Зэди Смит - О красоте

Кики ткнула ему в лицо дрожащим пальцем.

- Леви, не перегибай палку. Не понимаю, о чем ты, да и сам ты вряд ли понимаешь. Скажи на милость, какое это имеет отношение к тому, что ты сделался вором?

- Да послушай ты меня, наконец! Картина не его! И не его жены! Те, о ком я говорю, помнят, за сколько ее купили, а теперь она вон сколько стоит! Но эти деньги принадлежат гаитянам, а не каким-то там… белокожим арт-дилерам, - убежденно процитировал Леви слова Чу. - Эти деньги нужно пере… поделить.

Изумленная Кики на миг лишилась дара речи.

- Хм. Вообще-то все обстоит совсем не так, - сказал Джером. - Уж поверь мне, ведь я изучаю экономику.

- Вот именно что так! Вы меня за дурачка держите, а я не дурак. Я много читал, смотрел новости; так вот, все это правда. За эту картину на Гаити можно построить больницу!

- Вот как? - спросил Джером. - На эти деньги вы хотели построить больницу?

Лицо Леви приобрело выражение одновременно и смущенное, и дерзкое.

- Не совсем… - Наконец, он выдохнул: - Мы хотели перераспределить денежные средства.

- Ясно. И как бы вы ее продали? Через eBay[[107]]?

- Чу знал нужных людей.

Кики вновь обрела голос.

- Чу? Чу? КТО ТАКОЙ ЧУ?

Леви зарыл лицо руками.

- Ой-ё.

- Леви. Я пытаюсь понять то, о чем ты говоришь, - с трудом сдерживаясь, медленно произнесла Кики. - Мне понятно, что ты переживаешь за этих людей, но, малыш, Джером прав, социальные проблемы не решаются так, как ты…

- А как ты их решаешь? - возразил Леви. - Платя за уборку четыре доллара в час? Столько ты платишь Моник, а? Четыре доллара! Если бы она была американкой, ты бы платила ей намного больше. Ведь так? Так?

Кики была потрясена.

- Знаешь что, Леви, - голос ее сорвался. Она наклонилась и взялась за край картины. - Я больше не хочу с тобой разговаривать.

- Потому что тебе нечего возразить!

- Потому что ты несешь полнейший бред. Прибереги его для полицейских, когда они придут, чтобы упечь тебя в тюрьму.

Леви, поджав губы, повторил:

- Просто тебе нечего возразить!

- Джером, - сказала Кики, - берись за другой край. Попробуем вынести ее отсюда. Я позвоню Монти, узнаю, сможем ли мы договориться без суда.

Джером встал напротив и, рывком поставив полотно себе на колено, сказал:

- Думаю, надо в длину. Леви, отгреби в сторонку.

Они попытались синхронно развернуться на сто восемьдесят градусов. Маневр уже подходил к концу, как Джером вдруг стал дергать за что-то на обратной стороне холста.

Кики вскрикнула.

- Не трогай! Что ты делаешь? Ты ее порвал? О нет, только не это!

- Не бойся, мамуля… - нерешительно сказал Джером. - Тут что-то за рамой… Ничего страшного… Мы всего лишь…

Джером поставил картину, прислонил ее к матери и снова потянул из-за рамы заткнутый туда белый блокнотный листок.

- Джером! Что ты делаешь? Стой!

- Я просто хочу посмотреть…

- Не порви, - вопила Кики, не видя, что происходит. - Она рвется? Не трогай!

- Боже мой… - прошептал Джером, позабыв свой обет не поминать Бога всуе. - Ма! Боже мой!

- Что ты там делаешь? Джером! Зачем ты рвешь ее еще больше?

- Мам! Фигасе, тут твое имя!

- Что?

- Охренеть…

- Джером! Что ты делаешь?

- Мама, смотри, - Джером открепил записку. - Здесь сказано: «Для Кики. Дарю тебе эту картину. Ей нужна любовь такого человека, как ты. Твоя подруга Карлин».

- Что?!

- Да-да! Прям так и написано. А ниже еще вот что: «Надежный наш приют - друг в друге». Ничего себе!

У Кики подкосились ноги, и лишь вмешательство Леви, успевшего подхватить мать, спасло ее и картину от удара об пол.

* * *

Десятью минутами ранее Зора и Говард вместе вернулись домой. Днем Зора долго колесила по Веллингтону и размышляла, потом увидела Говарда, возвращавшегося пешком из Гринмена, и предложила его подвезти. Он хорошо потрудился над лекцией и был в приподнятом расположении духа, много и беспрестанно болтал, не замечая дочкиной неразговорчивости. Только дома он почувствовал исходящий от нее холодок. Они молча прошли в кухню, и Зора швырнула ключи от машины с такой силой, что они проехались через всю столешницу и упали на пол.

- Похоже, у Леви неприятности, - Говард весело кивнул в сторону доносящихся снизу криков. - Он давно напрашивался, так что я не удивлен. Из него там сейчас отбивную делают.

- Ха-ха, - сказала Зора.

- Что?

- Ничего. Восхищаюсь твоим талантом иронизировать, папочка.

Говард вздохнул и сел в кресло-качалку.

- Зур, за что ты на меня взъелась? Неужели из-за последней отметки? По-моему, милая, ты ее заслужила. Эссе было вяло скомпоновано. С идеями все обстояло отлично, а вот… сосредоточенности не хватило.

- Так и есть, - сказала. Зора. - Мои мысли витали далеко. Зато теперь я предельно сосредоточенна.

- Прекрасно!

Зора уселась на край обеденного стола.

- А для следующего собрания факультета я подготовила «бомбу».

Говард напустил на себя заинтересованный вид, но на улице была весна и хотелось сидеть в саду, нюхать цветы, а может, даже совершить первый в этом году заплыв и, растершись полотенцем, упасть голышом на супружескую постель, лишь недавно снова ставшую для него доступной, притянуть к себе жену и заняться с ней любовью.

- Думаю, тема студентов-вольнослушателей будет закрыта раз и навсегда, - сказала Зора.

Она опустила глаза, чтобы не видеть разбрызганных повсюду ярких солнечных бликов. От них стены делались крапчатыми, и казалось, будто дом находится под водой.

- Да? Почему?

- Выяснилось, что Монти трахает Шантель, студентку, - Зора нарочито вульгарно произнесла грубое слово. - Из числа вольнослушателей, от которых он все пытался избавиться.

- Да ты что!

- Представь себе. Спал со студенткой. Кто знает, может, он трахал ее еще тогда, когда была жива его жена.

Говард торжествующе хлопнул ладонями по бокам кресла.

- Вот это да! Ну, шельмец! А ведь член «Морального большинства»[[108]]. Бог мой, ты его прищучила! Теперь валяй, задай ему жару. В порошок сотри!

Зора под столом вцепилась в столешницу накладными, наклеенными ради вечеринки, ногтями.

- Ты так считаешь?

- Конечно. Что тут раздумывать? Голова на блюде. Бери и сдавай.

Зора уставилась в потолок, а когда опустила голову, по ее щеке текла слеза.

- Но это ведь неправда, да, папа?

На лице Говарда не дрогнул ни один мускул. Прошла минута. Эпизод с Викторией прочно выветрился из памяти Говарда, и ему пришлось напрячь ум, чтобы осознать: это еще не значит, что инцидента не было и окружающие о нем не знают.

- Вчера вечером я видела Викторию Кипе, папа.

Говарду удалось сохранить прежнее выражение лица.

- И Джером думает… - запинаясь, сказала Зора. - Кто-то что-то сказал, и Джером думает… - Она закрыла мокрое лицо локтем. - Это ведь неправда?

Говард прижал ладонь ко рту. Он понимал, что за этим последует сейчас и что будет потом - вплоть до ужасной развязки.

- Я… о Боже, Зора… даже не знаю, что сказать.

В ответ дочь громко и отчетливо произнесла старинное крепкое английское словцо.

Говард встал и хотел к ней подойти. Зора протестующе выбросила вперед руку.

- А я еще тебя защищала, - проговорила она, широко раскрывая глаза и больше не сдерживая слез.

- Зора, пожалуйста,…

- Была на твоей стороне! Против мамы!

Говард сделал еще один шаг.

- Зур, вот я стою перед тобой и молю у тебя прощения. Прости, пожалуйста. Знаю, - прошептал он, - ты не захочешь слушать мои извинения.

- А тебе хоть раз было не наплевать, - отшатнувшись, отчеканила Зора, - на то, чего хотят другие?

- Ты несправедлива. Я люблю свою семью, Зур.

- Надо же! Ты любишь Джерома? Тогда как ты мог с ним так поступить?

Говард молча покачал головой.

- Ведь она моя ровесница. Даже младше. Тебе пятьдесят семь, папа, - сказала Зора с жалобным смешком.

Говард закрыл лицо руками.

- КАК ЖЕ ЭТО СКУЧНО, ОТЕЦ. КАК ЭТО ЧЕРТОВСКИ БАНАЛЬНО.

Зора стояла у лестницы, ведущей в цокольный этаж. Говард умолял ее повременить, задержаться хоть на минутку. Но было поздно. Мать и дочь уже окликнули друг друга и бежали, одна вверх, другая вниз, чтобы обменяться неслыханными, невероятными новостями.

- Ну? Куда конкретно смотреть?

Джером, только что положивший перед отцом письмо из банка, указал нужное место. Говард подпер голову руками и попытался сосредоточиться. Кондиционеры в доме Белси не были переведены на летний режим, и, невзирая на раскрытые раздвижные двери и отворенные окна, по комнатам циркулировал горячий воздух. Казалось, даже чтение вызывало испарину.

- Подпиши здесь и здесь, - сказал Джером. - Придется тебе самому разбираться. Я опаздываю.

Над столом стоял тяжелый дух: за ночь протухла тарелка груш. Две недели назад Говард рассчитал их уборщицу Моник: дескать, такие траты нам теперь не по карману. Потом настала жара, и все стало гнить, плавиться от зноя, вонять. Зора предпочла не отодвинуть тарелку, а самой отсесть подальше. Доев остатки хлопьев, она подтолкнула к отцу пустую коробку.