Жоржи Амаду - Дона Флор и ее два мужа
— В сравнении с ними мы отвратительные твари.
Девушка была озадачена.
— По-вашему, сеу Кардозо, получается, что это именно они щипали меня? Значит, они тоже этим занимаются?
— Чем именно? — Кардозо захотел узнать подробности, и встревоженная жертва межпланетного хулиганства поведала о том, что с нею было.
— Я показывала эти синяки Пекито, а также женщинам в школе доны Флор. Дона Флор так разволновалась, что чуть в обморок не упала.
Жаль, Зулмира не показала их ему, Кардозо э Са, неужели он не внушает ей доверия? А без обследования in loco[42] (как говорил кардинал Кошон) нельзя прийти к определенным выводам.
— Не думаю, чтобы это были марсиане. Они лишь способствуют передаче мыслей на расстоянии.
«И только-то. Вот растяпы…» — подумала Зулмира, возвращаясь к маникюру. Пеланки же все еще был во власти сомнений.
— А если это не они?
— Положитесь на меня, я все выясню…
Пеланки верил в ум и проницательность Кардозо э Са, однако дело было слишком сложным и лишняя консультация не помешает. Например, с матерью Отавией.
Кардозо э Са набивал трубку, глядя куда-то за горизонт, и голос его доносился, словно издалека:
— Марсиане очень меня уважают, всего четыре дня назад я побывал с ними на Марсе, обошел всю планету, у них там один город весь из серебра, другой — из золота… Рыбы летают по воздуху, на дне моря растут цветы…
Куда-то исчезли бедра Зулмира, ее пышная грудь в кружевах, вместе с лучом света он прибыл на Марс. «Маэстро в трансе», — почтительно прошептал Пеланки, а Зулмира расправила кружева на пеньюаре.
20
Врата ада открылись, и мятежный ангел пересек порог спальни доны Флор, сверкая бесстыдными глазами, пылая устами, зовущими к поцелую. Если даже святая не устояла перед этим взглядом, этим обольстительным смехом, могла ли устоять дона Флор? Где ты, кума Дионизия со своим ожерельем Ошосси и с эбо? Скорее, Дионизия, поторопись вернуть дьявола в его царство вечной ночи. Иначе дона Флор не отвечает больше за свои поступки. Ее незапятнанная репутация в опасности: завтра честное имя доны Флор, символ добродетели, будет втоптано в грязь. Она покроет себя позором и будет мучиться угрызениями совести, на нее будут показывать пальцем, смотреть с презрением.
Дона Флор охвачена желанием и тревогой, она готова принять гнусное предложение Гуляки и в то же время готова биться за свою честь смело и непреклонно. Какая же из них истинная? Та, что не подпускает Гуляку к себе, или та, что медленно, шаг за шагом идет ему навстречу? Тишина. Дождь стучит по крыше…
Полуденная мигрень, головокружение, приход Дионизии, концерт на фаготе — все это кажется таким далеким! Вечерняя битва измеряется уже не часами, а минутами, отпор, потом опять желание, мучительное, необоримое. Доктор в ванной готовится к скромному и радостному субботнему празднику, Дона Флор спокойно и покорно ожидает его. И вдруг этот хитрец снова устраивается у нее в ногах и приказывает:
— Сегодня ты не ляжешь с этим дерьмом, я запрещаю! Иначе подниму страшный шум.
Какая нелепость! Какое безрассудство! Но странно устроено человеческое сердце — дона Флор почему-то рассмеялась, вместо того чтобы возмутиться и прогнать наглеца.
— Ты ревнуешь к нему? Ну и на здоровье!
— Я хочу тебя, любимая, — ответил он, растягиваясь на кровати. — Я слишком долго ждал… Подумать только, я завоевываю свою законную жену, с которой спал семь лет! Но больше я терпеть не намерен. Ревновать тебя к этому Доктору Касторке? А что мне с ним делить? Он женился на тебе, он твой муж и, по-моему, совсем неплохой, вот только в любви ничего не смыслит. Итак, я отдаю ему должное, однако пусть он меня простит: придется ему сегодня потерпеть, а развлекать тебя буду я. Я-то знаю толк в этом деле.
— Ждать придется тебе и, предупреждаю, довольно долго.
Лаская дону Флор, ее господин все больше и больше завладевал ею, своей рабыней, свободной лишь на словах. Так было и раньше. Гордость и целомудрие доны Флор всегда отступали перед Гулякой — ее мужем и повелителем. Да и чего стоят все эти приличия, если он ради нее вернулся из небытия, откуда, как известно, никто никогда не возвращался.
— Я был словно связан по рукам и ногам и лишь с большим трудом вырвался к тебе, моя любимая. Ты позвала меня, и я явился, пройдя сквозь огонь и лютую стужу, а ты отказываешь мне. Почему?
— Ах, Гуляка…
— Почему ты обращаешься со мной, как с паршивым псом? Хватит, моя милая. Или сегодня, или никогда. Когда придет этот таракан, скажи ему, что ты плохо себя чувствуешь.
— Ни за что! Я порядочная женщина и не стану изменять своему мужу, сколько раз тебе об этом говорить?
Появился доктор в чистой пижаме, благоухая душистым мылом. Приятное открытое лицо, добрая улыбка.
— Прости меня, Теодоро, но сегодня я себя неважно чувствую, что-то нездоровится. Отложим на завтра, если ты не возражаешь.
Доктор обеспокоился. Дона Флор еще днем жаловалась на недомогание. Может быть, простудилась? Надо измерить температуру, принять лекарство.
— Нет, нет, дорогой, не беспокойся, завтра я буду совершенно здорова и к твоим услугам… — нежно шепнула дона Флор.
«Куда девались мои стыд и гордость, мое достоинство?» — спрашивала себя дона Флор, признательно целуя в щеку встревоженного супруга. Но доктор Теодоро продолжал настаивать: она должна принять хотя бы что-нибудь успокаивающее, чтобы как следует выспаться. И едва он вышел за лекарством, дона Флор оказалась в объятиях Гуляки.
— Сумасшедший! Пусти меня, он сейчас вернется…
— А он совеем неплохой парень, — заключил Гуляка. — Знаешь, дорогая, он мне все больше нравится… Ты отлично устроилась: он будет о тебе заботиться, а я — тебя развлекать.
Доктор принес кувшин со свежей водой, два стакана и маленькую склянку с лекарством.
— Выпей капель двадцать валерьянки на полстакана воды и сейчас же уснешь.
Теодоро тщательно отсчитал капли, налил в стакан воды. Но кто поменял стаканы, когда доктор на мгновение отвернулся? Гуляка или дона Флор? И как фармацевт мог не почувствовать специфического вкуса валерьянки? Чудо? Что ж, одним чудом будет больше, это уже не играет никакой роли и никого не удивит. А может, никто стаканов не менял, просто дона Флор не выпила валерьянки, а доктор заснул, убаюканный монотонным стуком дождя по крыше, успев только поцеловать жену.
— Вот и все… — сказал Гуляка. — Теперь мы остались с тобой вдвоем, моя любимая…
— Только не здесь… — взмолилась дона Флор, тотчас забыв о своем втором муже. — Пойдем в гостиную…
Открылись врата рая, раздалась аллилуйя. Обнаженную дону Флор пронзает огненное копье: во второй раз Гуляка лишает ее чести — теперь чести замужней женщины, хорошо, что другой у нее нет, он бы взял и ее. А потом они помчались по росистым лугам навстречу утренней заре.
Никогда дона Флор не испытывала такой страсти, она горела, словно в лихорадке. Ах, Гуляка, если ты так изголодался, то что же говорить мне, когда все это время я сидела на строгой диете, без соли и сахара, став целомудренной супругой почтенного и умеренного Теодоро?! Что мне моя репутация, мое честное имя? Моя добродетель? Целуй меня своим пылающим ртом с запахом лука, сожги в своем огне мое целомудрие, разорви своими шпорами мою стыдливость.
А Гуляка шептал ей о том, как она красива, как он любит ее вот такую, дерзкую, о том, что он никогда не забудет их встречи.
— Помнишь, как я впервые коснулся тебя? Карнавальное шествие пришло на берег, и ты прижалась ко мне…
— Ты обнял меня и провел рукой, вот так…
Он повторил это движение, и дона Флор вспомнила все до мелочей.
— Твой живот цвета бронзы, твои груди, точно ананасы. Ты расцвела, Флор, стала еще роскошней, твое тело сладостно. Я целовал многих женщин, но ни одна не может сравниться с тобой, клянусь тебе, Флор… Ты словно сделана из меда, перца и имбиря.
Сумасшедший Гуляка, тиран, пламя и легкий ветерок. Ты больше не уйдешь от меня, а если уйдешь, я умру от горя. Даже если я буду умолять тебя уйти, не уходи; даже если я тебе велю, не покидай меня…
Я буду счастлива без тебя, я это знаю; с тобой я изведаю только несчастье, бесчестье и страдание. Но даже и счастливой я не могу без тебя жить. Ах, это не жизнь, не оставляй меня!
21
В воскресенье можно поспать подольше. Когда дона Флор проснулась, дождь все еще шел. Она увидела склоненное над нею обеспокоенное лицо доктора.
— Хорошо спала, дорогая? — Он положил ей руку на лоб. — Жара нет…
Дона Флор улыбнулась, потягиваясь. Какой у нее хороший муж, какой заботливый! Она обвила его шею руками и нежно поцеловала.
— Я прекрасно себя чувствую, Теодоро. Все прошло.
