Дуглас Кеннеди - Испытание правдой
Прекрати. Это бессмысленное занятие, зато гарантированно затянет тебя в пропасть отчаяния. Двигайся дальше, только вперед…
Я вышла из ванны. Вытерлась насухо, оделась и спустилась вниз на завтрак. За столом я намеренно уткнулась в журнал, чтобы не отвлекаться на новости, которые транслировали на большом плазменном экране. В восемь часов я вернулась к себе в номер, села в кресло и сделала телефонный звонок, которого больше всего боялась.
— Я не хочу с тобой разговаривать, — бросил Джефф в трубку, как только услышал мой голос.
— Неужели ты действительно вот так запросто вычеркнешь меня из своей жизни? — спросила я.
— Ты говоришь так, будто это я виноват в том, что произошло.
— Я этого не говорила. Я просто хочу, чтобы мы все обсудили и обдумали…
— Обдумали? Ты просишь меня обдумать эту ситуацию, в то время как сама явно не задумывалась о последствиях, когда рассуждала в своем интервью «Бостон глоб» о сыне и невестке…
— Все, что я сказала, это…
— Я прекрасно помню, что ты сказала. Я умею читать. А хочешь знать, что я читал вчера вечером? Сочные воспоминания Тобиаса Джадсона о моей матери, которая занималась сексом с мужчиной, но не с моим отцом, в то время как я спал в этой же комнате. И что, по-твоему, я должен чувствовать после этого, мамочка?
— Я знаю, знаю, и я тебе уже говорила, как скверно у меня на душе…
— А я-то что должен чувствовать? Три раза ты занималась с ним сексом в моем присутствии. А потом не придумала ничего лучше, кроме как тащить меня с собой через границу, переправляя своего любовника…
— Джефф, любимый, ты должен попытаться понять…
— Нет, мама, я не должен ничего понимать. И если ты снова заведешь эту шарманку: «Он заставил меня… у меня не было выбора», я повешу трубку. Потому что за эти два дня вылезло столько грязных секретов, что я уже не знаю, где правда, а где ложь.
— Но, что бы ты ни думал, о моем поведении, неужели ты не видишь, что Джадсон пытается продать эту историю, чтобы заработать денег и приукрасить свой имидж? И неужели ты не понимаешь, что представить себя в выгодном свете он может, лишь очернив меня…
— Ответь мне только на один вопрос: ты спала с Тобиасом Джадсоном, будучи замужем за моим отцом?
— Да, но…
— И ты действительно курила всю дорогу до Канады и обратно, в то время как я спал на заднем сиденье?
— Какое это имеет значение?
— Просто ответь на вопрос, — произнес он тоном общественного обвинителя, каковым в одно время и являлся.
— Да, но…
— А знаешь ли ты, что сегодня утром я звонил своему врачу по этому поводу и он назначил мне на понедельник рентгеновское обследование грудной клетки…
— Тебе не кажется, что это излишняя мера предосторожности?
— Это тебе так кажется. С таким же успехом ты можешь отрицать опасность пассивного курения…
— Джефф, это было тридцать лет назад. Разумеется…
— Разумеется что? Разумеется, это не важно? Это тебя оправдывает? А может, ты хочешь сказать: «Разумеется, Джефф, ты, как всегда, маленький педант?» Или, может: «Разумеется, ты ведь не веришь этому новообращенному идиоту Тобиасу Джадсону?» Знаешь что, мам? Я счастлив быть педантом, так же как счастлив в своей христианской вере. И я собираюсь повесить трубку, чтобы не взорваться и не наговорить тебе кучу нехристианских вещей. Знай только одно: я полностью согласен с Шэннон в вопросе об отлучении тебя от наших детей. И что бы ты ни сказала или ни сделала, этого не изменит.
Прежде чем я смогла ответить, он бросил трубку. Когда я перезвонила, мне ответила голосовая почта. Я не стала оставлять сообщение.
Спустя несколько часов я пересказывала Грегу Толлмену этот разговор с сыном. Выслушав меня, он сказал:
— Могу я дать один непростой совет? Как бы тебе ни хотелось достучаться до сына, позволь ему сейчас чувствовать себя правым. Насколько я понял, он человек довольно категоричный, а я по собственному опыту знаю, что такие люди, раз вбив себе что-то в голову, ни за что не отступятся… потому что это означает, что они признают свою неправоту. Доктринеру несвойственно сдаваться, тем более, если рядом жена, представляющая фанатичное крыло Евангелистской Свободной церкви. Я пробил ее в Гугле сегодня утром — она так и просится на рекламный щит движения пролайф от Коннектикута.
— Было бы проще всего обвинить ее в дурном влиянии на Джеффа. Но ведь он взрослый мужчина… и далеко не глупый. Он знает, что делает.
— Вот почему другая сторона может использовать его против тебя.
— Если это произойдет, — тихо произнесла я, — значит, так тому и быть.
После этого он изложил мне свою стратегию, целью которой было «напугать до чертиков» наших оппонентов. Он хотел публично заявить о том, что мы собираемся подать на Джадсона и его издателей в суд за клевету в мой адрес, потребовав возмещения морального ущерба, исчисляемого астрономической суммой.
— Поверь мне на слово, наши шансы на выигрыш в суде практически ничтожны, поскольку, как я уже говорил, мы имеем дело с классической ситуацией «твое слово против его слова». И все-таки, даже если мы просто объявим сумму иска, скажем, в двадцать миллионов…
— Боже правый…
— Я понимаю, цифра абсурдная. Но идея в том, чтобы напугать их, заставив поверить в то, что мы настроены решительно. Они поймут, что с нашей стороны это всего лишь стратегический ход, но общественный резонанс будет огромный. И вдобавок это будет сигналом для Минюста, что мы готовим очень серьезную защиту твоей позиции…
Зазвонил мой сотовый. Я извинилась перед адвокатом и ответила на звонок.
— Как твое похмелье? — спросил детектив Лиари.
— Начало дня бывало и получше, — сказала я.
— У меня тоже. Надеюсь, ты не слишком казнишь себя.
— Это мое обычное состояние.
— Догадываюсь.
— И особенно я преуспела в этом часов в шесть утра. Послушай, можно я перезвоню? Я сейчас у адвоката…
— Значит, я все правильно рассчитал, потому что звоню тебе из Пелхэма.
— Ты шутишь?
— Если бы. Какая же это помойка. Для похмелья и выходного дня можно, конечно, придумать занятие и получше, чем мчаться в глубинку штата Мэн. Тем не менее рыскал я тут не напрасно, есть кое-что весьма любопытное.
После этого он рассказал, что ему удалось раскопать в далеком прошлом. Я слушала с нарастающим изумлением.
— Это действительно было? — наконец спросила я.
— Похоже, что да.
У меня закружилась голова. Я не верила ушам своим.
— Но это все меняет, не так ли? — спросила я.
— Определенно.
— Послушай, если я сейчас передам трубку Грегу Толлмену, адвокату, который берется защищать меня, тебя не затруднит рассказать ему все это? Он тоже должен знать.
— Если он берет столько же, сколько большинство адвокатов, мой пятиминутный рассказ обойдется тебе в пятьдесят баксов.
— Он не из тех адвокатов, — сказала я. — Подожди секунду…
Я закрыла рукой трубку, объяснила Толлмену, кто мой собеседник, и передала ему телефон.
— Добрый день, детектив… — сказал он и развернулся на своем вращающемся стуле.
По ходу разговора он делал много пометок в блокноте и постепенно становился все более оживленным, а в его комментариях все чаще проскальзывал жаргон шестидесятых: «Что, на серьезе?», «Потрясно!» и уж совсем атавизм — «Клево!». У меня адвокат, который разговаривает, как администратор рок-группы «Грейтфул Дэд». И все-таки я была рада иметь его в своих защитниках.
Закончив разговор, он вернул мне телефонную трубку, широко улыбнулся и сказал:
— Мы замочим этих недоносков.
И он начал выстраивать свою стратегию.
Покинув офис Толлмена, я сразу позвонила Марджи в Нью-Йорк и посвятила ее в подробности открытий, сделанных Лиари в Пелхэме.
— Вау! — воскликнула она. — Люди Хосе Джулиа будут в восторге.
— Ты думаешь, они на это купятся? — спросила я.
— Ты шутишь? Да сожрут с потрохами. Это как раз то дерьмо, которым они кормятся. Я сейчас же свяжусь с ними, скажу, что мы готовы, и посмотрим, на какой день они смогут нас пропихнуть.
— Меня все-таки беспокоит, выдержу ли я дебаты с этим парнем.
— Когда они вызовут тебя в Нью-Йорк, мы договоримся, и ты приедешь на день раньше, чтобы мы могли провести парочку репетиций, сделать из тебя красотку и подготовить к бою с этим ублюдком.
И тут она начала рисовать мне свою стратегию.
Я поехала домой. На подъездной аллее мне снова пришлось резко ударить по тормозам. Входная дверь в очередной раз была изуродована красной краской. Только граффити несколько изменилось. Слово ПРЕДАТЕЛЬ вернулось… но к нему было добавлено: УБИРАЙСЯ НЕМЕДЛЕННО.
