Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 4 2012)
— Нормально. Ну а почему бы и не освятить офис с „нежитью” и „вурдалаками”? Глядишь, и сбегут эти вурдалаки в лесные чащи. Не исключаю, что этот батюшка просто проявлял смирение. А что он, по-твоему, должен был сделать? Поджечь эти плакаты, опрокинуть столы, произнести гневное слово обличения о вреде компьютерных игр? Христос так однажды поступил, но то была особая ситуация и то был Христос. Слово же этого батюшки вряд ли на кого-то бы повлияло. В лучшем случае все только плечами бы пожали: мол, во чудит батяня! А вот так, тихо сделать, что просят, — по-моему, в этом больше достоинства и правды. Вообще, чем дальше живу, тем яснее вижу: кротость — страшная сила”.
Литература против энтропии. Поэт и прозаик Глеб Шульпяков о провинциальных подвижниках, “Музее имени Данте” и золоте под ногам. Беседу вела Елена Гешелина. — “НГ Ex libris”, 2012, 26 января <http://exlibris.ng.ru>.
Говорит Глеб Шульпяков: “Поэзия — это ведь не столько форма, сколько принцип, по которому ты смотришь на мир. И та свобода, которую ты через этот принцип обретаешь пусть на секунду. А этот принцип может проявлять себя в разных формах”.
“К тому же замысел нового романа в процессе меняется. Оказывается, это будет роман о поэтах”.
Мимо башен слоновой кости. Андрей Чемоданов о том, что хороший верлибр похож на хорошую прозу, из которой вычеркнуты подробности. Беседу вел Игорь Дуардович. — “НГ Ex libris”, 2012, 19 января.
Говорит Андрей Чемоданов: “Верлибр можно петь. И поют. Сергей Труханов, Олег Лубягин, Алексей Тиматков сочинили, например, немало хороших песен на мои стихи. С прозой это был бы скорее казус”.
Сергей Морейно. Вальс. — “ OpenSpace ”, 2012, 2 февраля <http://www.openspace.ru>.
“Еще в XIX веке Лев Толстой отметил невозможность описания войны таким образом, чтобы его мог понять тот, кто сам на войне не был. И уже XX век ответил на это приемом „ножниц”, описывая начало и конец войны, то есть то, что было некоторое время до и некоторое время спустя, обозначая тем самым временной сдвиг — и давая не понять, но угадать содержание этого сдвига (или паузы?). Тем не менее главным в войне остается ее протяженность, хотя бы она продолжалась всего семь дней, — наличие отрезка времени, на котором никто не в силах изменить состояние войны на состояние мира. Даже находясь в концентрационном лагере, человек в принципе имеет индивидуальный шанс на переход к состоянию свободы. Он может надеяться на пересмотр приговора, на амнистию, в конце концов, на обретение локальной свободы путем побега. На войне же никто не может ни личными усилиями, ни в результате какого-либо чуда отменить ее начало или ускорить наступление ее конца”. Здесь же стихотворение Чеслава Милоша “Вальс” (1942) в переводе Сергея Морейно.
Андрей Немзер. Полный абзац классиков. Даже выпустив в рамках госзаказа сто шедевров, мы останемся при не по дням, а по часам дичающем младом племени. — “Московские новости”, 2012, на сайте газеты — 27 января <http://www.mn.ru>.
“<...> национальный канон может изучаться (как складывался и менялся, какие факторы в этом процессе сказывались), но не может формироваться. Ни Академией наук, ни Союзом (-ами, у нас их как у дурака махорки) писателей, ни сообществом критиков, ни всероссийским родительским собранием. Потому как он уже существует. И его „проблематизация”, „обсуждение”, „уточнение” отольется лишь в небесконечный, но довольно долгий (пока сверху не гаркнут „Стоп! ”) и бессмысленный турнир честолюбий. Прикрывающий борьбу интересов. Издательских. Ибо если идея не будет благополучно утоплена в творческой (а как иначе!) дискуссии, ее надо будет воплощать. От очертаний соответствующего госзаказа (и сопутствующего ему дележа казенного пирога) заранее становится дурно”.
Вадим Нестеров. Трое сбоку, он один. Григорий Чхартишвили закрыл серию “Авторы” романом Анатолия Брусникина “Беллона”. — “Газета.Ru”, 2012, 23 января <http://www.gazeta.ru>.
“„Беллона” [Анатолия Брусникина] состоит из двух пусть и связанных, но самостоятельных романов: „Фрегат ‘Беллона‘” и „Черная”. Объединяют их общие (в том числе и с предыдущей книгой серии „Герой иного времени”) персонажи, время и место действия — город Севастополь, Крымская война. „Фрегат” рассказывает о начале севастопольской обороны на фоне жизни 15-летнего матросского сына Герасима Илюхина, нежданно-негаданно ставшего юнгой на парусном фрегате. „Черная” — о последних днях осады города, переплетенных с судьбами выживших героев первой книги. Для автора они явно неравноценны: „Первая — подростковая, очень славная и пушистая: про паруса и пушки, романтическую любовь и мужскую дружбу, — пишет автор в своем ЖЖ. — Вторая — взрослая”. „Беллона” и впрямь книга взрослая, очень непростая и явно важная для автора. Иногда даже создается впечатление, что нарушается аксиома „книга не может быть умнее автора””.
“„Беллона” — один из лучших романов Чхартишвили последних лет, но при всем — роман абсолютно „акунинский”. И в этом, похоже, ответ на вопрос, зачем он раскрыл тайну псевдонима”.
“К счастью для поклонников Бориса Акунина и, похоже, к немалой досаде самого автора, Григорий Чхартишвили при всех своих недюжинных талантах оказался актером одной роли. Попытка сменить амплуа, выйти за границы своего жанра (в котором, надо отдать должное, он действительно легитимнейший король) — будь то в проекте „Жанры” или в проекте „Авторы” — всегда оборачивается одним и тем же. Или получается плохо, или получается как в анекдоте про оборонный завод, где как ни собирай, получается автомат Калашникова вместо детской коляски”.
Елена Петровская. “Человек технический”: о взаимосвязях Интернета и литературы. — “Эксперт”, 2012, № 2, 16 января.
“Если заострить тезис, то современная литература — даже если это всего лишь представление об общем векторе ее развития — открыта вторжениям со стороны того нового, для определения которого у нас нет готовых слов или понятий”.
“В самом деле, по старым меркам нет ничего более постороннего языку литературы, чем видео, комикс, сериал, телевизионная картинка и даже реклама. Между тем именно эти формы, в которых узнает себя современный зритель — причем вместе с множеством таких же, как он, — именно они и составляют неосязаемую ткань сегодняшней литературы”.
Поединок. Почему в дебатах между Коммунистом и Миллиардером не оказалось победителя? Беседу вела Елена Новоселова. — “Российская газета” (Федеральный выпуск), 2012, № 13, 24 января.
Говорит Юрий Кублановский: “Разница амплитуды оценок Февральской революции так велика потому, что мало кто понимает, что это было такое. Лучшее, что о Февральской революции появилось, было написано Солженицыным в эмиграции в Вермонте в 80-е годы. И когда это пришло в Россию, здесь уже перестали читать, ушла культура проникновенного чтения. Поэтому ни февральские главы „Красного колеса”, ни отдельное превосходное эссе Александра Исаевича „Размышления над Февральской революцией” не были почти никем должным образом прочитаны и осознаны. У каждого свои представления о Февральской революции. До сих пор для одних она — это победа демократии над обскурантизмом и самодержавием, для других — первый шаг России в тоталитарную пропасть. В большинстве своем, повторяю, происходит это просто от незнания. Но меня настораживает, когда говорят, что сейчас уж ни при какой погоде Февраль невозможен. Я убежден, что бытие России очень хрупкое сейчас. И возможно все”.
Андрей Ранчин. Ненужный Толстой: рецепция личности и творчества писателя в год столетнего юбилея. — “Неприкосновенный запас”, 2011, № 6 (80).
“Может статься, я неправ, и в намерения автора книги [„Лев Толстой: бегство из рая”] отнюдь не входило сделать Толстого персонажем „Русских сенсаций” и телепрограммы „Ты не поверишь!”, но концентрация такого материала столь велика, а акценты на нем так сильны, что происходит неизбежное искажение оптики и смещение масштабов. Возможно, Павел Басинский прежде всего хотел показать Толстого просто человеком, без глянца. Но стараниями биографа Толстой предстал перед публикой „без штанов”. Показательна публикация фрагментов книги в „Московском комсомольце” — отрывки из другой биографии писателя массовая газета вряд ли бы напечатала. Впрочем, литературного скандала книга Басинского не вызвала, и в этом нельзя не видеть бесспорного свидетельства, что подобный метод жизнеописания уже не удивляет и даже не раздражает”.
