Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 5 2008)
Владимир Сальников. Уберите Ленина с денег! Черты воплощенной коммунистической утопии в советском искусстве. — “Художественный журнал”, № 65/66, июнь 2007.
“Советский режим был культуроцентричным даже тогда, когда настоящая культурная политика отсутствовала и продолжала по инерции старую, как после смерти Сталина”.
Екатерина Сальникова. “Шпиономания”, — подумал Штирлиц. — “Взгляд”, 2008, 9 февраля <http://www.vz.ru>.
“В современных сериалах [в отличие от “Семнадцати мгновений весны”] у нас действуют положительные люди, сильные, волевые, даже супермены. Но героизма в них нет, потому что нынешняя эпоха в него не верит. А что такое героизм с точки зрения эстетических условностей? Героизм — это когда действующее лицо совершает подвиги не только потому, что оно попало в экстремальную ситуацию, хочет спасти страну, мир или любимых. Героизм — нефункционален. Это порода. Это когда человек абсолютно согласен на героический образ жизни и пожертвовать им он не может даже ради собственной жизни и личного счастья”.
Екатерина Сальникова. Дебанализация в телеящике. — “Взгляд”, 2008, 17 февраля <http://www.vz.ru>.
“Похоже, у нас наступает период, когда интереснее всего поговорить о не самом актуальном”.
Екатерина Сальникова. Сила по-телевизионному. — “Взгляд”, 2008, 23 февраля <http://www.vz.ru>.
“Эпоха коллективизма минула. Общие дела по расчистке окружающей действительности остались. Но эти общие дела не делаются всем обществом, их оставляют особо одаренным особям мужского пола. Для нашего сериала сейчас настоящий мужчина — тот, который один готов делать „общее дело", готов стараться не для своего личного благополучия и даже готов им рисковать и жертвовать ради благополучия общества, ради жизни на земле. А вот мужчины при больших должностях, больших успехах и больших деньгах — то есть идеальные герои рекламы — в сериалах видятся сильными, но не настоящими. Для наших сериалов сила — в самоотверженности, бескорыстии, ну и, конечно, физической живучести. Сериальный формат приказывает герою жить долго”.
Денис Ступников. Свой среди чужих. — “Правая.ш”, 2008, 22 февраля <http://www.pravaya.ru>.
“Самая главная особенность [Егора] Летова заключалась в том, что полноценно любить его можно было только издалека. Любое прикосновение к нему грозило лютейшим разочарованием. А он неуверенно чувствовал себя в обществе людей и сравнивал себя „с гробом на колесиках и загнанной мышью". <...> Те, кто знал и понимал его при жизни, не могут сейчас сформулировать ничего внятного. А далекие по идеологии и концепции от Летова люди раскладывают по полочкам всю его концепцию, разбирают его творческий метод”.
Александр Титков. Вровень с колокольнями. Последний скоморох Александр Башлачев. — “НГ Ex libris”, 2008, № 7, 28 февраля.
“Александр Башлачев входит в русскую литературу медленно. Даже не входит. Вползает. Через двадцать лет после смерти он все еще остается незамеченным и неоцененным „большой" литературной критикой. Может быть, это оттого, что критики совершенно не знают, что с ним делать, как его классифицировать и куда отнести? Его причисляют то к „рок-поэтам" (что это такое?), то к „бардам" (подразумевая под бардами куплетистов, блеющих под гитару), а он не был ни тем, ни другим. Башлачев был скоморохом. (Не случайно он вместо креста носил на груди связку колокольчиков.)”.
Любовь Ульянова. Сексоты для либералов. Секретная агентура в либеральном движении (1880 — 1905). — “Русский Журнал”, 2008, 25 февраля <http://www.russ.ru>.
“Значительная часть материалов агентурных отделов политической полиции, особенно московских, была сожжена в начале марта 1917 года в ходе погромов домов, в которых размещались отделения политического сыска. Активное участие в этих погромах принимали сами служащие политической полиции, возможно, и секретные сотрудники тоже. Странно, что при этом сохранились материалы по секретной агентуре в революционном движении — среди социал-демократов и социал-революционеров, — в то время как материалов по секретному сотрудничеству либералов практически нет. Кроме этого, кажется странным тот факт, что Чрезвычайная следственная комиссия по расследованию преступлений царского режима при Временном правительстве 1917 года, которая состояла по большей части из кадетов, по какой-то причине во время допросов интересовалась секретной агентурой политической полиции только в революционном движении, но не в либеральном. 7 томов опубликованных протоколов допросов бывших сотрудников политической полиции (Падение царского режима. М., 1924 — 1927) содержат многочисленные упоминания о секретных агентах среди большевиков, меньшевиков, эсеров. И ни одного — ни вопроса, ни ответа — о сексотах-либералах”.
Андрей Смирнов. Егоркина былина. — “Завтра”, 2008, № 9, 27 февраля.
“Единственная природа реальности, возможная для Егора [Летова], — тотальная, бескомпромиссная и обязательная война. Война против состояния сна, в котором пребывает мир, против глобального мирового гроба. И актуальная политика, даже в ее радикальном варианте, не дотянула до необходимого Летову уровня интенсивности, ибо оказалась слишком пропитана „злыми сумерками бессмертного дня"...”
Сергей Чередниченко. Три искушения “новых реалистов”. — “Литературная Россия”, 2008, № 8, 22 февраля <http://www.litrossia.ru>.
“Литература интересна как непрекращающийся разговор. Я имею в виду не диалог писателя с читателем, а диалоги писателей между собой — как собеседников на пиру”.
“Первое искушение „новых реалистов" было четко сформулировано Максимом Свириденковым: „ДО НАС не было НИЧЕГО"...”
“Второе искушение — это искушение идти толпой...”
“И наконец, третье искушение „новых реалистов" — упрямые поиски позитива. Или положительного героя, как говорили раньше. Или хотя бы вообще Героя — такого, чтобы хватило на роман. С Героем у нас все очень сложно — нет и не может быть героев в обществе, провозгласившем предсказуемую стабильность главной после стяжательства ценностью”.
“Надо отдать должное той серьезности, с которой молодые писатели взялись за свое ремесло. Но, кажется, на данном этапе они, как молодой любовник, слишком торопливы. Меньше восторга собой, больше сдержанности и спокойствия. Спокойная серьезность — эта позиция видится мне подходящей для писательского ремесла”.
Составитель Андрей Василевский.
“Вопросы истории”, “Дружба народов”, “Зарубежные записки”, “Знамя”, “Информпространство”, “Иные берега”
Муса Ахмадов. Дикая груша у светлой реки. Перевод с чеченского Сулеймана Масаева. — “Дружба народов”, 2008, № 3 <http://magazines.russ.ru/druzhba>.
В первой же главке этой напряженной, болевой повести читаем: “Не думал он, что чеченец оскорбит чеченца, попытается опорочить, сможет поднять на него руку... Не думал, что чеченец будет стрелять в чеченца только из-за того, что тот выразит свое несогласие с ним. В детстве, когда читал о таких преступлениях у других, больших народов, он думал: „Как хорошо, что среди чеченцев такого нет и быть не может..." Случилось же не только это, но и много такого, из-за чего он пожалел, что родился в этом краю.
Но делать нечего: ни родину, ни народ не выбирают. Поэтому приходилось нести свое бремя, но при этом оставаться свободным в своем выборе, не становясь слепым орудием в чужих руках.
Усман тоже знал, что эта свобода выбора должна быть у каждого. Узнав, что тот набирает свою группу, Довт записался первым. Во-первых, они были родом из одного села, во-вторых, ему нравился характер Усмана”.
...Разумеется, Довта в финале повести настигла пуля.
Георгий Гратт. Скажи мне, мама, до... Повесть. — “Дружба народов”, 2008, № 2.
Сюжет изобретательного и, по-моему, очень искреннего сочинения не нов: засекреченные ветераны спецслужб убирают суперподготовленных коллег-свидетелей, могущих в новых социальных условиях оказаться, по их мнению, предателями старых устоев, засев за мемуары. Одного из главных героев (само собой, порядочного человека и патриота), разгадавшего замысел бывших руководителей, уничтожили с помощью уличных демонстрантов-экстремистов, психологически точно назначив ему встречу в “горячем” районе (сами, разумеется, на нее не пошли). Мне показалось, что именно в этом месте текст почему-то сорвался в несколько экзальтированную газетную публицистику “с перебором”, хотя картинка дана тут вроде бы глазами самого персонажа: “По Мясницкой тупым строем надвигалась толпа, флаги. Над головами колышутся транспаранты: „Очистим Москву от инородцев!", „Россия для русских!", „Русский, защити свой дом!". Тут же попы с иконами и лампадами умиленно трясут бородами. Размалеванные вроде бы девицы курят на ходу, целуясь в заглот с такого же неопределенного пола личностями. И какие-то бритые ублюдки в коже, на рукавах подобие свастики, в мутных глазах — мечта о бутылке и телке. Передний с мерзким флагом вскинул в приветствии руку. И черная сотня каркнула разом, брызнув ядовитой слюной на землю. Что это? Откуда?! И не стерпел — будто плюнули прямо в него — шагнул, преграждая дорогу переднему. Всей толпе преграждая. Вырвать из рук, разорвать поганую тряпку, растоптать... Но уже налетели, не устоять. Озверели. Повалили, коваными ботинками наотмашь. В живот, в голову. Но не сдаваться. Ты же воин, солдат! Ты должен!..” И — убили, передав в новостях, что во время прохождения “Марша патриотических сил” завязалась потасовка и один человек погиб.
