Зэди Смит - О красоте

- А я еще тебя защищала, - проговорила она, широко раскрывая глаза и больше не сдерживая слез.

- Зора, пожалуйста,…

- Была на твоей стороне! Против мамы!

Говард сделал еще один шаг.

- Зур, вот я стою перед тобой и молю у тебя прощения. Прости, пожалуйста. Знаю, - прошептал он, - ты не захочешь слушать мои извинения.

- А тебе хоть раз было не наплевать, - отшатнувшись, отчеканила Зора, - на то, чего хотят другие?

- Ты несправедлива. Я люблю свою семью, Зур.

- Надо же! Ты любишь Джерома? Тогда как ты мог с ним так поступить?

Говард молча покачал головой.

- Ведь она моя ровесница. Даже младше. Тебе пятьдесят семь, папа, - сказала Зора с жалобным смешком.

Говард закрыл лицо руками.

- КАК ЖЕ ЭТО СКУЧНО, ОТЕЦ. КАК ЭТО ЧЕРТОВСКИ БАНАЛЬНО.

Зора стояла у лестницы, ведущей в цокольный этаж. Говард умолял ее повременить, задержаться хоть на минутку. Но было поздно. Мать и дочь уже окликнули друг друга и бежали, одна вверх, другая вниз, чтобы обменяться неслыханными, невероятными новостями.

- Ну? Куда конкретно смотреть?

Джером, только что положивший перед отцом письмо из банка, указал нужное место. Говард подпер голову руками и попытался сосредоточиться. Кондиционеры в доме Белси не были переведены на летний режим, и, невзирая на раскрытые раздвижные двери и отворенные окна, по комнатам циркулировал горячий воздух. Казалось, даже чтение вызывало испарину.

- Подпиши здесь и здесь, - сказал Джером. - Придется тебе самому разбираться. Я опаздываю.

Над столом стоял тяжелый дух: за ночь протухла тарелка груш. Две недели назад Говард рассчитал их уборщицу Моник: дескать, такие траты нам теперь не по карману. Потом настала жара, и все стало гнить, плавиться от зноя, вонять. Зора предпочла не отодвинуть тарелку, а самой отсесть подальше. Доев остатки хлопьев, она подтолкнула к отцу пустую коробку.

- И все равно не понимаю, зачем делить банковский счет, - проворчал Говард, занося ручку над документом. - Просто будет в два раза больше сложностей, только и всего.

- Вы в разводе, - официальным голосом сообщила Зора. - Вот зачем.

- Временно, - сказал Говард, но поставил имя над пунктирной чертой.

- Куда ты сейчас? - спросил он у Джерома. - Тебя подвезти?

- В церковь. Не надо, - ответил Джером.

Говард удержался от комментариев. Поднявшись, он прошел через кухню и вышел в сад. Обжегшись босыми ступнями, вернулся в кухню, на плитку. В саду пахло древесным соком и вздувшимися коричневыми яблоками - на газоне валялась добрая сотня. Так было каждый август уже десять лет подряд, но лишь в этом году Говарда осенило, что с ними можно делать. Яблочный пирог такой, яблочный пирог сякой, яблоки в сахаре, яблоки в шоколаде, фруктовые салаты… Говард сам себе поражался. Теперь он знал о яблоках все. Подавал на стол яблочные яства семь дней в неделю. Но надежды не оправдались: яблоки продолжали падать. Целыми днями их глодали черви. Яблоки чернели и раздувались, привлекая муравьев.

Обычно в этот час впервые появлялся бельчонок. Говард прислонился к дверному косяку и стал его поджидать. Вот он показался: торопливым поскоком пробирается вдоль забора, бандит. На полпути он замер и акробатическим прыжком приземлился прямиком на птичью кормушку, которую Говард вчера полдня ограждал от этого грабителя проволочной сеткой. Он с интересом наблюдал, как бельчонок, мелодично позвякивая сеткой, проделывает в ней брешь. Завтра он подготовится получше. Благодаря вынужденному годичному отпуску он узнал много нового о том, как протекает жизнь в доме. Подмечал, какие цветы с закатом солнца закрывают свои чашечки, знал, какой уголок сада облюбовали божьи коровки и сколько раз за день Мердоку нужно в туалет. Вычислил дерево, в котором обитал настырный бельчонок, и собирался его срубить. Распознавал по звуку, когда пора менять фильтр в бассейне и когда стоит усмирить кулаком кондиционер. Не глядя - по характерным звукам, по шагам - мог сказать, кто из детей идет по комнате. Вот и сейчас он безошибочно почувствовал, что за спиной стоит Леви.

- А-а, ты. За карманными деньгами. Угадал?

Лицо Леви в темных очках было непроницаемо. Он

хотел сводить одну девчонку в кафе и кино, но докладывать об этом отцу не собирался.

- Наверное, мать уже тоже деньжат подкинула?

- Пап, дай ему денег, - попросил Джером.

Говард вернулся в кухню.

- Джером, скажи на милость, как ваша мать умудряется платить за свою секретную «холостяцкую берлогу» плюс раскошеливаться на судебные издержки, каждый вечер встречаться с подругами и через день выдавать Леви по двадцать долларов? Неужели все это из тех денег, что она выкачивает из меня? Просто интересно, откуда что берется.

- Дай ему денег, - повторил Джером.

Говард возмущенно затянул пояс банного халата.

- Тут, конечно, не обошлось без Линды - кстати, она ведь лесбиянка? - спросил Говард, зная ответ. - Да, лесбиянка. Но по-прежнему, хотя прошло пять лет, выжимает из Марка половину денег - сумма жирноватая, ведь ей, типа, надо поднимать детей. Линда лесбиянка - и замужество было лишь небольшим сбоем в ее лесбийской карьере.

- Ты в курсе, сколько раз в день ты произносишь слово «лесбиянка»? - спросила Зора, включая телевизор.

Джером тихонько рассмеялся. Обрадовавшись шансу хоть как-то развеселить детей, Говард тоже заулыбался.

- Итак, - хлопнул он в ладоши, - деньги. Если она хочет выдоить меня насухо, пускай.

- Слушай, да не надо мне твоих денег, - отступился Леви. - Оставь их себе. Только смени пластинку.

Леви поднял обутую в кроссовку ногу, чтобы отец завязал шнурки особым тройным узлом. Тот упер его ногу в свое бедро и принялся за дело.

- Скоро, Говард, - небрежно заметила Зора, - ей будут ни к чему твои деньги. Вот выиграет процесс, продаст картину и купит целый остров.

- Нет-нет, она ее не продаст, - с уверенностью сказал Джером. - Ничегошеньки ты не понимаешь. Пойми, у мамы мозги устроены иначе. Она могла бы просто выставить его за дверь, - Говард забеспокоился, услышав о себе в третьем лице, - но она решила: «Нет, теперь ты растишь детей, ты занимаешься семьей». Наша мама - наоборотка. Ни за что не поступит так, как от нее ждут. Железная воля.

Такие разговоры, с вариациями, велись по нескольку раз на неделе.

- Ага, как же, - встрял Говард, угрюмо, точь-в-точь с отцовской интонацией. - Может, она вообще возьмет и продаст этот дом прямо из-под наших ног.

- И прекрасно, - сказала Зора. - Она всецело этого заслуживает.

- Зора, а тебе не пора на работу? - спросил Говард.

- Ничего вы все не знаете, - Леви прыжком поменял ноги. - Она продаст картину, но деньги не возьмет.

Я вчера забегал к ней потолковать. Деньги пойдут Группе поддержки гаитян. Она говорит, лишь бы Кипсу не достались.

- Ты забегал туда… на Кеннеди-сквер? - уточнил Говард.

- Славная попытка, - сказал Леви. Им было велено не сообщать отцу никаких подробностей о месте пребывания Кики.

Леви опустил вторую ногу, обдернул штанины и спросил:

- Как я выгляжу?

В кухню бодро вбежал покоритель травяных джунглей - коротколапый Мердок. И тут же был окружен вниманием: Зора бросилась к нему и подхватила на руки, Леви дергал за ушки, Говард предлагал миску еды. Кики очень хотела взять Мердока с собой, но песику у нее было бы неудобно. И теперь оставшиеся Белси носились с ним в том числе и ради нее; была у них невысказанная, абсурдная надежда, что Кики, хотя ее здесь нет, каким-то образом почувствует заботу, расточаемую на ее любимца, и эти флюиды нежности… Смешно. Это сказывалась их тоска по ней.

- Леви, если обождешь минутку, я подкину тебя в город, - сказал Говард. - Зур, ты не опаздываешь?

Зора и ухом не повела.

- Говард, я-то одета, - она провела рукой по своей летней официантской униформе - черной юбке, белой блузе. - Великий день сегодня у тебя. А ты бегаешь без штанов.

В целом, она была права. Говард взял на руки Мердока, так и не успевшего толком отведать мяса, и понес с собой в спальню. Стоя наверху перед платяным шкафом, Говард прикидывал, не стоит ли немного смочить прическу. В шкафу, из которого исчезла практически вся одежда - разноцветный шелк, кашемир и атлас, над наваленными грудой джинсами, рубашками, шортами одиноко болтался костюм. Говард протянул к нему руку - и вдруг передумал. Если он нужен им, пусть принимают его таким, какой он есть. Он взял черные джинсы, синюю рубашку с коротким рукавом, сандалии. На сегодняшней лекции будут, предположительно, люди из Помоны[109], Колумбийского университета[110] и Института искусств Куртольда[111]. Смит был в восторге, Говард тоже пытался заставить себя радоваться. «Сегодня большой день, - прочел он утром в электронном письме от Смита. - Говард, пора становиться штатником!Не в Веллингтоне, так где-нибудь еще. Думаю, все получится. До встречи в десять тридцать!» Смит прав. Десять лет на одном месте и не в штате - это слишком. Дети подросли. Скоро разлетятся кто куда. И в доме, если как сейчас, без Кики, будет невыносимо. Одна надежда на работу. Тридцать с лишним лет университеты были для него родным домом. Теперь ему нужен еще один колледж - последний, богатый, который бы принял его, старого маразматика, и взял под свое крыло.