Ворон на снегу - Зябрев Анатолий
Выручил инвалид. Он что-то громко сказал девчатам на их языке, потряс костылём и те вмиг разлетелись.
Вот такая нехорошая история вышла.
Немцы и их сателлиты чувствовали себя на оккупированных восточных территориях хозяевами гораздо большими, чем они у себя в своей стране, дома. Но я-то вот и никто в роте не чувствует тут себя хозяином, нет такого ощущения, что я хозяин положения, вот беда, более того, нет и охоты становиться хозяином на чужой земле, в этом глубинная разница в натурах нас и их.
Сменяются, кочуют на земле народы. В Англии, говорят, сегодня живут совсем не потомки давних старожилов, в Греции – тоже, в Италии – тоже.
А дальше как будет? Фантазия решительно отказывается представлять, что Россию будут населять какие-то национальные сообщества, совсем не потомки русских будут когда-то россиянами. Будет Красноярск, будет Новосибирск, будет Томск, будет Москва, а народы-то совсем другие будут, другая культура, религия, другие языки. Или и названий-то нынешних не останется?
Рота вернулась в полдень. Принесли несколько палаточных свёртков. Это значило, что рота недосчиталась кого-то. Я быстро оглядел ребят своего взвода – все, слава Богу, целы. Значит, это из других взводов потери.
Обогретая после дождя жарким солнцем Вена предстала совсем мирной, совсем не пугающей. Кипарисы над тротуарами создавали впечатление уюта, безмятежности. И народ, проходивший мимо, теперь и не замечал нас.
Не только не игнорировал, а и, говорю, не замечал. Ночные наши страхи теперь казались напрасными. Как быстро, оказывается, обстановка может менять настроение.
Ротный замполит требовал от нас знаний относительно западных стран, упирая на то, что освободитель и победитель – а мы, конечно, были таковыми – должен знать не только географию мест, куда пришёл, а и историю.
Так вот, Австрия находится в самом центре Европы – площадь её в квадратных километрах не помню, знаю лишь, если с вечера ты на «студебеккере» выехал от венгерской границы – а мы всегда выезжали с вечера, – то к середине ночи будешь уже у чехословацкой границы, то есть пересечёшь всю Австрию. В Сибири у нас за такое время от одного села до другого едва доберёшься. Поперёк проходит Дунай, начинающийся где-то в Альпах, примечательна река тем, что течение её таково, что если тут сесть в лодку, то через некоторое время окажешься в Одессе. По этому самому течению самосплавом спустились сотни тысяч советских бойцов, погибших при многократном форсировании реки. Все они попали в Чёрное море и оттого вода в нём из цвета чёрного переменилась на цвет лиловый. Батальон наш начал движение от Одессы, встречно, и так по реке достиг города Вены, скалистых Альп, прежде сибирякам скудно ведомым. Альпы, как я увидел, состоят из трёх отчётливых уровней, на переднем уровне склоны, заселённые густо людьми, благоухают садами, на втором – дикие леса, на третьем – отвесные скалы и толстые ледяные поля в ущельях. Проведённая ночь в засаде в таком вот ущелье, когда ты одет в шинельку, покажется за десять ночей, холод сырой, проникает в кость, и сибирский климат оттого вдруг покажется очень приятным. Эх, благодать была, когда в Томской колонии, расконвоированный, ездил по дрова на двух подводах!
В VI веке вместе с германскими племенами бродили племена славянские, близкие к тем, из которых потом образовались русичи. В XIII веке утвердились Габсбурги. Поясню: Габсбурги – это не просто правящая династия герцогов и эрцгерцогов, сюда входит и понятие об объединённых племенах многих национальностей Западной Европы, решивших жить одним крепким государством, дабы иметь возможность противостоять наступлению с юго-востока Османской империи. В 1-й мировой войне солдаты Австрии участвовали на стороне Германии. В 1938 году сюда пришёл гитлеровский фашизм, Австрия перестала быть самостоятельной, произошло насильственное присоединение её к Германии…
Получается, мы Австрию освободили от немецкого насилия, пришли, чтобы вернуть ей отнятую у неё 7 лет назад самостоятельность. И австрийцы должны были бы встречать нас у каждого дома булками да виноградным вином. Они же этого не делают. Население напугано, что мы явились с завоевательской идеей: покорить и всё отнять, как воины Османской империи в XIII веке. Ох, была нужда у меня лично их тут покорять!
Чего мне хотелось, так это попасть в Берлин. Горячие сводки доносят, что Берлин окружён, сошлись фронты, образовалось бронированное кольцо… Вот-вот столица Германии падёт. Но о том, чтобы после окончания войны демобилизоваться и поехать домой, не ведётся и речи.
Не раз мне приходилось лазить по разгромленным оборонительным линиям. Инженерные сооружения, уходящие несколькими этажами в землю. Вся Европа в таких сооружениях.
Непонятно одно. Сообщается о какой-то дивизии, что она, трижды орденоносная, четырежды краснознамённая и всячески титулованная, с 41-го года героически и несокрушимо идёт от Москвы, и теперь вот уж подошла к самому гитлеровскому логову, много раз попадала в окружения, с боями с честью прорывалась. Всё это так. Но ведь дивизия из людей состоит, по этим людям враг стрелял, не мог он не стрелять из своих укреплений, когда краснознаменосцы напролом бежали в атаку (в атаку не ползут, а бегут), а после каждой атаки, известно, сохраняются в строю только пятеро из каждого десятка, из сотни пятьдесят, из тысячи пятьсот… И это при удачном обстоятельстве. При менее удачной ситуации – 75 процентов полегают, будто вызревшие злаки под колхозной лобогрейкой. Теперь помножьте число атак на число скошенных в каждой атаке. Это уже выйдет не дивизия, а натуральная армия. По численности. Откуда же эта армия взялась, если была-то всего одна дивизия? Личный состав, значит, подновлялся. Десять раз подновлялся, сто раз… Сегодня выкосили, завтра добавили свежих бойцов. Завтра выкосят, послезавтра добавят. И т.д. Как можно говорить при этом о целостности, о подвигах дивизии, если в ней не сохранилось, не уцелело ни одного изначального бойца, в изначальном личном составе ни одного командира, весь тысячекилометровый путь дивизии усеян телами! И командир-то дивизии давно не тот, того, первого-то, снарядом на наблюдательном пункте разорвало ещё осенью 41-го.
Сохранилась, выходит, не дивизия, а название её. Понимаю эту традицию. Но ведь здравый смысл возмущается.
Батальон наш стоял у реки Нейсе, у притока Одры. Впереди располагалась знатная такая, очень знатная и прославленная пехотная дивизия, готовившаяся к форсированию водного рубежа. С левого фланга к подразделениям дивизии примыкали другие соединения.
Ночью приехал маршал Конев. По сложной системе траншей он прошёл на наблюдательный пункт, оборудованный у самой воды. Здесь планировался главный прорыв, то есть, отсюда должны двинуться первые подразделения, наиболее собранные и мобильные, а остальные последуют за ними, расширяя фронт. Данный наблюдательный пункт был оборудован в блиндаже, построенном нами накануне из свежих брёвен, заготовленных тут же, на берегу. Маршал Конев, войдя в блиндаж, обратил внимание на янтарные подтёки смолы на затёсах соснового дерева.
– Добрый теремок, – отметил он бодрым голосом, скрывая иронию. – Знать, не очень рвётесь вперёд, коль так обустроились.
– Люди готовы к наступлению, рвутся в бой, товарищ маршал, – отвечал комдив. – Сокрушим врага в его поганом логове.
– Врага-то сокрушим, дело решённое. И то, что бойцы в бой рвутся – хорошо. Только вот бойцов-то надо как-то поберечь. Сопротивление будет бешенным, – Конев ещё раз оглядел прочный блиндаж, колупнул ногтем кусочек мягкой смолы и положил себе на язык. – После войны хорошо бы тут музейный уголок сделать, память в натуральном виде сохранить, чтобы туристам показывать. Память о тех героях, которым не дано будет дожить до Победы.
Маршал Конев поговорил коротко по телефону с командующими армиями, в том числе и с командующим 2-й армией Войска Польского, которая тоже ожидала сигнала к наступлению, начать форсирование Нейсе.
К слову о подвиге. Само собой думается об этом. Однако есть поверье: не надо на этом сосредотачиваться. Ни одного дня не проходит, чтобы нам не говорили о подвигах. И о симпатичном замполите, которого убила фашистская пуля, но который добежал до подразделения и, понимая, что он убит, успел передать командиру важные сведения. И о телефонисте, который, убитый, держал зубами концы порванного провода. И о стрелке, сидящем в окопе, сбившем из карабина два «мессершмита» и погибшем от пулемётной очереди третьего «мессершмита». Многие десятки примеров проявления высокого духа, в том числе и закрытие своим телом амбразуры.