Алексей Зверев - Современная американская новелла. 70—80-е годы: Сборник.
Как только до моего супружника и его крали дошло, что случилось, они так и покатились со смеху. Он быстренько подхватил ее пакеты со жратвой, целую кучу пакетов, помог ей запихать все это в чей-то автомобиль, и они на пару, прямо в том же драндулете, и укатили. С тех пор я не видела ни его, ни ее.
— Их обоих смыло с моста при наводнении в Тюника-Сити, не так ли? — спросила тетушка Рози.
— Смыло… — кивнула миссис Кемхаф. — Сперва мне хотелось, чтобы кто-нибудь навроде вас помог мне поквитаться с ним, но нужда в том отпала сама собою.
— А потом?
— Потом я вконец пала духом. Кто-то подвез меня с ребятишками до дому. Когда я вышла, меня мотало из стороны в сторону, как пьяную. Дома я уложила детей в постель. Они у меня были славные, послушные и не доставляли много хлопот, хоть и плохо соображали от голода.
Глубокая печаль отразилась на лице нашей гостьи, которая до сих пор казалась сдержанной и бесстрастной.
— Сперва заболел и помер один, за ним другой… А спустя дня три или четыре после той истории ко мне заявился старик картежник и поделился остатками еды, которую он получил. Еще немного, и он все равно спустил бы все это, проиграл в карты. Господь внушил ему сострадание к нам; а так как он знал наше семейство и знал, что муж бросил меня, то сказал, что рад нам помочь. Но было поздно — дети совсем ослабели. Один только господь и мог их спасти, но господу было не до нас, мало ль у него дел, к примеру, пора было заняться судьбой той подлой маленькой куколки — на ближнюю весну была назначена ее свадьба.
Слезы набежали на глаза миссис Кемхаф.
— Моя душа так и не оправилась от унижения, как и сердце не оправилось от мужней измены, как тело не оправилось от голода. В ту зиму я начала хиреть, и год от году мне становилось все хуже и хуже, пока не сломалась вконец. Вот тогда-то я и потеряла свою гордость и навроде той шлюхи, что увела моего мужа, начала подрабатывать в публичном доме. Потом, сама не знаю как, пристрастилась к выпивке — очень уж, видно, хотелось забыться. Разом постарела и стала такой, какой видите меня сейчас. Лет пять тому назад меня потянуло в церковь. Меня заново причастили, так как я боялась, что первое причастие потеряло силу. Но покоя я так и не обрела. По ночам мне снятся кошмары про ту куколку, и всякий раз мерещится, будто она опять, под общее глумление, топчет мою душу и усмехается, прикрывшись ладошкой.
— Есть способы исцелить душу, — молвила тетушка Рози, — точно так же, как есть способы сломать ее. Но даже мне не под силу сделать и то и другое одновременно. Если мне удастся снять с вас бремя позора, то придется переложить его на кого-то другого.
— Не об исцелении души я забочусь, — ответила миссис Кемхаф. — С меня довольно того, что все эти годы я несла свой позор и что господь, ничего не ведающий о наших горестях, прибрал к себе и моих детей, и мужа. Срок, что мне отпущен, я проживу до конца, стерпевшись с горечью, что день за днем копится в моем сердце. Но я бы померла спокойно, если бы знала, что по прошествии стольких лет эта куколка получила по заслугам.
Неужто такова воля господня, чтобы все эти годы она была счастлива, а я несчастна? Разве это справедливо? Это просто ужасно.
— Не тревожьтесь об этом, сестра, — произнесла тетушка Рози мягко. — По милости Богочеловека я могу управлять сверхъестественными силами. Эту способность мне даровала сама Великая Владычица. Если вам больше невмоготу выносить взгляд той злодейки, если он преследует вас даже во сне, то Богочеловек, говорящий со мной от лица Великой Владычицы, поразит злодейку слепотой. Если она посмела поднять на вас руку, эта рука отсохнет. — В ладони тетушки Рози оказался маленький кусочек олова, некогда блестящий, а сейчас словно изъеденный оспой, почернелый и тусклый. — Видите этот металл? — спросила она.
— Вижу, — ответила миссис Кемхаф, охваченная любопытством. Она взяла олово в руки и потерла его.
— Точно таким же образом у этой злодейки почернеет та часть тела, которую вы хотели бы уничтожить.
— Вы моя истинная сестра. — С этими словами миссис Кемхаф вернула кусочек металла тетушке Рози и добавила: — Я отдала бы все, что имею, только б она перестала усмехаться, прикрываясь ладошкой.
Миссис Кемхаф достала потрепанный бумажничек.
— Что именно досаждает вам более всего — ладонь или смеющийся рот?
— И то и другое.
— За рот или за руку, на выбор, — десять долларов. А за то и другое вместе — двадцать.
— Пусть тогда будет рот, — сказала миссис Кемхаф. — Его я вижу отчетливей всего в своих снах. — И она положила бумажку в десять долларов на колени тетушке Рози.
— Вот как мы поступим, — начала тетушка Рози, приблизясь почти вплотную к миссис Кемхаф и обволакивая ее вкрадчивым, как у докторов, голосом. — Сперва приготовим особое снадобье, которым издавна пользуются в нашем деле. В его состав входит несколько волосков известной вам особы, обрезки ее ногтей, немного мочи и кала, что-нибудь из одежды, пропитавшейся ее запахом, и щепоть кладбищенского праха. И тогда, ручаюсь, эта женщина не переживет вас дольше, чем на шесть месяцев.
Казалось, обе дамы напрочь забыли обо мне, но тут тетушка Рози повернулась и сказала:
— Тебе придется пойти с миссис Кемхаф к ней домой и научить ее читать заклятие. Покажешь ей также, как ставить черные свечи и как призывать себе на помощь Смерть.
Тетушка Рози подошла к шкафу, где хранились ее многочисленные припасы: заговорные масла, экстракты, приносящие удачу или неудачу, сушеные травы, свечи, притирания и порошки. Она достала две большие черные свечи и вручила их миссис Кемхаф. Еще она дала ей небольшой кулечек с порошком, который следовало сжигать на столе, как на алтаре, во время чтения заклятий. Я должна была научить ее правильно ставить свечи, предварительно омыв их в уксусе, дабы они очистились надлежащим образом.
Тетушка Рози наставляла нашу гостью: девять суток кряду, по утрам и вечерам, следует запалять свечи, жечь порошок и читать заклятия, стоя на коленях, сосредоточив все свои силы, чтобы ее призыв дошел до Смерти и до Богочеловека. А пред Великой Владычицей нашей поможет лишь заступничество Богочеловека. Тетушка Рози обещала в свой черед повторять заклятие. По ее словам, обе их мольбы, читаемые одновременно и с благоговением, не смогут не тронуть Богочеловека. И он скинет цепи со Смерти, дабы она могла низринуться на маленькую куколку. Но произойдет сие не сразу — Богочеловек должен сперва выслушать все молитвы-заклятия.
— Мы раздобудем все необходимое: волосы, ногти, одежду и прочее, — продолжала тетушка Рози, — и добьемся, чтобы ваше заветное желание исполнилось. Года не пройдет, как мир будет избавлен от злодейки, а вы — от ее ухмылки. Не угодно ли вам еще чего-нибудь, что сделало бы вас счастливой прямо сегодня? — спросила тетушка Рози. — Всего за два доллара.
Миссис Кемхаф покачала головой.
— С меня довольно того, что ее конец наступит еще до истечения года. Что касаемо счастья, то оно все равно не дается в руки, ежели знаешь, что оно покупается или продается за деньги. Пускай я не доживу до того дня, когда смогу увидеть плоды вашей работы, тетушка Рози, но коль я обрету утраченную гордость и поквитаюсь за причиненное мне зло, то сойду в могилу и отправлюсь в вечность с гордо поднятой головой, и могила не покажется мне ни узкой, ни тесной.
Высказав все это, миссис Кемхаф распрощалась и, преисполненная чувства собственного достоинства, покинула комнату. Казалось, будто в эту минуту к ней вернулась ее молодость; многочисленные шали спадали с ее плеч с величавостью тоги, и над седыми волосами заструилось сиянье.
Тебя заклинаю я, Богочеловек. О всемогущий, тягостным испытаниям подвергли меня недруги, осквернили имя мое, оболгали меня. Мои благие побуждения и благородные поступки обернулись худом. Позор пал на мой дом, а на детей моих — проклятье и жестокие муки. Тех, кто был дорог мне, они оклеветали, подвергли сомнению их добродетель. О Богочеловек, ниспошли на врагов моих кары, о коих молю я тебя.
Пусть южный ветер опалит и иссушит их тела, не ведая сострадания. Пусть северный ветер выстудит в жилах их кровь и лишит их тела силы, не ведая снисхождения. Пусть западный ветер относит прочь дыхание их жизни, и пусть от его дуновений у них выпадут волосы и ногти, искрошатся кости. Пусть восточный ветер помрачит их рассудок, сделает незрячими их глаза, лишит силы их семя, дабы не могли они больше плодиться.
Заклинаю отцов и матерей из всех грядущих поколений не вступаться за них пред великим престолом. Пусть чрева их жен несут плод лишь от чужаков, и пусть иссякнет их род. Пусть их младенцы родятся на свет недоумками и с недвижными членами, и пусть проклинают они тех, кто зачал их. Пусть недуги и смерть неотступно преследуют их. Пусть не ведают они процветанья в делах, пусть гибнут в полях их посевы, а коровы, и овцы, и свиньи, и весь прочий скот подыхает от бескормицы и жажды. Пусть ураган срывает кровли с их домов, пусть громы, молнии и ливни врываются в их жилища. Пусть обрушатся основания их домов, а потоки воды не оставят от них и следа. Пусть солнце не дарует им тепло животворных лучей, а только иссушает и опаляет зноем. Пусть луна не дарует им благостного покоя, а только глумится над ними и отнимает последние крохи рассудка. Пусть предательство друзей лишает их силы и власти, золота и серебра. Пусть сокрушают их враги, пока не запросят они пощады, в коей им будет отказано. Заклинаю: да позабудут уста их сладость человеческой речи, пусть языки их окостенеют и пусть воцарится вкруг них запустение, свирепствуют мор и смерть. О Богочеловек, молю тебя сделать так, ибо они смешали с прахом меня, лишили доброго имени, разбили сердце мое и заставили проклинать день своего появления на свет. Да будет так!
