Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 7 2005)
Книжники и фарисеи. Кто — в салоне, кто — в поклоне... Подготовил Андрей Смирнов. — “Завтра”, 2005, № 13 <http://www.zavtra.ru>.
О Парижском книжном салоне рассказывают руководители издательства “Ad Marginem” Александр Иванов и Михаил Котомин: “В России по-прежнему жив русский миф о Париже как о главной загранице. Мы поддерживаем миф о Париже как о мировой столице высокой и низкой культуры, развлечений, моды. Это давно не так. Насколько давно, существуют разные мнения. Но с начала девяностых точно. Париж сегодня перестал выполнять функцию культурной легитимации. <…> Культурная атмосфера активно поддерживается. Но эта культурность все больше музейного, автоконсервирующего вида. Актуальные французские образы находятся во внутренней эмиграции. Во Франции требуют четкости. Если патриот, то должен в таком качестве и выступать. Либерал — значит, либерал. Движение своим путем, вне известных ниш, восторга не вызывает. Не стоит вырываться за рамки, выпендриваться. Если ты обслуживаешь любой культ прошлого — Шумер, Людовик XIV, старое вино, — все хорошо. Настоящее вызывает подозрение. Большие инвестиции в настоящее не очень приветствуются. <…> Касательно литературных моментов Путин выдавал просто дзэнские коаны. Писатель Дмитрий Быков спросил Путина, что бы тот читал, если бы у него было свободное время. Ответ Путина был сильнее вопроса: „А у меня есть свободное время”. Путина также спросили, какой жанр ему больше всего нравится, на что Путин ответил: „Не скажу, иначе все будут писать в этом жанре”. Писатель Кононов попросил Путина поучаствовать в судьбе высокой литературы, помочь донести подобную литературу до широких народных масс. Путин ответствовал: „А они не читают”. <…> Путин с Сурковым сканируют ситуацию и понимают, что интеллигенция — причем не только „яблочная”, в разбитых ботинках, но и упакованная, с влиянием, — постепенно начинает мыслить против режима. Очевидно, что образовался либеральный антипутинский пул очень влиятельных людей. Путин делает жест навстречу интеллигенции, как бы легитимирует культуру. <...> Писатели же играли роль статистов. Есть много нюансов, носящих политический характер, в силу того, что Путин разыгрывает французско-европейскую карту, идею многополярного мира. Должно создаться впечатление, что у Путина есть европейская политика, а она делается через литературу, искусство”.
Борис Крячко. Язык мой… Биографическая проза. — “Грани”. Русский литературный журнал. Москва — Париж — Берлин, Сан-Франциско, 2004, № 212.
“Я живу на чужбине среди чужих людей <…>. Меня дважды били и многажды оскорбляли за русскость. <…> Я совершенно одинок. <…> Бог и родной язык”. Многие тексты этого хорошего прозаика (1930 — 1998), жившего в Эстонии, печатались в таллинском журнале “Вышгород” ( <http://www.veneportaal.ee/vysgorod> ), что неизменно отмечалось составителем настоящей “Периодики”.
См. также: Александр Зорин, “Нестандартная фигура. Борис Крячко в письмах и воспоминаниях” — “Грани”, 2004, № 210.
См. также: Евгений Ермолин, “Свободные люди на рабьей земле” — “Новый мир”, 2000, № 11.
Андрей Кураев. Опричная реформация. — “Главная тема”, 2005, № 4, февраль — март.
“Реформация — это всего-навсего антииерархическое движение мирян. <…> Люди сами себя объявляют цензорами, защитниками и очистителями христианской веры и традиции, и такое самосознание дает им в их собственных глазах право на весьма радикальные суждения и действия. Дух реформации — это именно дух, это некая психология, самоощущение. <…> Сегодня трудно не заметить, что те люди, которые громче всего заявляют о себе как о „православных монархистах”, ведут себя странно как по меркам православным, так и по меркам монархическим. Весьма громкая часть людей, декларирующих свое мировоззрение как „православно-монархическое”, группируется вокруг таких изданий, от которых за версту несет банальной диссидентщиной. <…> Сегодня в России нет монархии. Но это не означает, что в ней нет иерархии. Отсутствие самодержавия в России не означает, что с православного человека снята обязанность научения послушанию. Просто школа послушания теперь находится в самой Церкви. И тот, кто не смог „монархически” жить в Церкви, не сможет жить по-монархически и в самодержавнейшем государстве. Тот, кто дерзит Патриарху, будет дерзить и монарху”.
Сергей Кургинян. “Год 2055-й”. Опыт нелинейного прогнозирования. — “Политический класс”, 2005, № 3.
“Конец 1980-х — 2000 год — время упования на капиталистический нормативный актор. 2000 — 2008 годы — упование на актор корпоративно-стабилизационный (чекисты). 2008 — 2010 годы — перекладывание (через узкую „демпаузу”) надежд на „армию в собственном соку”. 2010 — 2015 годы — герои Бездны (новые Махно, Унгерны и другие). 2015 — 2020 годы — испытание вызревающих в течение всего этого периода „катакомб” (не они ли спасли когда-то выдохшийся Рим и весь Запад?). Если „катакомбы” не окажутся эффективными, российский конец будет полным и окончательным”.
Аркадий Кутилов. Шахматная баллада. Рисунки А. Кутилова. — “Складчина”. Литературная газета. Омск, 2005, № 1 (18).
“„Шахматная баллада”, написанная в 1976 году, не просто перекликается с уже известным читателю, ранним, совсем еще юношеским стихотворением Кутилова „Шахматы”, — это, по существу, его перевод (и местами почти дословный) на язык прозы” (из вступительного слова Геннадия Великосельского).
Валерий Лавров. “Дельфин” — первая боевая подводная лодка российской постройки. Проектирование. Строительство. — “Нева”, Санкт-Петербург, 2005, № 3.
Познавательно.
Илья Лагутенко. “Мне с государством разговаривать некогда”. Беседу вела Алла Гераскина. — “Новая газета”, 2005, № 28, 18 апреля.
“Меня ничего не удивляет. Мне довелось жить в уникальнейшее время, я застал конец 70-х, живу в начале XXI века. Мне гораздо интереснее жить в России, чем в Америке или Европе. Это сейчас такие скучные страны! Есть определенные города, в которых кипит какая-то культурная жизнь, — тот же Лондон или Токио, но… Столько государственных перемен, как русским, вряд ли кому еще довелось наблюдать. Я психологически готов к любым событиям — шаг вперед, восемь шагов назад не будут для меня откровением. Произошло столько чудесных, сказочных, удивительных изменений, в хорошую или плохую сторону — не важно. Не бывает таких сторон, просто такая жизнь, и мы ее сами делаем”.
Владимир Личутин. Душа неизъяснимая. — “Завтра”, 2005, № 14.
“<…> в каком бы стане оказался нынче Федор Абрамов? Увы, однозначного ответа уже не будет. При жизни писатель жил в постоянном внутреннем раздвоении; из-за своей просвещенности он умом и плотью укоренился в столицах, а душою пристыл к деревне и эту родовую пуповину никак не решался, да и не смог бы обрезать. Реализм социальный и реализм социалистический, увы, не сращивались, как ни старался их примирить Абрамов. Навещая родную Верколу, он даже оттуда задирал голову в сторону ЦК. Ему нравилось быть писателем-генералом. В государственном планировании душа крестьянская в учет не шла, не угадывали в партийную строку характер и норов мужика, его чувства и верования; он нужен был как тягловая сила. И Абрамов, искренне отыскивая в коридорах власти союзника, чтобы вытянуть деревню из ямы, невольно помогал потуже натянуть хомут, безнадежнее запрячь крестьянина в телегу, издавна полную нахлебников. Взгляд Абрамова снизу был жалостлив, угрюм и печален, и эту угрюмость писателя использовали либералы в своих тайных целях разрушения России. Они затягивали „деревенщика” в свой узкий круг, и писателю это льстило. Любимов ставил на Таганке „Деревянных коней” не оттого, что так мила была его сердцу русская деревня, но чтобы показать, как он презирает ее. Абрамову же нравился спектакль, он ходил смотреть в театр двенадцать раз и наконец-то затащил меня. <…> В перерыве мы встретились. Абрамов сиял, как ребенок. Спросил меня ласково: „Ну как тебе, Володя, показалось?” — „Бездарно показалось. Они извратили вашу прозу”. Абрамов потух лицом, а я тут же ушел… Абрамова и Любимова связывала какая-то душевная „червочка”, которую мне пока не хочется вскрывать”.
Cм. также: Федор Абрамов, “День Победы в Петрозаводске” (предисловие Л. Крутиковой-Абрамовой) — “Нева”, Санкт-Петербург, 2005, № 2 <http://magazines.russ.ru/neva>.
Игорь Манцов. Успех. — “Русский Журнал”, 2005, 18 апреля <http://www.russ.ru/columns/street>.
“Я не боюсь мертвого Сталина, у меня нормально с головой. В то же время я в ужасе от заморозивших страну старших. От этих умненьких, этих чистеньких, этих совестливых. Этих гуманистов. Этих детей ХХ съезда. Никакой честный труд в теперешней России не прибавляет шансов, не дает состояться. Не позволяет выжить. Кровь, родство — приносят дивиденды, честная работа — нет. Что, тоже Сталин виноват? Или им там — все это незаметно, непонятно? <…> Я не вижу, чем они лучше его . Можно рубить сплеча, а можно медленно душить. Голоса снизу доходят редко. Сытые им не верят, принимают за капризы. <…> Поэтому я скорее за Сталина. Не в том, конечно, смысле, не дергайтесь. „За Сталина” — как сильную, пугающую их метафору. Как идею внезапной, иррациональной ротации, смены вех. Как образ немотивированного скачка, жестокого разрыва логической цепочки. На социальном дне совсем плохо, совсем. Тем, у кого иной горизонт, кто не соприкасается, это попросту непонятно. Народ — вот кто осатанел; жадничает в стиле новорусских буржуа. Глядя наверх, народ портится. И когда грамотные держатели акций требуют снести непоставленный Памятник Сталину, они неосторожно намекают отчаявшемуся пролетариату на его новое оружие. Спасибо, будем иметь в виду. Кто бы вытолкал их всех в шею? Сталин, баловник”.