Ван Мэн - Избранное
Эти мысли бурлили в ее голове, как родниковый ключ, что с клокотаньем вырывается из-под земли. Размышляя о своих действиях вновь и вновь, перебирая в памяти факты, она с удовольствием вспоминала о своих добрых помыслах и поступках, о том, что на обиды и зло она всегда отвечала с достоинством. Она не представляла себе другого человека, который, будучи на ее месте, смог бы сделать то же самое лучше ее, то есть сделать больше того, что она уже сделала. Но ее угнетала другая мысль, тяжелым грузом давящая на душу, не дававшая свободно дышать: почему ее добрые намерения не встретили такого же ответа? Какой-нибудь совершенно посторонний человек, прохожий, наверняка испытал бы чувство громадного потрясения, узнав о ее добродетельных поступках. А от своего собственного мужа она в ответ получила лишь очередную порцию коварства и подлости. Она продолжала с еще большей тщательностью перебирать в уме все факты, и вдруг… У нее чуть было не пресеклось дыхание. Нет, Ни Учэн вовсе не подонок, не мерзавец, как она его называла в пылу гнева. Он вполне прилично, а порой просто хорошо относится к родне, друзьям, к школьным товарищам или коллегам по работе, к иностранцам, к людям «из низов» (скажем, тем, кто его обслуживает). Нет, нельзя сказать, что его отношение к людям очень уж дурное. Он ведет себя мерзко и отвратительно только по отношению к ней, Цзинъи, которая к нему относится лучше, чем кто-либо другой. Почему же так?
Она почувствовала, что ее бьет дрожь. Как колотится сердце в груди! Не так, как обычно — равномерно, а лихорадочными толчками. Тело ее ослабло, онемело. Только что в ее голове роились тысячи проклятий, а сейчас ей трудно выговорить даже слово. Ночью, лежа на постели, она не может сомкнуть глаз, через каждые полчаса бегает на двор. Странно, как много жидкости скопилось в ее организме, в каком обилии она сейчас ее отдает. Откуда столько жидкости? Ведь она не слишком много пила сегодня. Такое впечатление, что она сейчас вся состоит из одной воды…
Но весь следующий и еще один день она пила и пила: глоток за глотком, чашку за чашкой. Цзинъи почти ничего не ела, только поглощала воду. Сходит на двор и снова пьет и пьет. Ни Учэн в конце концов заметил необыкновенное состояние жены и спросил о причине, но ответа не получил.
На третий день Цзинъи позвала к воротам рикшу и велела отвезти ее к Шатуну. У доктора она долго плакала.
На четвертый день Цзинъи осторожно намекнула Ни Учэну, что надо бы устроить обед и позвать всех, кто помогал ему в устройстве на работу. О тебе многие беспокоились, подыскали работу, которая тебе по душе, к тому же с приличной зарплатой. Сам понимаешь, как это сейчас трудно! Так что нельзя скупиться!
А как же с деньгами?..
Деньги найдутся, я тебе их дам, я немного припасла. Какими бы мы ни были бедными, доставлять людям лишние хлопоты и не отплатить никак нельзя.
Вот здорово! Прекрасно! Лучше не придумаешь.
Ты ни о чем не беспокойся, я уже все устроила. Ты можешь спокойно идти работать в Чаоянский университет.
Большое тебе спасибо!
По-жа-луй-ста!
На той же неделе господин Ни Учэн вместе с супругой устроили обед в ресторане «Обитель бессмертных», чтобы отблагодарить всех тех, кто им помог.
Предложение Цзинъи привело Ни Учэна в состояние необыкновенной радости и возбуждения. Он хозяин застолья! Немыслимо! Он не мог об этом даже мечтать! Он испытывал сейчас удовольствие, удовольствие безмерное! «Обитель бессмертных» и впрямь напоминает обиталище святых. Постройки старого типа, соединенные двориками, в которых расставлены вазоны с цветами жасмина, а по углам зеленеет бамбук. В воздухе разлит пьянящий аромат вина, запах мяса и чеснока. Стол заказан в западном флигеле третьего дворика. Обычно в домике стоят два стола, однако нынче второй стол пустует, поэтому можно считать, что флигель принадлежит им одним. На стенке висит копия картины Тан Боху[157] «Четыре красавицы» и каллиграфический свиток Инь Жугэна[158]. Ни Учэн доволен обстановкой, о чем он с удовольствием говорит с Цзинъи. Как хорошо после какого-то периода воздержания и праведной здоровой жизни посидеть с приятелями в ресторане. Понятно, они собираются, чтобы поесть, что само по себе очень важно, ибо в жизненных потребностях также содержатся элементы культуры. Полученные знания, воспитание, манера поведения, то есть вся культура человека, который ест разнообразную пищу, ярче проявляется, так как хорошая пища улучшает деятельность мозга, нервной системы, кости, мясо, кожу, вот почему разнообразно питающийся человек выглядит более величественно и значительно, нежели те, кто пробавляется клейкой похлебкой. Но дело не только в еде, а прежде всего в создании для человека таких условий существования, которые обогащали бы людей и украшали их жизнь. Вот, скажем, «Обитель бессмертных» с ее двориками, выложенными фигурными плитами, с белыми стенами, каллиграфическими надписями, с этим круглым столом, покрытым красным лаком и застеленным сейчас белой скатертью, с красными лаковыми стульями, обеденной сервировкой. Разве не радует все это глаз и сердце? Больше всего на свете я ненавидел мелочность и крохоборство: мышиную возню и робкий взгляд на мир, куриное нутро… Человек должен быть широк, а взор его — устремлен вдаль. Конечно, немалую роль в жизни играют связи, без них не обойтись. Важно, чтобы человек с самого детства был приучен к той мысли, что в жизни следует устанавливать здоровые, культурные и широкие взаимоотношения с людьми. А что у нас? Увидел незнакомого человека и сразу же «полинял». Это самая позорная черта китайцев, которая в особенности свойственна китайским женщинам. Человек — животное общественное. Это, разумеется, не значит, что в каком-либо деле надо непременно просить помощи у посторонних, а потом приглашать их на обед. Не в этом суть вопроса. Под общественным человеком или человеком из общества подразумевается следующее: если кто-то хочет твердо встать на ноги в обществе, он должен наладить с остальными людьми из этого общества широкие связи и установить дружеские контакты. Увы, мне порой делается стыдно, ведь я, кажется, имею все возможности для этого, между тем…
Цзинъи, похудевшая за эти несколько дней от скудного питания, покорно внимала надоевшим тирадам мужа. При слове «стыдно» она вздрогнула, всего только раз, словно в этот момент вырвали ее опустошенное сердце и она внезапно ощутила эту последнюю боль, отчего она и вздрогнула, но больше уже не дрожала.
Гости начали сходиться. Первым пришел улыбающийся и стерильно чистый Чжао Шантун, как всегда покачивающий из стороны в сторону головой. Однако сегодня он впечатления на Ни Учэна не произвел. Ни Учэн старался показать ему свое превосходство. Ведь на нынешний обед пригласил гостей не кто иной, как он, Ни Учэн, а потому у него есть все основания чувствовать себя гораздо более уверенно, чем обычно. Правда, Ни Учэн с распростертыми объятьями бросился к гостю, засыпал его вопросами о погоде, о пустяках, о том, о сем. Ха-ха, брат Чжао, какое счастье, что вы озарили своим сиянием этот зал, благодарю вас, благодарю… Все ли в порядке в вашем благородном доме? Как дела в клинике? Ха-ха-ха!.. О, брат Чжао, вы, как говорится, шестирукий человек и о трех головах! Но «имеющий способности, да больше трудится»!
Следом пришел Ши Фуган, что привело Ни Учэна в еще больший восторг. Он с воодушевлением обратился к нему по-английски, однако Ши Фуган ответил по-китайски. После Ши Фугана появился коротышка адвокат, с которым у Ни Учэна было чисто шапочное знакомство. Сердце Ни Учэна екнуло. Неужели и он помог мне в поисках работы? Мм-м… вполне возможно! Оказывается, Цзинъи обращалась к очень многим людям, чтобы устроить ему место в Университете Чаоян. К чему? Кроме хозяина гостей встречали его жена Цзинъи и сын Ни Цзао.
Все гости были в сборе и стали рассаживаться, церемонно уступая друг другу место. Почетное место было отведено Чжао Шантуну. Принесли кушанья. Гости потянулись за палочками, подняли бокалы, обменялись первыми тостами. После холодных блюд появилось мясо со стручками перца — «лацзыжоудин». Зеленые кусочки перца, увлажненные маслом, блестели, как нефрит. За первым блюдом последовало второе — жареное мясо под соусом, представляющее собой аппетитные, изящно нарезанные ломтики, облитые чем-то. За ним принесли третью перемену — обжаренные в сухарях тефтели, хрустящие на зубах и обжигающие рот. В нос ударил запах соевого соуса и жареного лука, украшавшего блюдо «мусюйжоу». Гости высказали свое восхищение по поводу великолепной кухни в «Обители бессмертных» и шикарного приёма.
Завязался разговор: о новых постановках Ли Ваньчуня, о фильмах Чэнь Юньшана, затем разговор коснулся новых книг Ди Сяо, а также слухов о том, что в Хуанхэ кто-то встретил русалку, которая высоко выпрыгивала из воды, демонстрируя свой хвост. Кто-то сообщил об обвале, случившемся на копях Мэнтоугоу, там во время катастрофы погиб десятник. Его тело лежало три дня дома, а на четвертый день рано утром (еще не занялся рассвет) в дом проник жулик, решивший ограбить покойника. И вдруг покойник ожил, встал на ноги и прямо к вору. Тот удирать, а покойник за ним. Гнался метров сорок, пока вор не испустил дух от страха.
