Исмаил Шихлы - Антология современной азербайджанской литературы. Проза

Я приободрился.

— Не четырнадцать лет, а скажу точнее: если сегодня 22 октября, то мы встречались ровно пятнадцать лет и шесть месяцев назад.

— Вы так точны?

— Утром того дня у меня родилась дочь. В «Телетеатр» на съемку я приехал прямо из больницы, поэтому так точно помню дату.

— Я тогда писала свои первые научные статьи.

— Я тоже.

— Ах, годы летят!

— И не говорите…

— Перед съемкой на сцене вы неожиданно подошли ко мне. С улыбкой сказали: «Давайте знакомиться. Меня зовут…». Представились. Я тоже назвала себя. Вы взяли у меня из рук листок с текстом моего выступления, прочли на одном дыхании и с недовольным лицом вернули. Было ясно, что вам не понравилось. Мне стало очень обидно. Я и так была взволнована. Меня душила ярость. Мне так нужны были слова поддержки… Когда вы подошли, я решила, что вот наконец-то нашелся человек, который меня успокоит, ободрит.

— Вы все еще обижены на меня?

— Да, — ответила она дрогнувшим голосом. — Я ждала, что вы подойдете после съемки, но этого не случилось. Меня так легко обидеть.

Я пожал плечами.

— Я как-то не придал этому значения. — Полушутя добавил: — Если через пятнадцать с половиной лет попрошу у вас прощения, как вы на это посмотрите?

Женщина улыбнулась.

— Не спешите извиняться.

Выдержав небольшую паузу, я спросил:

— Вас встречают?

— Нет, я не люблю, когда меня встречают. Поеду сама на такси.

— В каком отеле остановитесь?

— В «Гранд-отеле».

— Мне тоже туда.

— Так нам по пути…

Мы расположились на заднем сиденье такси. Я смотрел по сторонам.

Женщина спросила:

— Вы здесь впервые?

— Да, — ответил я. — Завтра начинается экономический форум, в котором я участвую, так что я здесь на три дня. — Я взглянул на нее. — Не знаю, нужно ли спрашивать, а вы…

— А я, — отозвалась женщина, — три дня буду читать лекции студентам в университете.

Когда добрались мы до отеля, было уже далеко за полдень. Договорившись встретиться в шесть часов в фойе отеля, мы разошлись по своим номерам.

Хотелось помыться и отдохнуть. С самого утра я был в дороге. Пока, сменив два рейса, добирался сюда из Баку, вконец измучился.

Встал под душ. Женщина не выходила у меня из головы. Странно, столько лет занимаешь чьи-то мысли, сам же об этом понятия не имеешь.

Интересно, почему она меня так запомнила? Из-за незначительной обиды? Не может быть. Или, может, чего доброго, влюбилась в меня?

Возможно, тогда, в «Телетеатре», она что-то почувствовала во взгляде, моих словах?

Я вышел из-под душа, обсушился и лег. Я ушел в воспоминания, работая со своей памятью. Переворачивал, ворошил этот громадный архив.

Так, тихо-тихо, вспомнил: тогда при виде ее меня бросило в жар.

Ее привлекательный облик, благородные движения, изящные манеры всколыхнули мои чувства.

Может быть, поэтому я и подошел к ней, познакомился, попросил взглянуть на текст ее выступления.

Текст я прочел внимательно, но он меня никак не впечатлил. Поэтому, не сказав ни слова, я вернул его ей и отошел.

Но был сам не свой, места себе не находил. Шепотом спрашивал у друга моего, ведущего Агамира, с головой ушедшего в подготовку к съемке, кто эта девушка? «Молодой перспективный ученый», — ответил он мне.

Как прошла та съемка в «Телетеатре», я и не помнил.

После съемки девушка торопливо ушла. Я непроизвольно кинулся вслед за ней.

Однако ее нигде не было. Я остался стоять у входа, ждал Агамира.

Безусловно, моей целью было что-либо разузнать о Назрин, а не просто погулять с ним по городу, посидеть в чайхане, попить чаю.

Но Агамир меня расстроил:

— Красивая женщина, — сказал он. — Ей двадцать пять. Неплохо пишет. Замужем. С мужем приходила в редакцию, сказала, что хочет выступить в эфире. Решил ей не отказывать, поддержать. Чувствовалось, что муж страшный ревнивец, глаз с нее не сводит. Дай ему возможность, он и на сцене сидел бы рядом с ней. Скорее всего, с нее спросится и за то, что ты подошел к ней перед выступлением. Муж сидел в студии среди зрителей. Видел бы ты, как оглядывал он ее окружение.

— Как же он согласился на ее выступление? — спросил я.

— Ревнивый мужчина — это не значит сильный мужчина, наоборот, это определенный признак слабости, несостоятельности, — ответил Агамир.

Какое-то время я видел иногда Назрин в эфире. Потом она исчезла. И у Агамира я больше ничего о ней не спрашивал.

Это было все, что мне удалось узнать о Назрин. Совсем немного, конечно.

Вечером, встретившись в фойе, мы отправились в город на прогулку.

— Я была в этом городе несколько раз. Есть здесь три-четыре места, которые стоило бы посмотреть. Больше всего мне нравится скульптурная группа, изображающая высадку Ататюрка с отрядом в Табачной бухте. Восковые фигуры борцов за независимость — как живые, и когда смотришь на них со стороны, кажется, что они только что сошли на берег с корабля «Бандырма». Вы знаете, наверное, — добавила она. — Мустафа Кямал Ататюрк начал борьбу за независимость с Самсуна.

— Конечно, знаю, — ответил я.

Улыбнувшись, она сказала:

— В этом городе бытует выражение. Слова одного из тех, кто впервые увидел этот памятник, потом разошлись в народе.

— И что это за выражение?

— Недовольные существующим положением, желающие перемен говорят: «Нужна еще одна высадка Ататюрка с Черного моря в Самсун».

Я улыбнулся.

— Однако, наверное, у каждого есть потребность в своей Табачной бухте, — сказала Назрин-ханым, в ее голос послышалась печальная интонация.

Прогуливаясь, мы пришли к месту, о котором она говорила.

— Совсем как восковые фигуры мадам Тюссо, — сказал я.

— Издали эти фигуры смотрятся безукоризненно, — отозвалась женщина.

— Говорите, близко подходить не стоит?

— В программу всех культурных мероприятий Самсуна непременно включают посещение корабля-музея «Бандырма», стоящего здесь неподалеку у причала в безветренном месте. Вам тоже не сегодня завтра покажут город.

Погода была прекрасной, и мы решили посидеть в кафе рядом с памятником. Она пила сок, я взял чай.

Я решил продолжить нашу давешнюю беседу:

— Пришло ли время просить у вас прощения?

Женщина вздохнула:

— Это ведь воспоминание. А к воспоминанию ничего добавлять нельзя. Так или иначе, это будет восприниматься как своего рода заплата на рубище. Но продолжение той нашей короткой встречи растянулось на долгие годы. Я была очень благодарна самому этому дню встречи с вами. Вы совершили переворот в моей жизни. И я сама избрала вас точкой опоры.

Я оторопел. Эта женщина как будто бредила.

— Я могла позвать вас на помощь. Может быть, вы избавили бы меня от трудностей.

— Отчего же не позвали?

— Не стоило ничего затевать.

— Очень непонятно вы говорите. Я ничего не могу в толк взять.

Она вздохнула и мягко сказала:

— Потерпите. Вы же не программу «Новости» смотрите? Я говорю о своей судьбе.

Я решил поддержать ее:

— Да, вы правы. Что за воспоминания без вздохов, слез и пауз? Простите!

— Я не держу на вас обиды. И уже давно. Поэтому можете толковать мой рассказ, как угодно.

Я замолчал, видно, к месту слов не находилось.

Женщина смотрела в одну точку. Как будто там она вновь видела пережитое.

— После нашей встречи, — заговорила она, — дни мои стали чернее ночи. Домой из «Телетеатра» я вернулась расстроенной. Ревность мужа просто, можно сказать, била фонтаном. Я и так с ним света белого не видела. Но то, что вы подошли ко мне, взяли из рук лист бумаги с текстом, прочли, то, что я улыбнулась вам, взбесило мужа. Всю дорогу он выговаривал мне, и дома до самой ночи не мог успокоиться. На следующий день, после того как показали меня по телевизору (скажу еще, что оператор меня показывал довольно часто), звонили несколько человек. И каждый раз трубку снимал муж. Звонили все свои, поздравляли меня. Но последний позвонивший молчал. Сколько ни кричал муж: «Алло! Алло!», — на другом конце провода молчали. Муж злобно бросил трубку. Анонимный звонок повторился несколько раз. Как будет вести себя в такой ситуации ревнивец-маньяк? Чего только он мне не наговорил! А напоследок еще и ужалил, как змея: «Мне еще вчера показался подозрительным тот парень, что шептался с тобой на сцене „Телетеатра“. Я знаю, что это он звонит и молчит, подлец. Наверное, решил, что меня сегодня нет дома. Не знает, что поездку свою я отложил из-за этого твоего дурацкого выступления».

Он и вправду на два дня должен был уехать в Тбилиси, но из-за меня перенес поездку на следующую неделю.

— Это не я звонил, — решил я оправдаться.

Женщина сдержанно ответила:

— Я-то знала, кто это был. Слабоумный мальчик-подросток из соседнего дома. Он был влюблен в меня. Пару раз останавливал меня во дворе. Видя, что он никак не унимается, я отчитала его, и тогда он перешел к анонимным звонкам. Я не обращала внимания. Думала, что скоро ему надоест это. Муж все выдумывал, а мальчик не мог знать, на что он может нарваться.