Джоди Пиколт - Хрупкая душа
Твои пальчики слабо шелохнулись, и ты несмело приоткрыла глаза.
— Привет, мамочка, — пробормотала ты.
— Ох, Уиллоу… — разрыдалась я. — Ты испугала нас до смерти.
— Извините.
Я подняла твою здоровую руку и поцеловала ладошку, чтобы ты носила мой поцелуй, как конфету: пока не растает.
— Нет, — прошептала я. — Это ты меня извини.
Шон встал с кресла в углу палаты, где уже успел задремать.
— Привет, — сказал он. Увидев, что ты проснулась, он вмиг просиял. — Как поживает моя девочка? — спросил он, присаживаясь на край кровати и убирая непослушные пряди с твоего лица.
— Мама?
— Что, детка?
И в этот миг ты улыбнулась, впервые по-настоящему улыбнулась за очень долгое время.
— Вы оба рядом, — сказала ты, как будто только этого всегда и хотела.
Оставив тебя с Шоном, я спустилась в приемный покой и позвонила Марин: она уже оставила уйму сообщений на моем автоответчике.
— Не прошло и полгода! — рявкнула она. — У меня для вас новости: оказывается, нельзя выбегать из зала суда в разгар заседания, тем паче не предупредив своего адвоката, куда вас черти понесли! Вы хоть представляете, какой я выглядела дурой, когда судья спросил, где моя клиентка, а я не знала, что ответить?
— Мне пришлось ехать в больницу.
— К Уиллоу? Что она теперь сломала?
— Она порезала себе вены. Потеряла много крови… Когда врачи пытались ей помочь, то сломали несколько костей… Но она выжила. Просто придется переночевать в больнице. — Я задержала дыхание. — Марин, я не смогу прийти завтра в суд. Я должна быть рядом с ней.
— Один день, — сказала Марин. — Я смогу добиться отсрочки ровно в один день. И… Шарлотта, вы меня еще слышите? Я рада, что с Уиллоу всё в порядке.
Я тяжело перевела дыхание.
— Не знаю, что бы я без нее делала.
Марин помолчала.
— Главное, чтобы Гай Букер ничего подобного не услышал.
С этими словами она повесила трубку.
Я не хотела возвращаться домой, потому что там придется смотреть на кровь. Я представляла, что кровью забрызгано всё: занавеска в душевой, кафель на полу, сток в ванне. Я представляла, что мне придется взять известь и тряпку и выжимать эту тряпку над раковиной десятки раз. И руки будут гореть, и глаза воспалятся. Я представляла струи розовой воды и запах — запах страха, что я могла тебя потерять, запах, который не выветрится даже после получасовой уборки.
Амелия ждала меня на первом этаже в кафетерии, где я оставила ее с чашкой горячего шоколада и тарелкой картошки фри.
— Привет, — сказала я.
Она привстала на стуле.
— У Уиллоу всё…
— Она как раз проснулась.
Амелия, казалось, вот-вот готова была рухнуть в обморок — и немудрено: это она нашла тебя в луже крови, она вызвала «скорую».
— Она что-нибудь говорила?
— Почти ничего. — Я коснулась ее руки. — Сегодня ты спасла Уиллоу жизнь. Не могу передать, как я тебе благодарна.
— Не могла же я бросить ее истекать кровью, — сказала она, но я чувствовала, как она дрожит.
— Хочешь ее увидеть?
— Я… Не знаю, смогу ли. У меня перед глазами стоит… — Она скукожилась, как это часто делают девочки-подростки. Словно листок папоротника, — Мама, а что было бы, если бы Уиллоу умерла?
— Не смей даже думать об этом, Амелия.
— Ну, не сейчас… Не сегодня. Шесть лет назад. Когда она только родилась.
Она посмотрела мне в глаза, и я поняла, что она вовсе не хочет меня огорчать: ей действительно интересно, как сложилась бы ее жизнь, если бы не пришлось жить в тени сестры-инвалида.
— Не знаю, Амелия, — честно призналась я. — Могу только сказать, что я безумно счастлива, что она выжила. И тогда, и — благодаря тебе — сегодня. Мне очень нужны вы обе.
Дожидаясь, пока Амелия стряхнет остатки картошки в мусорное ведро, я задумалась, как оценил бы нанесенный тебе ущерб психиатр. Может, ты порезала себе вены просто потому, что даже твоего необыкновенного словарного запаса не хватило, чтобы попросить меня остановиться. Я не понимала, откуда ты вообще знаешь, что таким образом можно покинуть этот мир.
Словно прочитав мои мысли, Амелия вдруг сказала:
— Мама, мне кажется, Уиллоу не хотела себя убить.
— Почему ты так решила?
— Она же знает, что без нее нашей семьи не будет.
Амелия
Я смогла остаться с тобой наедине только через три часа после того, как ты проснулась. Мама с папой вышли в коридор побеседовать с врачом. Ты внимательно посмотрела на меня, осознавая, что времени у нас совсем мало.
— Не волнуйся, — сказала ты. — Я никому не скажу, что это твое.
У меня подкосились коленки и пришлось ухватиться за этот странный пластмассовый поручень, который лепят к каждой больничной койке.
— Чем ты вообще думала?!
— Я просто хотела проверить, каково оно… Когда я тебя увидела…
— Не надо было смотреть.
— Ну, я все же увидела. Ты выглядела такой… не знаю… такой счастливой.
Однажды на уроке биологии учитель рассказывал нам историю о женщине, которая попала в больницу, потому что вообще не могла есть. Ей сделали операцию и обнаружили внутри комок волос, заполнивший весь желудок и принявший его форму. Потом ее муж обронил, что, мол, да, она иногда покусывала прядь волос, но он и не думал, что всё настолько серьезно. В этот момент я почувствовала себя точно так же, как та женщина: меня затошнило, моя вредная привычка разрослась во мне, из-за нее я не могла теперь даже глотать.
— Глупо добиваться счастья таким способом. Я делала это просто потому, что не могла быть счастливой, как все нормальные люди. — Я помотала головой. — Вот смотрю я на тебя, Вики, и думаю: у тебя же в жизни столько дерьма, а ты не сдаешься.
А я не могу радоваться даже тому хорошему, что есть в моей жизни. Я просто убожество.
— Я не считаю тебя убожеством.
— Да ну? — Я хохотнула, но смешок вышел плоским, как картонная фигурка. — Тогда кто же я такая?
— Моя старшая сестра, — без затей ответила ты.
Я услышала, как скрипнула, приотворившись, дверь. Донесся папин голос. Я быстро смахнула слезинку с ресниц.
— Не пытайся мне подражать, Уиллоу. Тем более что я просто пытаюсь подражать тебе.
Тут в палату вошли родители и подозрительно на нас поглядели.
— О чем это вы тут болтаете? — спросил папа.
Мы не смотрели друг на друга, но ответили в унисон:
— Ни о чем.
Пайпер
— Завтра можно не идти в суд, — сказала я, положив трубку. Меня еще слегка пошатывало, словно после удара.
Роб замер с вилкой в руке.
— Хочешь сказать, что она наконец пришла в себя и отозвала иск?
— Нет, — ответила я, усаживаясь рядом с Эммой, которая бесцельно возила ошметки китайской еды по тарелке. Я не была уверена, что позволительно говорить в ее присутствии, но если она была достаточно взрослой, чтобы знать о суде, то пускай уж узнаёт всю правду. — Это из-за Уиллоу. Она порезала себе руки лезвием, и, похоже, довольно серьезно.
Вилка таки звякнула о фарфор.
— Господи… — пробормотал Роб. — Она что, пыталась покончить с собой?
До этого момента такая мысль даже не приходила мне в голову. Тебе ведь было всего шесть с половиной. Боже мой… В твоем возрасте девочки должны мечтать о лошадках-пони и Заке Эфроне, а не кончать с собой. Правда, в мире случалось столько всего неправдоподобного: шмели умудрялись летать, осетры плыли против течения, дети рождались с костями, не способными выдержать их собственный вес. Лучшие подруги превращались в заклятых врагов.
— Ты же не думаешь… О боже мой, Роб…
— С ней всё будет в порядке? — спросила Эмма.
— Не знаю, — честно призналась я. — Надеюсь, что да.
— Ну, если это не божественный намек Шарлотте, то я не знаю, что еще заставит ее расставить приоритеты, — сказал Роб. — Я не помню, чтобы Уиллоу хоть раз на что-то жаловалась.
— Многое могло измениться за год, — напомнила я.
— Особенно если мать так усердно выжимает сок из сухофруктов, что вообще не замечает родных дочерей…
— Не надо, — пробормотала я.
— Только не говори, что ты будешь защищать эту женщину!
— «Эта женщина» была моей подругой.
— Была, Пайпер, — подчеркнул Роб.
Эмма швырнула салфетку на стол. Сигнал тревоги.
— Думаю, я знаю, почему она это сделала.
Мы изумленно повернулись к ней.
Эмма побелела как полотно, в глазах заблестели слезы.
— Я понимаю, что друзья должны выручать друг друга, но мы же больше не друзья…
— Вы с Уиллоу?
Она покачала головой.
— Мы с Амелией. Я однажды видела ее в женском туалете, она резала себе руку жестянкой от банки с колой. Она меня не заметила, а я молча развернулась и убежала. Я собиралась кому-нибудь рассказать — ну, вам или школьному психологу, но… Мне, если честно, хотелось, чтобы она умерла. Я решила, что так ее мамаше и надо, нечего было подавать на нас в суд… Но я не думала… Я не хотела, чтобы Уиллоу… — Она наконец расплакалась в голос. — Все так делают, режут себя… иногда… Я думала, это пройдет. Она же раньше блевала, а потом…
