Владислав Артемов - Обнаженная натура
— Съехали твои дантисты! — перебила баба Вера. — Днем еще съехали, вон ее спроси, — кивнула она в сторону Подомаревой. — Те супостаты стены рушили, а эти свой живот спасали…
— Предатели! Их бы в военное время да у этой же стены! — бухнул Кузьма Захарьевич.
— Им что, дантистам этим, им квартиры на Чистых прудах обещаны, в самом центре, а нас всех в Матюги упрут, — напомнила баба Вера.
Что-то вдруг ударило в стену, послышался треск отдираемой вагонки, глухие воровские голоса.
— К бою! — приказал полковник и схватил с плиты сковородку. Быстро разобрали оружие и цепочкой, вслед за Кузьмой Захарьевичем Сухоруком двинулись наружу. В руках у Пашки почему-то оказался веник, но в уличной темноте гляделся он громадной неясной алебардой. Юра нес гантели.
На улице полковник знаками приказал войску разделиться. Основная сила двинулась вдоль стены, человек пять пошли в обход, возглавляемые Стрепетовой.
— В случае чего, орите что есть мочи, — напутствовал полковник.
— И ты, старая карга, иди с ними, — велел Степаныч Подомаревой. — В бою всякий клок дорог. А я тут с крыльца корректировать буду…
Что-то тяжко обрушилось в стане врагов, там глухо заматерились. Полковник кинулся вперед, за ним, натыкаясь и хоронясь в темноте друг за друга, двинулось все ополчение.
В сыром тумане светились далекие фонари, желтели окна соседнего кирпичного дома, дребезжал мирный трамвай, заворачивая за угол. Вся великая страна дремала у телевизоров…
Громадная, увеличенная туманом фигура полковника нырнула за угол и тотчас же раздался его трубный голос:
— Стоять! Ни с места! Руки за голову!
— У-гу-гу-гу-гу! — по-индейски хлопая себя ладошкой по губам взвыл за спиной у Родионова Юра. И заполошно где-то далеко за домом отозвались, завизжали женщины.
— Атас! — крикнул чужой воровской голос. — Менты сзади!
Глухой шум борьбы послышался оттуда, где кричал полковник. Пашка бросился в темень наугад и сразу же налетел на какой-то проворный двигающийся куль, упал на него сверху и, откинув в сторону веник, стал хватать руками. Куль взвизгнул и коротко цапнул Пашку зубами. Он неожиданности Пашка расслабил хватку, и куль, не переставая визжать, метнулся прочь, и тут же кто-то ударил Родионова по спине тяжелой гантелей, в глазах у него потемнело.
Родионов успел подивиться неожиданному эффекту — все вдруг стало видно ему как днем — посреди сражения высился полковник, вздымая к небу дымящуюся сковородку. Он увидел старуху Подомареву, бессильно запутавшуюся в кусте сирени и пляшущих вокруг куста женщин. Увидел позади себя пригнувшегося в позе гориллы Юру, и последнее, что он увидел — четыре сутулых фигуры, драпающих с поля боя. В ту же секунду он потерял сознание, но успела еще промелькнуть в его меркнущем мозгу удовлетворенная мысль: «Наше племя сильное! Много-много…»
Очнулся он на диване в своей комнате.
— Жив! — сообщил Кузьма Захарьевич. — Сто лет проживет. Молодец!
Все жильцы тесно толпились у стола, галдели радостно и возбужденно. Юра со стаканом красного вина подскочил к Пашке:
— За победу!
Родионов присел на диване, взял стакан. Голова немного кружилась, но на душе было спокойно.
— За победу! — повторил он, поднимая стакан.
Выпили все, даже старуха Подомарева из своей фарфоровой чашки. Полковник пил стоя, с локтя. Голова его была забинтована, лицо багрово пылало.
— Друзья мои! — прогремел он, утерев губы. — Соратники дорогие… — голос его пресекся, он сглотнул и продолжал душевно:
— Что же мы раньше-то?.. Собачились, клеветали друг на друга, враждовали, можно сказать… Но перед лицом опасности, в смертельный миг… Спасибо всем! Как старый солдат…
Голос его еще раз пресекся, он махнул рукой и отвернулся. Все деликатно отвели глаза.
— Прости меня, что я тебя каргой обзывал! — решительно подошел Степаныч к Подомаревой и низко поклонился.
— Виват! — крикнул Юра. — Пей до дна!
Баба Вера, загадочно улыбаясь, встала и вышла из комнаты. Все переглянулись. И тут же из-за двери широко и вольно заиграла гармонь, дверь распахнулась от удара ноги и баба Вера, словно на ступе влетела в комнату, растягивая меха. Все сорвались с мест, Юра раскинул руки и притопывая ногой, пошел кругом. Следом поплыла Стрепетова, размахивая платком. Полковник подхватил с кресла профессоршу, завертел ее вальсе. Молча и сурово плясал татарин Касым со своею Айшой. Топтался посреди комнаты чернокнижник и даже Макс Ундер, сидя в дальнем углу, топал ногами в пол. Уперев руки в бока, набычившись пошел на косых каблуках скорняк. Дробно вылетел и Родионов, зверски осклабившись… Словом, все, что находилось в комнате пришло в движение. Плясали долго, пока баба Вера не стала сбиваться.
— Ох, уморилась! — довольно выдохнула она, ставя гармонь на пол. — Выпить надо! Давненько так не гуляла…
И снова пошло веселье своим чередом.
— Он на меня с ломом, падла! — кричал Юра. — А я гантелей ему по спине. Крякнул только, подлюка, и пополз куда-то… Надо утром проверить, нет ли трупа…
Постепенно веселье пошло на убыль, спели еще несколько песен. Хорошо прозвучал «Варяг», но особенно задушевно получилось «Враги сожгли родную хату…»
Глава 3
Мародеры
Утром следующего дня пили общий чай, ели общую снедь. Решено было идти с петицией к самым высшим властям, искать защиты и правды. Отправляясь в город, жали руки Родионову и Максу Ундеру, которые оставались дежурить и следить за событиями.
Дом таким образом остался почти пуст.
И события не заставили себя ждать. Часов в десять Родионов приметил неподалеку от дома троих незнакомцев, которые оглядывали дом и о чем-то оживленно совещались. Пашка взял лопату и вышел во двор. Незнакомцы, косо глянув на него, замолчали и убрались за угол соседнего кирпичного дома.
Пашка обошел поле боя — на месте ночной вылазки валялись оторванные грабителями доски, торчал в земле гвоздодер. Родионов подобрал трофей, прихватил и веник, забытый им накануне. Побродив вокруг, Пашка вернулся в настороженный полумрак дома.
— Ты подежурь тут, — сказал он Максу Ундеру — а я, пожалуй, в милицию схожу на всякий случай.
Ундер молча кивнул головой и отвернулся.
Неприятное предчувствие тронуло сердце Пашки, но, будто угадав ее колебания, Макс Ундер угрюмо успокоил:
— Ступай, ступай. Это не зазрительно. Я — могила.
И Родионов отправился в отделение. Он долго и сбивчиво растолковывал позевывающему сержанту суть дела, наконец сержант отмахнулся:
— Хрена ты мне тут навязался? Без тебя забот по уши. Бандитизм вон, зарплата копейки… Посиди, подожди майора, — он поднялся и поправил кобуру. — В ту дверь не заглядывай, — фольклорно добавил, выходя из помещения.
Пашка сел ждать майора. В глубине отделения, именно за той дверью, куда его просили не заглядывать, происходила какая-то мерная работа, словно разрубали мясо, смаху, с придыханием: «Гэк! Гэк!..» Пашка не усидел и приоткрыл кованую запретную дверь.
— Друг, спаси афганца! — прохрипел распяленный на полу здоровила. — Бей тревогу!..
На груди афганца посверкивали две круглых медали. Родионов, не размышляя, кинулся в схватку, был моментально сбит с ног и закован в наручники. Пару раз огрели дубинкой и его.
— Держись, афган! — крикнул Пашка, которого выволакивали из запретной комнаты, — Найдем правду.
На деревянной скамье у стены сидел тощий инвалид и равнодушно глядел на расправу, придерживая рукой авоську с пустыми бутылками.
Часа через три появился вежливый майор, вызволил Родионова из камеры.
— Что ж они, палачи, — жаловался Пашка. — Медали сорвали с афганца. Как же так? Где же демократия?
— Вы, гражданин Родионов, напрасно так разошлись, — заметил вежливый майор. — Этот ваш, с позволения сказать, афганец, прошлой ночью троих палаточников пришил. Мало того, когда швейцар из соседнего кафе пошел поглядеть, что там за шум, он заодно и его рядышком положил. Так-то вот… А по вашему делу помочь не можем, тут безнадежно. Знаю я эти ваши дома, все погорели и везде картина одна и та же — растащили мгновенно по бревнышку. Пожар, как тут удержишь мародера? Мой вам совет — срочно увозите вещи к родственникам, знакомым… Дом обречен.
— Что ж закон? — настаивал Пашка. — Есть же какие-то кодексы, в конце концов!..
— Закон, кодексы, — усмехнулся майор скептически. — Э-хе-хе…
Родионов подходил уже к своему дому, а майор все сидел, задумавшись, удивляясь неистребимой людской глупости: «Закон, кодексы…»
Дом был уже полностью, со всех сторон ободран, — беззащитно светились янтарные обнаженные бревна с торчащей паклей из пазов. Тяжело груженый «Камаз» отваливал от крыльца. Родионов хотел было кинуться наперерез, но увидел вдалеке у кирпичного дома посередине тротуара свое красное любимое кресло, а на нем старика в соломенной серой шляпе. Старик отдыхал, сидя прямо, положив руки на набалдашник трости. Пашка закричал и, оставив грузовик, бросился выручать мебель. Старик немедленно подхватился, накинул на плечо веревку и потащил тяжелое кресло, упираясь и скользя тростью по асфальту. Трудно сказать, на что он надеялся, уползая от стремительной погони. В несколько прыжков Пашка настиг похитителя:
