Роман Канушкин - Джандо
— Башня… Ты должен дойти до Последней Запертой Комнаты. Там пересекаются линии…
Королева улыбнулась, и эта улыбка вошла в его сердце, чтобы остаться там навсегда. Лицо Королевы-жрицы начало удаляться куда-то за шум падающей воды. Профессор Ким протянул руку, но лицо все удалялось, пока не стало радугой, в которой нашлось место и лунному свету тающих воспоминаний.
А потом Профессор Ким увидел свою Спиральную Башню.
Артур продолжал наблюдать за Профессором Кимом — его друг выполнял какие-то странные пируэты, то тыча копьем в пустое пространство, то опускаясь на одно колено. Артур снова вспомнил их разговор.
— Послушай, Ким, а при чем здесь молоко? — спросил он тогда.
Профессор Ким улыбнулся и подмигнул ему:
— А при чем здесь черные коты, серебряные пули и осиновые колья?
— Бог мой, да вы с ума сошли… Нет, вы что — серьезно?
— Ну, выбирай сам, как к этому относиться, — проговорил с улыбкой Профессор Ким, — но каждый ребенок знает, что в домах с привидениями скисает молоко… Классику надо знать.
— Классику?.. Нет, я серьезно… Хорошо, ответьте мне: молоко — это тоже Большие Истории?
— Нет, — проворчала Дора, — все же вы ничего не поняли. Большие Истории… Представьте огромную книгу, в которой есть все и которая, наверное, еще пишется. А мы с вами — лишь буквы в этой книге. Понимаете? Знание… Так называется эта книга.
— Знание?..
— Конечно! Обо всем на свете. А мы — лишь буквы. Но без нас книга невозможна — где вы видели книгу без букв.
Артур растерянно посмотрел на Профессора Кима, потом перевел взгляд на девочку:
— Где ты это прочитала, Дора?
Дора лишь пожала плечами.
— Заметь, — усмехнулся Профессор Ким, — в своих рассуждениях о Небесной Книге дитя оперирует абстрактными понятиями.
— Не надо меня путать, — рассердилась Дора. — Ничего подобного я не говорила. А если вам не интересно…
— Что ты, очень интересно! — Ким примиряюще поднял руки: — Продолжай, пожалуйста.
— На чем я остановилась?
— Знание.
— Да — Знание. И со-Знание, буквы. Сознание — это только сопричастность к Знанию, и, видимо, лишь к небольшой части. Это даже так и называется: со-Знание.
— Дора… ну-ну.
— И вот эта причастность, — продолжала девочка, — сознание, и превращает Большие Истории в Маленькие Истории. Вот и все. Чего тут непонятного?
— Конечно, — усмехнулся Артур, — подумаешь, бином Ньютона! Получается, что мы, буквы, творим весь видимый мир. Твой друг Профессор мог бы тебе что-то и рассказать о солипсизме, Дора. Именно так называются подобные воззрения.
— Я не говорю, что мы творим весь видимый мир. — Дора удивленно пожала плечами. — Я что, по-вашему, совсем того?! Я только говорю о превращении Больших Историй в Маленькие Истории.
— При помощи сознания внутри нас.
— Почти по Канту, — быстро вставил Профессор Ким. Его явно забавляла эта беседа.
— Ну ни при какой ни при помощи. Это какая-то путаница у вас в голове… Сознание внутри нас, а мы— внутри его. Проще сказать, что сознание — это и есть Маленькие Истории. Как их по-другому вытащить из этой книги? Только… и Большие Истории… ну, как в зеркале — это отражение сознания.
Артур покачал головой, затем улыбнулся и перевел взгляд на Профессора Кима:
— Для этого Ким и вооружился папуасским копьем?
— Копьем африканских шаманов, — уточнила Дора, — а настоящие шаманы часто бывают в Больших Историях.
— Хорошо. — Артур кивнул. — Но все-таки ответьте на мой вопрос: то молоко в миске у дверей — это тоже Большие Истории?
— Молоко, которое мы налили в миску, — проговорила Дора, исподлобья глядя на Артура, — в отличие от некоторых взрослых, помнит Большие Истории. И нам остается только надеяться, что оно не успеет повзрослеть и не подведет нас…
Вот так. Ни больше ни меньше.
И сейчас Артур громко спросил:
— Ну как там у вас?
— Пока порядок, — отозвался Олежа. — А у вас?
— Все тихо.
«У вас! — подумал Артур. — По большому счету — я здесь один. С Кимом не особо пообщаешься».
Артур снова потянулся за сигаретой. Что-то он стал слишком много курить. Курить и пить кофе. И вообще надо заняться этим. Прямо с понедельника. Нет, совсем бросать курить он не собирается, но, скажем, ограничиться пятью — семью сигаретами в день вполне возможно. И тремя чашками кофе. Вот прямо с понедельника и начнем.
— А что делает ребенок? — поинтересовался Артур.
— Ничего, — как-то странно проговорил Олежа. — Стоит. Стоит посреди холла.
Холл в квартире Профессора Кима был светлый, просторный.
— Прямо как у нас, — сравнила Дора и подумала, что больше всего на свете ей хочется сейчас домой. Но она отогнала эту мысль.
«Далекая Яблоня-Мама, сделай так, чтобы он нашел ее, — продолжала повторять про себя Дора, — сделай так, чтобы долгий сон отпустил ее… Я не боюсь, но сделай так, чтобы Королева пробудилась, потому что очень скоро они будут здесь».
Дора встала между двумя зеркалами — одно было укреплено на входных дверях, а другое висело напротив, на стене. Бесконечный зеркальный лабиринт… Вроде бы все правильно. Ты что, боишься, Дора? Ну ты же не такая трусиха… Ты же вундеркинд, и память у тебя… феноменаль… Нет, послушай, Дора, память у тебя феноменальная, и ты больше никогда не будешь путать это слово, и ты вовсе не боишься… Хорошо?
Она еще раз провела руками по своему спортивному костюму из флиса и, кивнув, тихо произнесла:
— Хорошо…
Девочка поправила надетую на голову корону, ее корону, сделанную из резинового мяча, и вспомнила себя на приеме у зубного, стоматолога, как любит говорить папа. Стоматолог — это такое длинное запутанное слово, и пока его произносишь, успеваешь забыть, что речь идет о враче. Тогда главное было подготовиться и сказать себе: «Я не боюсь». И действительно, становилось не так страшно.
— Я не боюсь, — сказала девочка. Она встала спиной к входной двери и увидела свое многократно повторившееся изображение, уходящее в бесконечность. Там, с другой стороны этой зеркальной бесконечности, находилась добрая и могущественная Яблоня-Мама, и она всегда помогала Доре. Всегда, когда требовалась помощь. А разве сейчас не такой день?! Даже несмотря на то что он самый короткий в году.
А потом Дора услышала голос Олежи. Она тут же убедила себя, что этот голос вовсе не испуганный, а просто очень удивленный.
— Дора, молоко, — проговорил Олежа. — Оно скисает… Молоко скисает прямо на глазах.
Девочка обернулась, и Олежа вдруг увидел, что она совсем бледная. Большая полая тишина вытеснила из холла все звуки. Птза Доры расширились — эмалированная миска скисшего молока стояла на низком трехногом табурете. Девочка подняла голову, словно соглашаясь с тем, что увидела, и в этой мгновенной тишине, сотворившейся из чего-то липкого, как остывший кисель, повис ее голос. Очень негромкий. Но Олежа все же почувствовал прикосновение этого липкого холодного киселя к своей спине.
— Они за дверью, — прошептала Дора.
Снова вошла Блонди, выглядела она озадаченной.
— Знаешь, я уже несколько раз звонила в эту квартиру… Я не хотела тебя беспокоить, но там никто не отвечает.
Юлик посмотрел на Блонди и подумал, что ее пшеничные локоны иногда кажутся золотыми. В ту пору, когда он еще был скрипачом, Юлик мечтал дружить именно с такой девочкой — златовлаской. И он выдумал ее и даже дал ей имя. И перед сном он рассказывал себе истории про то, как играет ей на скрипке, и даже про то, как он защитил ее от пролетарских детей, бьющих по пальцам. К счастью, все это было давно забыто, и вот всплыло в самый неподходящий момент… Наверное, такое бывает.
— Хорошо, Блонди, я позвоню сейчас сам, — проговорил Юлик и с грустью подумал: «Конечно, Блонди, тебе там и не ответят. Уже слишком поздно… Теперь я должен сделать это сам».
Блонди еще какое-то время с тревогой смотрела на Юлика, затем спросила:
— Ты уверен, что все в порядке?
О чем это она?
— Да, Блонди, иди к себе. Знаешь, принеси что-нибудь выпить… Крепкого и холодного. И сделай две порции… Ну, в смысле, себе чего захочешь — там вроде бы оставался «Бали». Но мне — крепкого. Хорошо?
— Я сейчас все сделаю… Слушай, если хочешь, я еще попробую дозвониться?
— Нет, спасибо. Будет лучше, если ты принесешь мне водки. Или «Блэк лейбл».
— О'кей… Ты знаешь, может, он просто уехал?
О чем это она опять?
А ты не знаешь? Она— баба, а бабы все чувствуют спиной, как кошки. Вот о чем она опять…
— Возможно, если ты имеешь в виду Хотаба…
Юлик снял трубку и подождал, пока за Блонди затворилась дверь. Еще не поздно послать все к черту! Не лезть в это темное дерьмо. Отстраниться, сделать вид, что ты ничего не понимаешь. Взять Блонди и уехать с ней на недельку. Если проблема не решается, надо просто выйти за рамки проблемы. Просто уехать. Сделать Блонди подарок.
