Любовь Каверина - Он строит, она строит, я строю
— Попадет нам! Скажут — проворонили!
— Сто-ой!
— Сто-ой!
— Здорово они бегают! Маленькие, а такие шустрые! Жаль, что они в колдуны не понимают: запятнали бы одного, он замер, потом другого, третьего…
— Сто-ой!
— Сто-ой!
— Нин! Там еще одно стадо!
— Это Лашино с Ларуськой.
— Перемешаются!
— Девчонки, куда вы гоните?!
— Мы не гоним, мы догоняем! А вы чего?
— Ну и мы догоняем!
— Перемешались! Теперь их сам черт не разберет!
— Лаш, это ваше поле?
— Не-а, наше — вон там, за дорогой.
— Здорово вы рванули!
— Вы, можно подумать, меньше.
— Везет Ритке с Ларкой, их не заругают.
— Ага, «везет»: когда мы по дороге бежали, я видела, как они свое стадо из реки выуживали.
— Как, вплавь?
— Угу. Брюки засучили, разулись и гоняли.
— Чо я приду-умала! Давайте разделим телят поровну и погоним их на свои поля. Телята все одинаковые, кто заметит, что перемешанные.
— У тебя, Лаша, не голова, а Дом Советов.
— Эй! Эй! Ну же! Пошли!
— Эй! Идите же, черти!
— Пока, Лаш.
— Смотрите, никому не говорите.
Хорошо с Ниной! Она мне как лучик солнца в сырой день! Без нее я бы не знала даже, в какой стороне ферма. И не боится ничего, вон как уверенно стадо подгоняет, будто всю жизнь в деревне жила.
— Чо, намокли, пичужки? Соскучали, небось, по своим городским квартирам?
— Нет еще.
— Ой, девки, вы ж мне всех телят перепутали.
— Разве есть разница?
— А метки-то на ушах. Гляньте, энтот Надькин и энтот тоже…
— Мы нечаянно. Они лежали, лежали, а потом вдруг как кинутся в лес!
— Эх вы, горе пастухи. Гоните, по загонам пойло разольем. Потом Надьку кликнем. Ишь! Ишь! Пошли! Ишь!
— А после опять в поле? Сыро ведь, не простудятся они?
— Чего простудятся? У телят шкура потеплей вашего будет. Пускай жиров нагуливают — осенью на мясопоставку пойдут. Или вы про обед беспокоитесь? Рано ищщо. Во-он кады солнце за речкой будет, побегёте по очереди, покушаете.
Вот, значит, как! Мы здесь работаем для того, чтобы вот эти доверчивые ласковые мордочки превратились в красное мясо на прилавке?!
Что, бессовестное брюхо, только что мечтало о горячей котлете с картошкой?! Вот, любуйся теперь на тощие спины с торчащими хребтами и представляй себе, как с них сдирают шкуру и рубят мясо!
— Нин, как ты думаешь, что у нас сегодня на обед?
— Суп да каша — пища наша.
— Вот и хорошо. Я теперь на мясо смотреть не смогу. А ты?
— А я бы сейчас пару котлет рубанула. И борща горяченького со сметаной.
— Поаккуратнее девки с пойлом. Комбикормов нонче мало завезли.
— Угу.
— Дождь, кажись, перестал. Вы вот чо, девки: на Лыс-гору погоните, смотрите, чтоб телята в огороды не забрели. А то вас хозяева-то быстро кольями огреют. Не посмотрят, что городские. И в заовражье не пускайте, там бык пламенной пасется. Он, если с цепи сорвется, в клочья всех разорвет. И еще вот чего: с Надькинами больше не спутывайтесь, она баба языкастая и рукам волю любит давать.
— Нин, а огороды-то где?
— А где Заовражье?
— А Лаша с Ларуськой в какой стороне?
— Я и Лыс-Гору-то не найду.
— А ну пошли, окоянные!
— Нин, я ж говорила, нам теперь придется всю неделю, как овчаркам вокруг стада бегать и лаять.
— Ну, вот еще, буду я как овчарка! Я, может, пуделем хочу быть. Тяф -тяф — тяф!
— А я колли — АВ-ав-ав— АВ!!
День— ночь седьмой.
— Рок! Рок! Рок-н-ролл!
— Ритка, ты что взбесилась?
— Рок! Хлопайте! Рок!
— Нары сломаешь!
— Рок с букетом! Хлопайте! Рок!
— Ритка, уймись!
— Не уймусь! В меня Пшено втрескался! Рок! Рок!
— Удивила! Ты у него пятая по счету.
— Ну и наплевать! Видали, какой он мне веник подарил. Рок! Рок!
— Откуда ты, ненормальная?
— Рок! Хлопайте! С футбольного поля! Там наши с ашниками играют.
— Рванули, игру посмотрим!
— Позагораем заодно.
— После пяти уже ультрафиолетовых лучей нет.
— Это ты из ревности говоришь. Нам не лучи, а загар нужен. Пошли.
— Купа-альник на-адевай! В ритме рока с левой ноги начи-инай! Пара-ру-ра! Па-ра-ру-ра-ру-рару чуча!
«Из ревности», как Лариска быстро догадалась. По одним ультрафиолетовым лучам. А может, Ритка все наврала? Не похоже. Такой веник мог только мальчишка собрать.
— Нин, странный у этих цветов запах, да? Какой-то приторный, болотом отдает.
— Угу. Белый цвет — дружба, красный — любовь, желтый — измена, синий — разлука.
Значит, мой цветок колокольчик? Или василек, фиалка, незабудка…
— Девчонки, давайте здесь одеяло расстелим: и поле видно, и на солнышке.
… анютины глазки, цикорий, что там еще бывает синее?
— Здорово наши играют.
— Го-ол!!!
— Кто забил?
— Олежка!
— Нин, тебе Олегов нравится?
— Тише ты!
— Я и так шепотом. По-моему, он тебе нравится.
— Открытие сделала. Про это весь класс знает.
— А ты ему?
— Не-а. Ему Ритка нравится.
— Значит, и твой цветок колокольчик?
— Угу.
— И василек?
— Угу.
— И цикорий?
— Я цикорий никогда не видела.
— Я тоже.
Как хорошо, что Нина мне товарищ по несчастью. Вот бы счастливых в любви собрать в один город, а несчастливых — в другой. Тогда несчастливым легче бы жилось.
— Го-ол! Ура!!!
— Что ты орешь, это же в наши ворота.
— Да? Все равно ура!
— А что, старухи, айда к речке! Наберем цветов и подарим нашим победителям.
— Айда! Ты чего не двигаешься?
— Не хочется.
— Она здесь будет дожидаться. Вдруг Пшеничный и ей тоже веник преподнесет. А чо, ему травы не жалко.
Ну что Ларка цепляется? Что я ей сделала?
— Ой-ой! Ты что, Богданов, брызгаешься?
— Это не я. Это дождичек с неба. Можно на твоем одеяле пристроиться?
— А ты, часом, одеяло не перепутал? Ее — во-он на той стороне поля.
— Да ладно тебе, видел я ее… Девчонки на речку побежали?
— Угу. Цветов нарвать победителям.
— Зря. Продуем.
— Почему?
— Играем только мы с Олежкой. А у меня с ночного голова тяжелая. На вот, хочешь?
— Ой! Лилии! Живые! Мне? Ой, разве можно рвать такую красоту? Ты только посмотри, они же в тысячу раз царственнее, чем мы, дворняжки.
— Хочешь, пойдем со мной в ночное, я тебе покажу целые заросли этих цветов.
— Я? Одна?
— Почему одна? Мишка в ночное ходит, Вадька. Вся наша бригада.
— На лошади, наверно, трудно сидеть?
— Научишься.
— А когда?
— Сегодня ночью. Твоя где постель?
— Прямо напротив третьей двери. Только наша бригада завтра по кухне дежурит.
— Ну и что? Мы как раз к побудке кухонных приезжаем и везем им бочку с водой.
— Ты, наверно, хотел, чтоб я лилии Алке передала?
— Обойдется. Я ей их столько перетаскал. Значит, к двенадцати подойду к третьей двери. А ты смотри, спи одетая.
Подумаешь, позвали на лошадях покататься — так от радости в зобу дыханье сперло! Нет того, чтобы сказать: а как же Нина? Без Нины не поеду. Нет, про подругу даже не вспомнила. Ой, вон девчонки с вениками идут, как же я скажу про ночное? И про лилии? Белый цвет — дружба. Может, Алке не нужна дружба Богданова?
— Эй, «ашники»! Какой счет?
— Три — два! Ваши продули! Ха-ха, зря за цветочками бегали!
— Да ладно, это мы вам фору даем.
— Слушай, откуда у тебя такие лилии?
— Богданов принес.
— Ну, теперь берегись — тебе Алка все глаза выцарапает.
— Белый — цвет дружбы.
— Она тебе и за дружбу, и за ревность, и за любовь — за все покажет.
— Пошли спать, старухи, нам завтра в полшестого на кухню.
— Во сачковая неделя будет! Отожремся…
— Да уж, это не телят за хвосты из чужих огородов вытаскивать.
— И не навоз босоножками на ферме месить.
— И не парным молоком давиться, бр-р-р.
Как же я не подумала, что на лошадь залезать придется? Лошадь ведь — она огромная: спереди кусается, сзади лягается, а посередине толстая, как бочка. Если б, скажем, в конюшне стул был, тогда можно было бы его приставить к лошади и залезть. А так — повиснешь сосиской поперек спины, а она голову повернет и куснет за ноги.
— Ты чего не раздеваешься?
— Холодно.
— Спи, завтра знаешь, сколько посуды придется перемыть.
Хорошенькое дело «спи», если завтра узнают, что я одна с мальчишками по ночам шляюсь, та-акие сплетни пойдут! Может, даже и к лучшему, если лошадь меня со спины сбросит или копытом долбанет, про больного человека не станут болтать.
— Эй, ты спишь?
— Не-а.
— Выходи, уже пора. Куртку надень — холодина тут.
— Ой, что это за пар?
— Туман. Не видела, что ли?
— Такого — нет. Прямо как в парилке. В ледяной парилке.
Вадька с Мишкой уставились, глаза по плошке. Будто никогда девчонку не видели. Дураки.
— На хлеб… Да не ешь ты его, это для лошади.
Тоже дура. Лошадиный хлеб начала жевать.
— Далеко до конюшни?
— Увидишь.
Как отрезал. Правильно. Взяли — не лезь.
— А много там лошадей?
