Екатерина Завершнева - Высотка
(На крючке держать собираетесь?)
В этом деле я очень рассчитываю на вас. Вы должны о нем позаботиться, удержать от неверного шага и т. д. Вы же же… де… Надо взять себя в ру… Надо иметь го… и му…
Подумайте о бу… Отнеситесь к этому се…
(Там в конце запись испорчена. Заедает.)
By air mail / Par avion
Не понимаешь разве, они на понт берут! Тебя припугнули — а вдруг чего по недомыслию разболтаешь. На меня у них ничего нет, иначе не отпустили бы. Разговоры про одолжения — в пользу бедных. Тебя, бедняжечку, поразить в самое сердце, чтобы ты думала — вот какая у нас милиция человечная, бережливая.
(А мне следователь сказал, что ты всех продал…)
Блин, Аська, пораскинь мозгами, кого я мог продать?! Придурков? Когда нас с тобой в отделеньице доставили, они уже несколько часов на вопросы отвечали. Мне показывали протокольчики, подписанные ими с утречка. Кроме придурков я ни с кем всерьез не контактировал, все делал анонимно, в белых, тсзть, перчатках. Ну разговоры. Так ведь я не убивал, не грабил, подписи не подделывал, по чужому паспорту не проживал… Видела бы ты, с кем приходилось работать!.. С такими харями пообщаться — и сразу под амнистию. Короче, считайте меня санитаром леса, если уж на то пошло.
Ян смылся — вот почему они прицепились. Темнят, не говорят напрямую, но я догадался. В протокольчиках следователи интересуются местонахождением главаря хамовнической преступной группировки и его ближайших подручных. На живца хотели поймать, но надежд особых не питают — доперли уже, что я самая что ни на есть мелкая шестерня и Яну на меня выходить нет резона. Отсидится где-нибудь до лучших времен и вынырнет в дальнем зарубежье. А если им хочется, чтоб я являлся раз в неделю на профилактический осмотр — нет проблем. И знал бы — не сдал. Я не дебил! Ян разнюхает и устроит варфоломеевскую ночь. А я только жить начинаю и до пенсии мне далеко.
Короче, тебе придется пару недель посидеть у Гарика, или у Нинки, или дома. Давно дома-то не была? Отличный повод навестить родичей. А мне Самсон обещал место сторожа в егойной конторе, при казенном складе. Самсон с Андрюхой свое дело открыли, приписались к какой-то местной хозяйственной организации, типа они тут госслужащие. Самсон умеет вмедведиться в любую берлогу, уважаю. И так легальненько, комар носу не подточит.
Безусловно, сторож — это блестящее начало карьеры: можно вскарабкаться на самый верх служебной лестницы!.. до завхоза!.. Впрочем, я по ней карабкаться не собираюсь — Пашка говорит, им программное обеспечение писать надо. А сторож — это для отчетности, надо же как-то оформить. Кроме того, мне как сторожу полагается ГЗшная жилплощадь, ведь я университетские складики охраняю. И вот тогда…
Я позвонила Гариковой маме. Ну конечно, деточка, мы тебя ждем. Писем скопилось — сама увидишь. Удивляюсь, когда Игорек успевает, у него же теперь работа, дом…
Заявилась с тележкой, спряталась в пенале, провела полдня за чтением. Пришла в себя, вдохнула, выдохнула — жить можно. И с Гариком вроде бы все хорошо, даже слишком.
«…безумно скучаю и хочу, чтобы ты приехала. Это вполне реально. Я нашел одну работенку типа околачивания мебели — мою окна в офисах. Накоплю деньжат и ближе к весне постараюсь выслать тебе на билет.
Ты обязательно должна здесь побывать — эта страна просто создана для тебя. Море теплое, небо южное, ночь пахнет кипарисами и магнолиями, а в супермаркетах можно есть конфеты в неограниченных количествах».
«Мама говорит, от тебя никаких вестей. Наверное, так и должно было случиться, но мне почему-то обидно. Неужели я прав и ты опять сбежала туда. Если бы ты знала, как противно все время быть правым…».
«…со мной произошло то, что Воробьев назвал бы „расширением поля опыта“, или „встречей с Другим“, или „поворотом сердца“ (что-то он вам сейчас рассказывает — не поиздержался еще?). В Москве я читал Декарта (да-да, и нечего хихикать), про всемогущего и всеобъемлющего Б-га, causa sui, сферу с центром везде и окружностью нигде, а в Иерусалиме увидел камень, на котором этот всеобъемлющий лежал мертвым. Лежал и знал, что именно сегодня я приду к нему, напишу это письмо… И я внезапно понял, где нахожусь со своими жалкими желаниями и страстями. Any power you have, comes to you from far beyond. Everything is fixed, and you can't change it… Но ведь ради чего-то Он пришел сюда, в этот город и умер здесь, на этом камне?
Дело не в свободе, Ася, дело в каких-то ростках настоящего, которые мы должны сберечь. Если содрать с меня все оболочки, то останется, быть может, одна робкая надежда, что я тебя люблю. И ты хочешь, чтобы я выполол ее и насадил что-то другое?»
«Расскажу о своем новом окружении — все лучше, чем опять перетирать старое.
Помнишь Миру? Вы встречались в августе девяносто первого, ну тогда, ночью. Она тебя помнит, между прочим. Спрашивала. Мои скупые ответы только подогрели ее интерес к твоей персоне, и я внезапно превратился в эдакого благородно страдальца „с прошлым“. Зато теперь я могу часами валяться на матрасе, предаваясь сладостному безделью, и никто не осмелится меня побеспокоить ради какого-нибудь хозяйственного вопроса.
Мира — опорный элемент нашей семьи, здесь все на ней держится. Она круглосуточно чем-то занята — работой, домом, нами. Из всех нас она единственная получает стабильную зарплату. Платят сущие копейки, поэтому Мира находится в постоянном поиске другой работы, пока безрезультатном. Как сказал один умник, чтобы ее взяли на нормальную должность, ей нужно выбросить ребенка и сменить пол (к сожалению, это правда). Ребенка зовут Пупся, ему семь месяцев, он вредный, хотя и довольно прикольный.
Мира дружит со своим бывшим мужем по прозвищу Крокодил. То, что он вот-вот женится на другой, ее нисколько не расстраивает, наоборот, она искренне радуется за Крокодила, что у него наконец-то сложилось. При этом существует другой мужчина по имени Лёня, который очень любит Миру. После короткого периода ухаживания он ее как бы „завоевал“, после чего переселился к нам и считает, что Мира его жена со всеми вытекающими. И конечно, жутко ревнует ее к Крокодилу. Когда мы играли в „сказочку“, у него весь сюжет разворачивался вокруг двух мужчин, один из которых убил другого из-за женщины. Знакомая ситуация, не правда ли? Лёня достал Миру своей ревностью, и она мне постоянно жалуется, но я не могу бросить в него камень в него, потому что сам такой.
Мы с Настей разыгрываем безупречную семью, и даже ею являемся, за исключением одного момента, ну ты знаешь. А еще есть Ирка — единственная свободная женщина в этом доме. Она влюблена в своего музыкального руководителя Юру Вайнштейна, который когда-то играл со Спиваковым, а теперь первый альт в израильской филармонии. Помимо глубокого чувства к Юре у нее есть и другие, не менее глубокие, а ее сексуальная активность хаотична и безмерна, потому что она не зацикливается на таких мелочах, как пол и возраст. Благодаря ей в доме ночуют самые разные мужчины и женщины, говорящие на разных языках. С ними занятно беседовать на темы свободной любви — чего только не услышишь.
И вообще — про нашу коммунальную жизнь можно писать роман. Я теперь понимаю, почему ты так рвалась в общагу. Оказавшись в сходной ситуации, я тоже подсел на коммунальность. И ничего не хочу менять. Во всяком случае, пока».
«Раз в неделю из Хайфы приезжает мой лучший друг Сид, тоже бывший одноклассник, а ныне преуспевающий журналист. Он один из немногих, кому я могу сказать: „А помнишь, десять лет назад…“, что в условиях оторванности от корней приобретает особый смысл. За это время Сид здорово обуржуазился, разъезжает по Хайфе на „вольво“, в кармане сотовый телефон. Друзей у него нет, а есть некий круг людей, показавшийся мне скучным до безобразия. Офисные работники, развлекаются многочасовыми трипами по задворкам Хайфы или курением травы. Больше ничего не умеют.
Вчера мы ездили на озеро Кинерет. Искупались там, где в него впадает Иордан. Оказывается „иорданские струи“ — это отнюдь не метафора. Здесь он дробится на множество ручейков, по берегам которых стоят римские мельницы. Жалею, что не взял фотоаппарат, потому что Сид выглядел весьма колоритно — с хайром до плеч и библейским профилем, он сидел в Иордане и окроплял всех водой на фоне евангельского пейзажа».
«…работа накрылась и я снова сижу с Пупсей, больше некому. Исполнилась мечта идиота — у меня теперь есть ребенок. Ему надо менять памперсы и забрасывать обратно в манеж игрушки, которые он прицельно пуляет мне в голову. Когда я кормлю его овощным супом, он смотрит на меня с ненавистью, но я имею распоряжение вышестоящего начальства на этот счет, поэтому пусть удавится, но съест. Пупся сообразительный малый и я надеюсь, что когда он наконец заговорит, нам будет что обсудить. Читаю ему на ночь Декарта и Хайдеггера, чтобы жизнь медом не казалась, а еще „Илиаду“ — по причине того невероятно усыпляющего действия, которое она производит на всех, включая и меня самого».
