Владимир Шаров - Возвращение в Египет

Янушу помогли две вещи: во-первых, он поступил на юрфак Киевского университета еще при Скоропадском и, пока всё утрясалось, пока у большевиков дошли руки и до образования, уже окончил четыре курса, но главное — тогда же, при Скоропадском, он путался с несколькими видными большевиками, по просьбе товарищей по университету укрывал их у себя на квартире. Теперь они, в свою очередь, дали ему доучиться, поддерживали понемногу и дальше.

К концу двадцатых годов Януш был членом партии и старшим юрисконсультом в республиканском арбитражном суде. Убежден, что, конспирируя с марксистами, он и впрямь сочувствовал социал-демократам, как раньше, мечтая о постриге, собирался всю жизнь посвятить служению Господу, но развитие его шло причудливо, и я Януша запомнил уже отнюдь не коммунистом. Вряд ли он звонил об этом по всей округе, но в нашем доме Януш не скрывал, что теперь — убежденный монархист. В то же время помню, что к Николаю II он относился с печальной снисходительностью. Жалел его, признавал принятый им конец мученическим, но всякий раз, едва речь заходила о Екатеринбурге, повторял, что для него, Януша, помазание на царство — акт божественной, а не человеческой истории, и отказаться от избранничества никто и ни при каких обстоятельствах права не имеет. Помазанный на царство и пострадать должен на царстве. Он любил цитировать Грозного, который в одном из писем Курбскому писал, что как можно, обидевшись на человека, изменить Богу, и считал, что в семнадцатом году Николай II именно это и сделал.

В один из его приездов речь зашла о повести «Нос», и Януш назвал ее пророческой. Мать незадолго перед тем прочитала, что тема носа часта в литературе самых разных народов и всегда это фаллический символ, по сему поводу огорчилась, но дядя Януш объявил, что такое мнение — чушь. Нос в нашем отечестве — про другие он не знает и знать не хочет — лидер, вождь, горная вершина посреди гладкой, как стол, равнины; у нас это титулатура царя, его недосягаемости, его святости и обращенности единственно к Богу. Поэтому немец-куафер боится даже дотронуться до него. Он же нечист. Как может иноземец, иноверец, протестант, еретик брать своими руками святыню, дарованную промыслением Божьим? И вот он обривает нос, срезает под корень всю ту мелкую растительность, что прет и прет вверх к солнцу, к небу, дерзающую если не скрыть, то хотя бы умалить монарха. Провидческий дар нашего предка дядя Януш считал несомненным и говорил, что беглый нос, вся нелепость, противоестественность этого бегства, вообще всей этой истории, как и нос, завернутый в грязную тряпицу и выброшенный в реку, — предсказание того, что нас ждет в недалеком будущем. А в финале надежда, что милостью Божьей дело еще может обойтись малой кровью — нос вернется, займет свое законное место.

Что к католикам, что к протестантам дядя Януш относится безо всякого высокомерия, но и без интереса. С этакой равнодушной ласковостью.

Помни, что без носа наше лицо — «место совершенно гладкое, как будто бы только что выпеченный блин».

Решительно выдаваясь вперед, нос, как вождь, ведет нас за собой. Втягивая запахи, он первый учует грозящую народу опасность и первый известит о еде, которая сможет нас насытить.

Нос есть царь, наместник Бога на земле. Однако для нас, грешных, его Божественная природа смягчена вчерашним маленьким прыщиком. Тем милым изъяном, несовершенством, о котором, оставшись без носа, вспоминаешь с такой нежностью.

Цирюльник Иван Яковлевич — птенец гнезда Петрова. Староверческая чушь, что ты должен ходить в бороде, потому что создан по образу и подобию Божьему. Если же человек чисто выбрит, значит, он принял сторону антихриста. Назначение цирюльника простое — хорошо наточенной бритвой «под ноль» свести дебри диких наших нравов и представлений, не оставить и следа от грубой заскорузлой щетины наших обычаев. Сделав нас тише воды и ниже травы, объяснить народу, что перед Верховной властью все мы холопы и оттого равны. Но с самим монархом куафер должен обходиться почтительно, своим станком обходить его стороной.

Верховная власть поставлена Богом и оттого священна. Панибратства она не терпит. Мы же мусолили ее, лапали ее и мацали, вот и остались на бобах.

Истинные монархисты убеждены: вина на Николае II. Нечего сигать с престола, как заяц. Но и мы не без греха. Почитай уже два века Иван Яковлевич взял такую манеру теребить носы, что держались они на честном слове.

Пускай оба они куда ниже чином, прав был майор Ковалев, и квартальный надзиратель тоже прав: задержать беглого статского советника было необходимо. Народу без монарха жизни нет.

«Нос» — повесть пророческая. Благополучный финал спиши на снисходительность автора. В жизни же, стоило Николаю II отказаться от Божественного помазания и оставить престол, мы пошли вразнос, а сам он погиб. Завернутый в тряпицу, был сброшен с моста.

Жалобы Шиллера на то, как дорого ему обходится собственный нос. Мелочные подсчеты, сколько он выкладывает за плохой русский табак в будние дни и сколько уходит на хороший «рапе» в праздники, есть обычная клевета буржуа-республиканца на монархию. Готовность этих плебеев на всё, вплоть до революции и даже до гильотинирования помазанника Божьего сапожным ножом.

Пятьсот лет нас оставляли с носом, и, конечно, многие обиделись. Мечтая о равенстве, о справедливости, молили, ждали, как великую милость, когда наконец от него избавимся. Наутро проснулись, а в зеркале не лицо, а такое паскудное плоское место, что с ним и у штаб-офицерши Подточиной показаться стыдно.

Прав Ковалев, тысячу раз прав. Надеюсь, что и мы однажды поймем, что без носа человек никому не нужен. Без носа ни у статской советницы Чехтыревой, ни у штаб-офицерши Подточиной, вообще ни в одном приличном месте показаться невозможно.

Читал, теперь и не скажу, у кого, что Хлестаков, Чичиков — все есть нос майора Ковалева, который в разном обличье бегал и бегал по России, даже пытался удрать за границу. В повести нос — статский советник, затем прихожанин, кладущий в церкви смиренные поклоны; куда в меньших чинах он в пьесе и поэме. Если это так, то третья часть «Мертвых душ» могла стать повестью о чуде, о столь долгожданном возвращении носа на законное место — меж двух чуть вздыбленных щек Ковалева. Возвращение, которое бы всех исцелило и осчастливило, вернуло гармонию в исстрадавшуюся душу майора.

Дядя Януш насчет «Носа» и восстановления монархии высказывается оптимистичнее. Говорит, что нос есть и всегда будет, значит, ничего не потеряно. Безносая только смерть. Кстати, не знаешь ли, почему?

На его когда-то лихой беглый нос ставили пиявки. С кровью, которую они высосали, ушли последние силы.

Папки № 21–23 Казахстан, ноябрь 1964 — август 1965 г., Москва, сентябрь 1965 г., Казахстан, октябрь 1965 — июль 1966 г

Приехал недели на две, не больше. Вдвоем Соня и кормчий справляются с трудом; сделав дела, сразу уеду.

Сегодня дядя Валя привел к маме своего отчима Константина. До революции он мечтал строить Божьи храмы, однако вышло, что оформляет станции метро. Говорит, работы много, строят их одну за другой, так что грех жаловаться. О подземке Константин рассказывает много странного, но я ему верю.

В старости мать подпала под влияние тети Вероники. Та с детства боится замкнутых пространств; лифт, в дверцах которого нет окошек, может вогнать ее в ступор. О метро Вероника и слышать не хочет. Если есть возможность, берет такси, чаще же, не жалея времени, пересаживается с трамвая на троллейбус или автобус, потом на другой автобус, так, шаг за шагом, и добирается, куда ей надо.

В отличие от мамы, попавшей в Москву уже взрослой, тетя Вероника коренная москвичка, и во всём, что касается города, мать свято ей доверяет. Нередко как свое повторяет, что от нее слышала. У Вероники отчим — дядя Константин. С детства ревнуя, она отчаянно его ненавидит. До революции в подмосковных ткацких городах он построил несколько известных храмов, в частности церковь Св. Владимира в Павловском Посаде, в тридцатые годы стал проектировать станции метро. Так вот, имея в виду очернить отчима, Вероника объясняет, что язычество, как в свое время христианство, ушло в катакомбы. Что станции метро — это подземные капища, сама душа адского города, украшенные с неимоверной пышностью статуями и мозаиками. Чтобы завлечь колеблющихся, антихрист решил возвести город еще прекраснее Небесного Иерусалима и тратит на это человеческие жизни, не скупясь и не чинясь.