Легс Макнил - Прошу, убей меня.
И что самое печальное… Незадолго до ее гибели Ди Ди видел Конни. Она занималась проституцией на перекрестке Одиннадцатой стрит и Второй авеню. Он пытался дать ей денег, но Конни сбежала. Ей было безумно стыдно. И вид у нее был такой, словно дела идут совсем плохо.
Ди Ди Рамон: Джоуи Рамон сообщил мне о гибели Конни. Он мне позвонил. И сказал: «Конни умерла».
Я ответил: «Да?»
Ничего больше я сказать не мог. Потому как рядом была Вера. Я не мог скорбеть, потому что рядом была Вера. Не мог выказать абсолютно никаких эмоций. Потому что Вера была чертовски ревнива.
Последний раз, когда я видел Конни, та завлекала мужиков на улице. Обычно я подъезжал на микроавтобусе. И ждал перед домом, где жил Джоуи, пока его вытащат на улицу. Конни работала в том же районе. Я пытался дать ей денег, чтобы она могла себе чего-нибудь купить, ну, и вообще. Она выглядела совсем плохо. Не знаю, за что и как ее можно было любить. Но я любил.
Позже я узнал, что одна из девушек пыталась собрать деньги на гроб для Конни. И все остальные девушки включились в тему, но потом пришла какая-то сучка, забрала все деньги и спустила их на наркоту. Несколько лет спустя меня этот факт просто добил.
Лора Аллен: Забавно. Как-то я болтала с Верой. И та сказала: «Знаешь, я ведь ненавидела Конни. А потом поняла, что чего бы там она ни делала, кем бы ни была, она всегда пыталась дать Ди Ди ощущение домашнего уюта. По крайней мере в этом мне стоит отдать ей должное».
Потом Вера рассказала мне историю про то, как Конни купила диван. Она работала, скопила денег и купила диван для Ди Ди.
Но как-то раз Ди Ди впал в буйство и разнес диван. В щепки, так что вся набивка повылезла. И Вера закончила словами: «Да, это так печально. Бедная Конни работала, работала, чтобы только купить диван. А Ди Ди этот диван разломал. Она же пыталась создать некое подобие дома, ну, что-нибудь прочное и стабильное. Но все эти наркотики, буйство, сумасшествие…»
Мне до сих пор больно вспоминать про Конни. Ее конец был ужасен. И ведь я знаю совершенно точно, что Ди Ди ее любил. Очень сильно любил. Может, это была его первая любовь в жизни. Он потом сам рассказывал, что время, проведенное с Конни — лучшее время в его жизни.
Глава 38
Фредерик
Кэти Эштон: Когда мой брат Скотти вернулся из Лос-Анджелеса и слез с иглы, он остался жить у матери. Однажды он сказал мне, что Фред Смит и Скотт Морган предлагают ему играть в их новой группе.
Я не видела Фреда несколько лет, но когда они собрали Sonic Rendezvous Band, я в конце концов опять начала с ними тусоваться, потому что мне понравилась эта группа. Потом мы с Фредом возобновили наши отношения.
Следующие несколько лет я тусовалась с ним, ходила на их концерты и здорово развлекалась. Правда, это был алкогольный период. Пускай не я, но эти парни пили по-черному.
Меня физически влекло к Фреду — не только как к воспоминанию о том, как мы впервые с ним встретились, — я сходила по нему с ума. Но я никогда не считала это любовью, мол, вот он — мой мужчина, мы с ним осядем и обнесем наш общий дом белым забором, в таком духе. Я просто тусовалась с ним как с другом.
Когда в 1978 году на горизонте появилась Патти Смит, сначала я думала: круто, что ей нравится Sonic Rendezvous Band, но совсем не круто, что она захватывает мою территорию, ха-ха-ха!
К тому времени мы с Фредом были вместе уже далеко не первый год, и хотя все вышло достаточно случайно, всем вокруг было ясно, что мы — одно целое. Но когда Патти начала приходить к нам играть и когда Rendezvous заиграли у нее на разогреве, она стала отбивать у меня Фреда.
Биби Бьюэл: Когда Патти Смит решила, что пора завязывать — когда она решила выйти замуж и стать домохозяйкой, — единственный, кто знал об этом, был Тод Рандгрен. Он продюсировал «Wave», и только он знал, что это ее последняя запись. Она даже не сказала группе. Потом Тод рассказал мне, но я поклялась никому не говорить. Мне даже нельзя было показывать Патти, что я знаю. Но однажды я пришла в студию и заплакала, а Патти сказала: «Ты чего, подруга, с дуба рухнула?» Я просто ревела, и Тод вытащил меня на улицу.
Я сказала: «Не хочу, чтобы это была ее последняя запись!» У меня было еще очень чистое, незамутненное отношение к рок-н-роллу. Для меня это была ужасная потеря. Словно смерть родственника. Может, они думали, это просто последняя запись: «Подумаешь, теперь я буду домохозяйкой», — но я приняла это очень близко к сердцу.
Патти рассказывала мне, что она влюблена во Фреда Смита, что она хочет выйти за него замуж и нарожать кучу детишек, и что, мол, круто, что у Фреда та же фамилия, что и у нее, — не придется менять фамилию.
Словно она встретила бога — ни больше, ни меньше.
Джеймс Грауэрхольц: Патти сказала мне: «Я нашла мужчину, которого люблю, и оказалось, что все, что мне нужно в жизни, — мужчина, которого я люблю. Я хочу детей, хочу быть хорошей матерью и хорошей женой, это все, что мне надо».
Мне это показалось очень искренним. Я сказал: «Давай, вперед». Знаешь, многих ее решение удивило и шокировало, а меня нет. Конечно, была сплошная революция, Я — РЕМБО, Я — БОДЛЕР, Я — БЕРРОУЗ, но никуда не делся певец любовных песен — Билли Холидей. В смысле, конечно искусство имело место быть, но в принципе она отказалась от него ради правильного мужчины.
Помню, однажды вечером мы с ней и Ленни ехали в лимузине на концерт в Нью-Джерси. Ехать надо было далеко, и Патти читала биографию скульптора Родена. Ей больше всего понравилась женщина, которая вела у Родена хозяйство. Она сделала все, чтобы к Родену пришел успех. Знаешь, за спиной каждого известного мужчины…
Кумиры Патти были обычно героическими мужчинами, но женщины-кумиры были отнюдь не вроде Жанны Д’Арк, сильные женщины-лидеры, а необласканные популярностью, обойденные историей женщины-помощницы.
Джей Ди Даггерти: Последние два концерта Patty Smith Group играла в Болонье и Флоренции. В Болонье Патти попала в совершенно кошмарную ситуацию. Мы должны были играть на огромном стадионе, и толпа вырвалась из-под контроля. Немало народу попало внутрь бесплатно — наверно, проломились через ворота. Одно из условий сделки, которую пришлось заключить нашему промоутеру с местной компартией, было то, что они обеспечивают охрану.
Концерт прошел достаточно спокойно, но потом мы оказались заперты за кулисами, потому что эти клоуны, которые по идее изображали нашу охрану, заперли металлические ворота, и ни у кого не было ключа.
И вот 80 тысяч человек скандирует «Патти, Патти», потихоньку теряет остатки рассудка, и группа начинает паниковать: «Пидзец, что тут творится? Нам надо обратно на сцену! У кого этот блядский ключ?»
Неожиданно охранники повели себя жестко. Они оттолкнули всю остальную группу и окружили Патти — они хотели увезти ее на машине. Патти испугалась за свою жизнь — она думала, что ее сейчас похитят и будут отрезать уши там всякие. В этот вечер Патти опустилась на колени и стала молиться. Это, можно сказать, сработало, ну, и найденный ключ тоже внес свою лепту.
На следующий вечер ее менеджер Ина сказал: «Такое никогда больше не должно повториться — впредь мы играем только на таких-то условиях».
Но следующий концерт стал точной копией предыдущего — такой же стадион и длинный кафельный коридор за сценой. И вот я в своем сценическом костюме — белая майка, белые прозрачные парашютные штаны, а под ними «ракушка», и в итоге можно видеть мою задницу… Знаю, тогда это казалось неплохой идеей, ладно? И вот я выхожу из-за угла, а там стоят карабинеры с автоматами, и я думаю: «Ой, бля!» Это была наша охрана на тот вечер.
Начался беспредел. Аудитория озверела. Может, Патти прибьет меня за мое толкование событий, но она слишком много внимания уделяла тому, что собирается сказать, и слишком мало — тому, как это воспримут. Не хочу сказать, что это как-то особенно эгоистично, но она считала: «Вот что я делаю, и если людям это не нравится, включая тебя, Джей, сосите хуй». В Америке во время последней песни мы поднимали огромный американский флаг на заднике. Сначала я думал, что в Европе мы забьем на эту фишку. Типа обойдемся без флага. Вдруг это воспримут как символ империализма. А в ответ я получил: «С какой это стати? Ты что, не патриот? Ты не любишь Америку?» Я сказал: «Оп-па. Ладно, проехали».
В тот вечер Патти играла длинную фортепианную импровизацию, во время которой через аудиосистему проигрывалась речь папы. Молодежь Флоренции в восторг не пришла. Народ напрягся. Может, они восприняли это как святотатство, а может, просто не хотели слушать дальше эту херню.
И когда появился американский флаг, они начали ломать заграждение. На сцену полетели большие деревяшки с гвоздями. А я припомнил кошмарные истории про концерты Лу Рида в Италии, когда их забрасывали зажигательными бомбами. И как только я увидел, что эти штуки летят, я побежал к огромному чехлу от органа Б-3, забрался внутрь, а когда обломки перестали падать вокруг, я вылез, и мы снова начали играть.
