А Чэн - Современная новелла Китая

— Дядюшка Фашань, говорят, вы собираетесь строиться! — сказал Цао Бинкан. Он не забыл, как в свое время Чжу выпустил в него стрелу, но мстить за это не собирался. И не по доброте душевной, а потому что понимал: лучше ни с кем не связываться. — Я знаю, у вас много своих возможностей, во мне вы не нуждаетесь, но я сызмала вас уважал. Окажите честь, позвольте вам немного помочь. А?

Красивые слова — красивые дела! Он построил Чжу Фашаню кирпичный дом из трех комнат и взял за это всего несколько сот юаней. Чжу — человек неглупый, а чем больше друзей, тем больше путей. Чжу Фашань теперь уже не помешает ему богатеть, но от секретаря партбюро многое зависит, и судьба его семьи тоже.

От строительства, развернутого Цао Бинканом, как говорится, летали куры и прыгали собаки. Из-за рева самосвалов невозможно было вести уроки, и Ду Баошэнь в ярости то и дело чертыхался.

Семье Баошэня жилось теперь лучше. Учительскую зарплату подняли сначала до двадцати восьми юаней, потом до тридцати двух и говорили, что еще увеличат. Отцу Баошэня удалось наконец развернуться: он засадил весь приусадебный участок арбузами, урожай снимал хороший, и семья теперь не знала недостатка не только в еде, но и в одежде. Поле под семейный подряд они, благодаря Чжу Фашаню, получили самое близкое и лучшее, так что зерна в амбаре прибавилось. Два младших брата Баошэня уже отделились, сестра вышла замуж, родители состарились, дети пошли в школу, и все домашние дела свалились на Суюэ. Она за эти годы немного сдала. Ее кожа хоть и сохранила белизну, но утратила блеск, волосы приобрели желтоватый оттенок и часто оставались нечесаными, потому что у нее даже не было времени причесаться. Смеялась она теперь реже, из-за постоянных забот, в уголках рта явственно при этом проступали морщинки, стала сварливой; браня детей, подбоченивалась, как это обычно делают женщины, и буквально орала, пуская в ход крепкие словечки.

Придя с работы, Ду Баошэнь уже не мог, как прежде, спокойно выкурить сигарету, выпить чаю, пробежать глазами газету, а часто, отложив тетрадь и переодевшись в старье, таскал навоз да еще выслушивал попреки Суюэ: ее раздражало, что он ленив, туп и ни на что не годен. Ей не давали покоя хоромы Цао Бинкана: «Когда же мы начнем строиться? До седых волос ждать будем? Старшей-то нашей на будущий год уже семнадцать!»

Баошэню нечего было ответить, и он молча глотал обиду. Он знал: завидовать бессмысленно, каждый богатеет как может, об этом и в газетах пишут. Один выращивает кроликов, другой — рыб, третий — грибы, четвертый — лекарственные растения. Некоторые даже разводят червей, лягушек или земляных черепашек — деньги из чего угодно можно делать. Но все это не для него: ни средств у него нет, ни опыта. И вообще, он не способен действовать — только говорить: дурная привычка, выработанная в нем за долгие годы преподавания. Можно было бы, например, выращивать ангорских кроликов, но им нужны клетки, а клетки надо делать, искать материал, пилить, строгать, буравить, красить… У других это просто получается, а он даже не знает, с какого конца взяться. Пустые мечты!

Поспели первые арбузы. Ду Тингуй обнаружил их ночью, когда ходил с фонариком по бахче. Он потихоньку перенес их домой и позвал Суюэ. Та как раз все эти дни убирала урожай в поле, и ее тело горело и ныло, словно кожу содрали. Даже ночью болели ноги, все кости ломило, и утром она встала разбитая, будто совсем не спала. Пока тащила килограммов пятьдесят арбузов, пришлось несколько раз отдыхать. До села было девять километров, и когда добралась, рынок уже опустел.

Арбузов никто не продавал. Не успела она снять коромысло, как ее обступили и стали спрашивать о цене. Суюэ помнила, что в прошлом году ранние арбузы шли по тридцать два фэня кило, и, набравшись смелости, попросила сорок. Покупателей становилось все больше, и Суюэ тут же набросила четыре фэня, но одна пожилая женщина закричала, что нечего вздувать цену. Пока Суюэ колебалась, к ее безмену протянулась чья-то здоровенная рука.

— Кончай торговать, пойдем со мной!

Это был Цао Бинкан. Все решили, что он рыночный начальник, и положили обратно уже выбранные арбузы. Ничего не понимая, Суюэ взвалила на плечо коромысло и отправилась за Бинканом. Они прошли рынок, свернули на шоссе и остановились перед просторным навесом из асбестовых плит. Тут только Цао Бинкан рассмеялся:

— Что же ты, дорогуша, такая глупая? Вчера продавали по пятьдесят фэней, и то расхватали. А ну, тащи арбузы на весы, покупаю оптом!

Суюэ облегченно вздохнула и согласилась. Мельком взглянула на Бинкана — его было не узнать: красивая бежевая куртка, волосы аккуратно подстрижены ежиком, лицо румяное, довольное и в то же время мужественное. Озорства в глазах нет, смеется приветливо.

— Спасибо тебе, братец Бинкан!

Она впервые назвала его так, до этого звала просто Цао, а то и шелудивым псом.

— Ну что ты! Как не помочь односельчанке? — хихикал он, принимая арбузы и вынося деньги. У Суюэ не оказалось сдачи, но он махнул рукой: не надо.

— Да, сейчас у людей много денег! — растроганно проговорила Суюэ.

— Деньги ничего не стоят! Взять хоть моих помощников. Они зарабатывают по сто, а то и по двести юаней в месяц… Эй, ребята, отдохните, поешьте арбузов! — крикнул он парням, чинившим под навесом грузовики и трактора.

— Братец Бинкан, все говорят, ты большим хозяином стал. Это правда? — с сомнением спросила Суюэ.

— Да, с их помощью… Ребята, ешьте! И ты ешь. Арбузы что надо! — Он отрезал два ломтя и протянул женщине. Она стала отказываться, мол, дома хватает, хотя дома есть арбузы не приходилось: ведь по два-три юаня штука.

— Ешь, не церемонься, мы люди свои! В следующий раз неси арбузы прямо ко мне. За мной не пропадет, каждый в селе это знает! А у вас арбузы отменные: большие, сладкие. Когда мальцом был, сам воровал! Однажды твой свекор поймал меня… Ха-ха-ха!

Суюэ не осталась внакладе. Выгодно продала товар, сэкономила время, и не пришлось толкаться на рынке. Подсчитывая барыши и радостно улыбаясь, она решила пройтись по селу, заглянула в сельпо, куда давно не заходила. Чего только здесь не было! Всевозможные платья, туфли, косметика, и все до того яркое, что в глазах зарябило. Почти все вещи ей не по карману, но посмотреть и то приятно. В конце концов она купила младшим детям по паре сандалий, старшей дочке — жакет, а мужу — блок сигарет «Передние ворота».

На обратном пути она размышляла: «Странно, разбогатеет человек, и его не узнать. Взять хоть Бинкана. Не стал перед ней бахвалиться, вел себя скромно, прилично. Видимо, стал уважительно относиться к женщинам!»

Но в следующий раз, отнеся под навес арбузы, Суюэ поняла, что ошиблась. Цао Бинкан затащил ее в комнату, облапил, стал целовать. Суюэ побледнела от страха, стала вырываться.

— Чтоб ты сдох! Люди увидят!

— Никого нет, сегодня выходной! Хорошая моя, я чуть не умер с тоски! — Он снова полез целоваться.

Вокруг действительно не было ни души. Суюэ еще больше испугалась. Наконец ей удалось вырваться.

— Я пошутил! Постой! Я не отдал тебе деньги за арбузы!

Она остановилась в дверях, в любую минуту готовая выбежать.

— Ладно, не буду взвешивать, пусть считается сто килограммов! — Цао вынул пять десяток. — И еще это возьми…

Он вытащил небольшой сверток и развернул перед рассерженной Суюэ. Там оказались блестящая коробочка и флакон с жемчужным кремом. Этот крем Суюэ видела в сельпо, он стоит два с лишним юаня! Что в коробочке, женщина не знала и, движимая любопытством, открыла ее. Это была компактная пудра, а на внутренней стороне крышки — зеркальце. В нем Суюэ увидела свои любопытные глаза и выбившиеся из-под косынки волосы. От пудры исходил тонкий и нежный запах, напоминавший аромат зимней сливы.

— Не надо мне ничего, — заявила женщина.

— Я же для тебя это купил специально! — умоляюще произнес Цао Бинкан. — Пожалуйста, осчастливь, возьми! — Он сунул сверток ей в сумочку и поцеловал в волосы. Она не успела увернуться и растерялась, не зная, как поступить.

— Не смей, люди увидят!.. Еще сделаешь — никогда больше сюда не приду!

— Нет, нет, я тебя не трону! — захихикал Бинкан, провожая ее, и вздохнул: — Эх, счастливчик твой книжник!

Суюэ чувствовала себя какой-то подавленной и шла, еле передвигая ноги. Ее сердце вдруг опустело, как корзины на коромысле. В глазах стояли слезы. Ощущение было такое, словно она потеряла что-то очень важное, очень нужное. А что — сама не знала. Цао, конечно, ее напугал, но лишь самую малость, зато арбузы проданы, в руках полсотни юаней, да еще жемчужный крем и великолепная пудреница, которые ей самой никогда не купить. И если ей пришлось пережить несколько неприятных минут, то, по крайней мере, не зря. Разве делал ей муж такие подарки? А Бинкан вон как расщедрился! Говорит, для нее старался. Слова, может, фальшивые, а подарки — настоящие. И еще боялся, что она их не возьмет, просил «осчастливить». Что ни говори, а приятно. Она ведь не девушка, давно за тридцать, а такой мужчина — и сохнет по ней, забыть не может! На душе у Суюэ потеплело, слезы высохли, глаза больше не были красными, зато щеки порозовели. Она невольно оглянулась и увидела, что Бинкан с разинутым ртом ошалело смотрит ей вслед. Суюэ опустила голову и ускорила шаг.