Кэтрин Стокетт - Прислуга
— Про кого она рассказала?
— Велела мисс Синклер уволить Аннабелль. Мисс Синклер ее и выгнала, да еще забрала ключи от машины, потому что одалживала ей половину денег на покупку. Аннабелль уже почти все выплатила, но та все равно отобрала.
— Вот сука, — стиснув зубы, шепчу я.
— Это еще не все, Минни.
— Давай быстрее, пока нас Лерой не поймал.
— Мисс Хилли сказала мисс Лу-Анн: «Твоя Ловиния тоже в этой книжке. Я это точно знаю, и ты должна ее уволить. Ты должна засадить эту черномазую в тюрьму».
— Но Ловиния ни одного дурного слова не сказала о мисс Лу-Анн! И на ней ведь еще Роберт! И что ответила мисс Лу-Анн?
Эйбилин стоит, прикусив губу, по щекам катятся слезы.
— Говорит… подумает об этом.
— О чем именно? Уволить или посадить в тюрьму?
— И о том и о другом видать.
— Господи Иисусе!
Как же хочется врезать. Кому-нибудь.
— Минни, а что, если мисс Хилли вообще не дочитает до конца?
— Не знаю, Эйбилин. Просто не знаю.
Взгляд Эйбилин метнулся к двери — Лерой наблюдает за нами через стекло. И тихо стоит там, пока мы с Эйбилин прощаемся.
В пять тридцать утра Лерой заваливается в кровать рядом со мной. Просыпаюсь от скрипа пружин и вони перегара. Стиснув зубы, молюсь, чтоб он не начал драться. Я слишком устала. И так не могла толком уснуть после разговора с Эйбилин. Мисс Хилли запросто может повесить на свой ведьмин пояс еще один ключ, на этот раз от тюремной камеры Ловинии.
Лерой ворочается, подпрыгивает на кровати, возится, не беспокоясь, что его беременная жена пытается уснуть. Наконец этот болван успокаивается, и я слышу его шепот:
— Что у вас за секреты, Минни?
Чувствую его взгляд, ощущаю вонючее дыхание на своем плече. Но не шевелюсь.
— Ты же знаешь, я все равно выясню, — шипит он. — От меня ничего не утаить.
Секунд через десять дыхание стихает, он закидывает на меня руку. Единственное, что меня сейчас спасает, — младенец в животе. Отвратительная истина.
Так вот и лежу, сжав зубы и умирая от беспокойства. Лерой, он такой, пронырливый. Одному Господу известно, что со мной станется, если Лерой узнает правду. О книге-то ему известно, как и всем вокруг, но он и мысли не держит, что в этой затее замешана его жена. Люди, наверное, думают, что мне все равно, узнает Лерой или нет, — о, я-то понимаю, что люди думают. Думают, большая сильная Минни может постоять за себя. Но они не подозревают, в какое жалкое дерьмо я превращаюсь, когда Лерой меня колотит. Я боюсь дать сдачи. Боюсь, что он меня бросит. Боюсь — и злюсь сама на себя за собственную слабость! Как можно любить мужчину, который так жестоко тебя избивает? Почему я люблю пьяницу? Однажды я спросила его: «За что? Почему ты бьешь меня?» А он наклонился ко мне и говорит: «Если я не буду тебя бить, Минни, неизвестно, что из тебя получится».
И загнал меня в угол комнаты, точно собаку. И хлестал ремнем. И тогда впервые я задумалась.
Неизвестно, кем я могла бы стать, если бы Лерой прекратил измываться надо мной.
Вечером я загнала всех спать пораньше, и себя в том числе. Лерой до пяти на заводе, а я устала — живот слишком тяжел для такого срока. Боже, а вдруг там двойня. Нет, я не собираюсь платить докторам за такие дурные вести. Но чувствую, что этот младенец крупнее, чем прочие, которых я рожала, а срок пока только шесть месяцев.
Забываюсь тяжелым сном. Мне снится, что сижу за длинным деревянным столом, какой-то праздник, и я грызу большую ножку жареной индейки.
Вдруг меня буквально подбрасывает в постели.
— Кто здесь?
Сердце вот-вот из груди выскочит. В спальне темно. Половина первого ночи. Лероя пока нет. Но что-то же меня разбудило.
И тут я понимаю, что это такое. Я наконец услышала то, чего так долго ждала. Чего все мы так долго ждали.
Вопль мисс Хилли.
Мисс Скитер
Глава 33
Глаза распахиваются сами собой. Я вся мокрая. Зеленые обои на стенах точно колышутся. Что меня разбудило? Что это было?
Выбираюсь из кровати и прислушиваюсь. На маму не похоже. Слишком высокий и резкий звук. Напоминает визг, будто что-то живое режут на куски.
Сидя на краю кровати, прижимаю ладонь к груди. Сердце бешено колотится.
Все пошло не по плану. Люди знают, что книга про Джексон. Как я могла забыть, что Хилли читает чертовски медленно. Наверняка привирает, что прочла больше, чем на самом деле. А теперь ситуация вышла из-под контроля. Служанка по имени Аннабелль уволена, белые дамы шепчутся о Ловинии и Эйбилин и неизвестно, о ком еще. Ирония заключается в том, что я в нетерпении кусаю ногти, дожидаясь, пока выскажется Хилли, хотя мне единственной в городе абсолютно безразлично, что она скажет.
А что, если вся затея с книгой была чудовищной ошибкой?
Преодолевая боль в груди, делаю глубокий вдох. Нужно думать не о настоящем, а о будущем. Месяц назад я отправила пятнадцать резюме в Даллас, Мемфис, Бирмингем и еще пять городов и еще раз в Нью-Йорк. Миссис Штайн сказала, что я могу сослаться на нее, и это, наверное, единственное заслуживающее внимания место на странице — рекомендации от человека из издательского бизнеса. Я включила в список свои достижения за минувший год:
Автор еженедельной колонки о домашнем хозяйстве в газете «Джексон джорнал».
Редактор Информационного бюллетеня Молодежной лиги Джексона.
Автор «Прислуги», скандальной книги о чернокожих служанках и их белых нанимателях, «Харпер и Роу».
На самом деле про книгу я не написала. Хотела, конечно. Но сейчас, даже если мне удастся получить работу в большом городе, я не могу бросить Эйбилин в этом кошмаре. Не теперь, когда все так обернулось.
Господи, мне нужно убираться из Миссисипи. Кроме мамы и папы у меня здесь ничего не осталось — ни друзей, ни нормальной работы, ни Стюарта. Как, впрочем, и где бы то ни было. Отправляя резюме в «Нью-Йорк пост», «Нью-Йорк таймс», «Нью-Йоркер» и «Харперс мэгэзин», я вновь испытала то же пронзительное чувство, что и прежде, в колледже, — мне страстно захотелось оказаться там. Не Даллас, не Мемфис, нет; Нью-Йорк — вот город, где должен жить писатель. Но оттуда до сих пор нет вестей. А вдруг я никогда отсюда не уеду? Вдруг я застряла? Здесь. Навеки.
Первые солнечные лучи проникают сквозь оконное стекло. Я вздрагиваю, внезапно осознав, что жуткий крик, который меня разбудил, — мой собственный.
В аптеке «Брент» я ищу крем «Ласте» и мыло «Винолиа» для мамы, пока мистер Робертс готовит для нее лекарство по рецепту. Мама утверждает, что ей не нужны пилюли, что от рака ее запросто излечит дочь, которая не следит за прической и носит платья выше колена даже по воскресеньям, — и неизвестно, что еще я могу выкинуть, если она вдруг умрет.
А я просто рада, что маме лучше. Если моя пятнадцатисекундная помолвка со Стюартом подстегнула ее волю к жизни, то известие о том, что я вновь одинока, добавило ей гораздо больше сил. Она, безусловно, огорчилась из-за нашего разрыва, но на удивление быстро пришла в себя. И вскоре надумала свести меня с троюродным кузеном — тридцатипятилетним красавцем и очевидным гомосексуалистом.
— Мама, — попыталась объяснить я после его ухода, поскольку не могла же она не заметить… — Он же… Э-э… Он сказал, что я не в его вкусе.
Нужно поскорее убираться из аптеки, пока не явился кто-нибудь из знакомых. И пора бы привыкнуть к вынужденной изоляции, но никак не удается. Я скучаю по подругам. Нет, не по Хилли, но порой — по Элизабет, прежней доброй Элизабет, той, какой она была когда-то в школе. После завершения книги стало еще тяжелее, потому что теперь я даже не могла навещать Эйбилин. Мы решили, что это слишком рискованно. По разговорам с ней я скучаю больше всего.
Раз в несколько дней мы с Эйбилин болтаем по телефону, но это не то же самое, что сидеть рядом в ее уютной кухоньке. «Пожалуйста, — думаю я, слушая ее рассказы о слухах в городе, — пожалуйста, пускай из этого получится что-нибудь хорошее». Но до сих пор ничего путного не получилось. Дамочки в городе только сплетничают, воспринимая историю с книгой как своеобразную игру, гадают, кто есть кто, а Хилли продолжает обвинять совершенно не тех людей. Именно я уверяла чернокожих служанок, что о них никто не догадается, и я несу ответственность за происходящее.
Колокольчик у входа весело звякает. В аптеку входят Элизабет и Лy-Анн Темплтон. Я прячусь за полками с косметикой, но все же украдкой подглядываю. Они устраиваются за закусочной стойкой, как школьницы. На Лу-Анн, по обыкновению, нечто с длинными рукавами, несмотря на летнюю жару, на лице дежурная улыбка. Интересно, знает ли она, что стала персонажем книги?
У Элизабет волосы спереди взбиты в пышный кок, а сзади прикрыты шарфом — желтым шарфом, что я подарила ей на двадцать третий день рождения. Как все же странно стоять тут и наблюдать за ними — когда мне так много о них известно. Элизабет дочитала до десятой главы, рассказала мне вчера Эйбилин, и все еще не подозревает, что читает о себе и своих подругах.
