — все еще теряясь в догадках, нетерпеливо спросил Джеймс Хауден.
Дейтц уклончиво ответил вопросом на вопрос:
— Вам ведь известно, что мы с ним соседи?
— Да. — Хауден знал о том, что особняки Уоррендеров и Дейтцев в Роклиффе находились друг против друга через дорогу.
— Сегодня утром жена Харви попросила меня зайти к ним, — сообщил ему лидер оппозиции. — Она очень дружна с моей женой.
— Дальше, — поторопил его Хауден. Бонар Дейтц явно колебался, лицо его выражало тревогу. Наконец он с трудом проговорил:
— Харви заперся у себя в кабинете и отказался выходить. Когда мы позвали его через дверь, пригрозил покончить с собой.
— Неужели… — вымолвил потрясенный Хауден.
— Нет, — Дейтц покачал головой. — Те, кто открыто грозит самоубийством, как правило, на него не решаются. Во всяком случае, мне так говорили.
— Тогда что же…
— Мы все-таки прорвались в кабинет. У Уоррендеров есть слуга. Мы с ним взломали дверь.
Неторопливость Дейтца становилась невыносимой.
— И что? — резко, словно подстегивая собеседника, спросил Хауден.
— Это был какой-то кошмар. Харви обезумел. Впал в неистовство. Мы пытались его успокоить. Он выл, изо рта пена…
— Мне всегда казалось, что такие вещи из области выдумок… — произнес Хауден.
— О, нет. Поверьте мне. — Дейтц снял очки, с силой провел ладонью по лицу. — Не дай Бог еще раз увидеть что-либо подобное.
“Все, как в дурном сне”, — подумал Хауден и спросил:
— Что было дальше?
— Боже! — Дейтц зажмурил глаза, потом широко открыл их. С видимым усилием взял себя в руки. — К счастью, слуга у них — здоровенный парень. Он держал Харви. Мы привязали его к стулу. И все это время.., он рычал, пытался броситься на нас.., нес несусветный бред какой-то…
