Алексей Иванов - Ненастье
— Серый, он тебя закажет, — мрачно сказала Нелька о Щебетовском.
— Он чистоплюй.
— У него нет выхода. Или отступить от рынка, или грохнуть тебя.
С Нелькой Нырковой Серёга жил с марта 1997‑го. Даже странно было представить, что Нельке тогда исполнился двадцать один год — всего‑то! Серёга встретил Нельку, разумеется, в парикмахерской, но не в «Гантели», то есть не в престижном «Элеганте» (туда Серёга не ходил, чтобы не видеть Танюшу), а в простой, при Доме быта. Серёга сидел в кресле, тупо смотрел в зеркало на себя как в пустоту, а девчонка‑парикмахерша, щёлкая ножницами у его висков, делала какую‑то модельную стрижку. Серёге тогда было плевать, как он выглядит, но он по инерции держал форс.
— Ты точно такой же остался, — вдруг сказала парикмахерша. — А я, наверное, офигеть как изменилась, если ты совсем меня не узнаёшь.
Серёга с трудом переключился на реальность. Где он встречал эту девчонку? Мелкая, с пышным светлым хвостом, с широко расставленными наглыми глазами? Серёга вспомнил. Это же однокурсница Танюши из учаги, хулиганка, которая натравила своих дылдищ‑подруг избивать и грабить Танюшу. Серёга ещё организовал им у Чубалова катанье на лошадях…
— Извини, — спохватился Серёга. — Что‑то я сегодня того…
Вообще‑то Серёга был «того» уже два месяца, с выборов в «Юбиле».
— Пригласи меня куда‑нибудь, Лихолетов, — прямо сказала Нелька.
Раньше Серёга начал бы выпендриваться: заказал бы столик в кабаке, цветы, шампанское, какую‑нибудь экзотическую жратву, а сейчас он просто пошёл с Нелькой в обычную кафешку. Его успокаивала механическая жизнь общепита, механическое общение. Выбирать не из чего, думать не надо, с девчонкой — как будет, так и будет. А Нелька и не требовала никакого обхождения. После кафешки она без ломанья согласилась поехать к Серёге домой и легко легла к нему в постель. Но всё получилось хорошо, душевно.
Утром они проснулись рядом и закурили.
— А почему у тебя всё вот так? — Нелька повела сигаретой. — Квартира хорошая, бабки есть, а в хате — как блядушник дальнобоев на трассе.
— Ты бывала у дальнобоев в блядушниках?
— Без тебя я много чего узнала, Лихолетов.
— А я должен был как‑то руководить твоим образованием?
— Да, Лихолетов, — спокойно ответила Нелька. — Да, должен был. Но ты об этом, ясен хрен, не знал, а я‑то всегда знала.
Серёга удивился, что он кому‑то нужен, что о нём кто‑то думает. После чудовищного поражения на выборах командира Серёге казалось, что его все предали и продали; пренебрежение «коминтерновцев», былых товарищей, нестерпимо терзало Серёгино самолюбие. Как же так? Он столько сделал, и раньше все гордились знакомством с ним, и он сидел в тюрьме ради общего успеха, а они… Купились на прописку, сдались бабам, поверили хлыщу…
Что делать? Смириться — невозможно. Бороться — но как? И главное — за что? За «Коминтерн», откуда его выгнали, где ему сказали «Пошёл вон!»?
— Серый, свози меня на море, — вдруг попросила Нелька. — Никогда не была на море. И столько раз представляла, как там я с тобой.
В апреле Серёга и Нелька прилетели в Хургаду.
Серёга даже и не помнил толком, где находится Красное море, о Египте он судил даже не по урокам в школе, а по сигаретам «Кэмел»: на пачке — пески, пирамиды, верблюды. А в Хургаде обнаружился тропический рай.
Они жили в отеле рядом с пляжем; отель напоминал стопку бетонных плоскостей; Серёга и Нелька впервые увидели комнатный кондишн; формат «олл инклюзив» создавал ощущение, что всё бесплатно; возле длинных пирсов, далеко вынесенных в море, покачивали мачтами настоящие яхты.
— Если я поверю, что это не сон, то поверю, что для меня всё возможно, — с каким‑то страхом сказала Нелька, когда они с Серёгой с лоджии своего номера рассматривали берег, причалы и просторно выгнутый горизонт.
Тропики не совмещались с тёмным и заснеженным городом Батуевым.
Нелька не нашла в нём того, на что рассчитывала. На последнем курсе учаги она связалась с Пашкой; Пашка был мелким бандитом, «торпедой»; юная Нелька приняла его за крутого парня, который поднимается всё выше. Но у Пашки возрастала не крутизна, а тяжесть наркоты: через год он сел на герыч и после угаров по притонам заразил Нельку триппером. Наконец он вылетел из своей группировки, и Нелька от него сбежала. Что с ним стало, Нелька не интересовалась. Пашка превратился в животное и, видимо, сдох.
Вину за провал надежды Нелька возложила на Пашку, а не на себя (она ведь слишком умна и хороша для ошибки), и потому с Димочкиным вскоре повторила тот же самый опыт. Димочкин был мелким коммерсом, а Нелька приняла его за крутого бизнесмена, который богатеет и богатеет. Вскоре на Димочкина наехали, поставили его на счётчик, потом начали отжимать его ларьки, и он заложил Нелькину кооперативную «однушку» — наследство от покойной бабушки. Нельке стало понятно, что и Димочкин — не шанс.
Вместо роскошной жизни с тачками и фирменными тряпками Нелька работала парикмахершей — так же, как её тупые подруги или овца Куделина. Днём Нелька орала на клиентов, а вечерами ревела от злости. Даже не тачек ей хотелось, не тряпок, а настоящего мужчину — не пацана вроде Пашки, не дристуна вроде Димочкина. Чтобы он знал, как жить. Чтобы он был такой, как Лихолетов, который отвечал за всех, был добрый и ничего не боялся. И вдруг Нелька увидела Серёгу в своей парикмахерской… И вот уже Хургада.
А Серёгу здесь потряс дайвинг — будто полёт на другую планету. Серёга рассматривал коралловые рифы — в маске всё было как сквозь лупу, округло увеличено по краям: какие‑то доисторические каменные кактусы, волосатые мозги, ветвистые короны, дырявые мухоморы. Всюду ползали пятна мягкого света. В стереоскопическом объёме воды, как в аквариуме, над подводными растениями висела Нелька — она медленно и беспомощно вращалась, плавно размахивая руками. Под Нелькой нежно колыхались какие‑то зелёные и синие перья, лохматые кудри, петушиные хвосты, ленты, кисти, перепонки.
В извилинах и трещинах рифа сновали рыбы — рыбы‑цветы, рыбы‑бабочки, рыбы‑конфеты, рыбы‑игрушки, рыбы‑поцелуи, рыбы‑аппараты. Реяли какие‑то немыслимые существа — парусники, мушкетёры, вымпелы, фужеры, кометы. Пупырчатые морские коньки были похожи на саксофоны. Из пещерок торчали чьи‑то непристойные морды с негритянскими губами. Взмахивая ластами, Нелька бесстыже раздвигала бирюзовые ноги.
А потом это всё всплывало в памяти — то ли снилось, то ли мерещилось Серёге. На мелководье просвечивало песчаное дно, и море выглядело голубее густого и жаркого неба, и сквозь полуденный прищур чудилось, что небо — тоже море. Там в глубине, потаённо мерцая, двигались былинные чудовища: кольцами вились щупальца космических спрутов, раздувались купола медуз — каждый размером со стратосферу, зодиакально‑тихо летели по орбитам драконы, и в священный день равноденствия с наклонного диска эклиптики сползала пена, оставляя на латуни астрономические тела морских звёзд.
— Мы с тобой как потерпевшие кораблекрушение, — сказала Нелька.
Но мир на этом берегу оказался прекрасен.
Вокруг Хургады была гористая пустыня — того же хлебно‑сухарного цвета, что и горы Афгана, но эти верблюжьи горбы — не Гиндукуш, и томные волны тропика Рака не имели ничего общего с изуверскими ледопадами Нуристана. На взгляд Серёги, арабы были очень похожи на пуштунов, но теперь эти смуглые и красивые бабаи уже не собирались убивать русских; они приставали с услугами, всучивали всякую дрянь и выкруживали баксы. Это было понятно, это было по‑человечески. Хургада для Серёги стала завершённой афганской войной. Всё, ты свободен — живи как хочешь.
В самолёте, когда летели из Хургады в Москву, Серёга потихоньку опять начал думать о «Коминтерне». У моря он отвык от этих размышлений и сейчас как бы осторожно пробовал прежнюю тему своими обновлёнными мыслями, будто новыми инструментами. А Нелька в соседнем кресле вдруг скорчилась, согнулась и спрятала лицо в ладонях.
— Боишься лететь? — удивился Серёга.
Нелька не отвечала, но что‑то бормотала. Серёга прислушался.
Нелька молилась:
— Богородица Пречистая Дева, прости меня, я злая, но пусть наш самолёт упадёт и разобьётся, прошу, сделай, чтобы наш самолёт упал и разбился…
— Ты что, спятила? — шёпотом спросил ошалевший Серёга, оглядываясь, не слышит ли кто‑нибудь рядом страшную Нелькину молитву.
Нелька не рассказала Серёге о своей жизни — ни про Пашку, сожжённого герычем, ни про Димочкина, который отнял её квартиру. Зачем Серёге знать, что она неудачница? Но завтра ей надо будет возвращаться в реальность, а Нелька не хотела. Над морем сияло счастье — и лучше исчезнуть в небе.
— Говори, в чём дело, — вполголоса потребовал Серёга.
В который раз ему надо было кого‑то спасать.
