Екатерина Щербакова - Мама! Не читай...

И папа мой для меня непонятный, и мамино отношение к нему, скажем мягко, на мой взгляд, странное. Порой на маму нападали минуты болезненной откровенности... Болезненной потому, что в таких случаях она рассказывала мне о какой-нибудь ужасно мучительной боли своей, высказывала то, о чём гордо молчала всегда и со всеми, в чём признаваться не позволяла ей весьма болезненная гордыня и неуёмное самолюбие, граничащее с манией величия.

— Чего мне стоило терпеть слабость и безволие твоего отца! — горестно качала головой мама. — Меня буквально травили на работе, сживали со свету, а он, встречаясь с этими людьми, с мужчинами, между прочим, которые говорили мне и обо мне жуткие гадости, не только не давал им в морду, но и улыбался, раскланивался, руки пожимал...

— Мама, он — трус? — печально спрашивала я.

— Скорее, такого пошиба интеллигент, — мамины губы кривились презрительно, а голос становился очень недобрым. — Он, видите ли, именно так понимает настоящее хорошее воспитание и интеллигентность...

А в других беседах мама говорила о том, что плохо переносит рядом с собой сильных мужчин, имеющих своё мнение, отличное от её, позволяющих себе настаивать на своём и берущих на себя роль главных в семье.

— С такими я не могу!

Ну, так это и есть твой выбор, мама. А потому не надо злиться и кривить губы. Тебе нужен такой, как мой папа. Да, собственно, только такой и смог бы выдержать тебя много лет, выдержать твою дурную силу, гордыню, дурной нрав, агрессию... Наверное, ты сделала правильный выбор, но только не стоит жаловаться на «неправильное» папино поведение. Существо не может быть наполовину львом, а наполовину кроликом. Что-нибудь одно, мама...

Следующую часть (вставку, переход во времени для остроты восприятия или просто авторский выпендрёж) можно было бы назвать так:

Записки, сделанные в стадии давно запущенной болезни. Или бред стремительно стареющей женщины, каждый день теряющей силы. Или оптимистичнее: агония жизни плохой, но уходящей...

Факт тот, что эти записи были сделаны совсем незадолго (за каких-нибудь пару лет) до начала Новой жизни. Нет, не так: до начала Жизни. Есть родители, которые дали существование, за что им низкий поклон, разумеется, а есть тот, кто подарил Жизнь. Так вот, существование без Жизни есть мучительное отсчитывание дней до конца. И вот, наконец, в моем существовании наступает момент, когда Жизнь постепенно начинается. Или рождается... Естественно, в муках.

Кстати, вставок будет несколько. С перерывами на основной текст.

Итак...

Записки нездоровой женщины

  4 февраля

Опять кошмар утра. В смысле — кошмарное утро. Другим оно и не бывает. Объяснить это очень трудно: всё, всё вокруг кажется тошнотворным, серым и липким. А на своё отражение в зеркале смотреть вообще невозможно — столбняк ужаса пронзает от макушки до пят. Чуть-чуть в себя приводит душ... до которого ещё дожить надо. Был бы пистолет, давным-давно застрелилась именно утром...

Кстати, как я могу отличить свои болезненные мысли и чувства от нормальных? И могу ли? Если всё теперь в моей голове — «записки сумасшедшего», то какой смысл писать, думать, делать выводы, спорить, вообще жить? Обычно в таких ситуациях говорят, мол, «вскрытие покажет», так в данном случае и оно не покажет — никто ж не будет мне вскрывать мозги. А может завещать науке мой больной мозг? Надо подумать. Хоть что-то полезное сделать для человечества.

Я люблю (очень) и любима (кажется... вроде бы... пока что...). Оказывается, этого недостаточно не только для того чтобы быть счастливой, а даже просто для того, чтобы хотеть жить! Червячок радости... Он был во мне, жил, даже в самые страшные дни. Иногда мне казалось, что он исчез (это когда крохе-дочурке было плохо, когда дикие страхи одолевали меня), но малыш-червячонок вовремя выползал из своего укрытия... Я, наверное, неправильно его назвала: не червячок радости, а червячок радостной надежды. Так вот, он успевал вовремя появиться, когда, казалось, я балансирую уже на самом краю. Успевал, лапочка. Но теперь, кажется, издох. Его нет уже очень долго. Порой какое-то чувство, близкое к тому, что дарил мне червячок, вдруг пытается появиться, родиться где-то внутри меня: не в голове, а в животе (как и положено червячку), и я начинаю радоваться безмерно, зову его, ласкаю рукой животик. Вдруг я начинаю видеть солнышко, в смысле — замечать его... Вдруг мелькают в голове картинки какого-то хорошего будущего... Но это — мгновения, секунды. Потом, очень быстро — всё. Пустота в животе. Или, в лучшем случае, «фантомные боли» радости и надежды.

Сны. Идиотские, яркие, эмоциональные сны. Радость для любого психоаналитика: тут тебе вся неудовлетворенность жизнью, все страхи и сомнения. А вот и фигушки: это уже давно не мои сны, а происки моих лекарств. Я уже не знаю, где кончаюсь я, и начинается, к примеру, золофт. Помогает ли он мне? Видимо, да, потому что всё не так ужасно, как было раньше. Польза лекарства определяется по степеням: «ужас» или «ужас-ужас»? Смешно.

Причиняю много боли и страданий любимому человеку. Я хочу его порадовать, хочу быть здоровой и весёлой (ведь это всё, что ему нужно), но не в силах. Ни в физических, ни в моральных. Где ты, червячок?

Тебя убила мамочка. Бывший супруг-с? Как было сказано в замечательном фильме: «Он — всего лишь орудие». Не более того. Любимый говорит, что мою мать оправдывает её собственная болезнь, он отчего-то убежден, что она не вполне нормальна. Видимо, просто не видел человек прежде такие экземпляры, вот и не верит, что это может быть очень даже нормой.

В любом случае, это оправдание не «катит» в моих глазах. Пусть меня разобьёт самый страшный паралич, если я так разрушу жизнь своей дочери, как разбомбила мою моя мать. Ошибки могут быть у каждого, но стратегия и тактика «страдай и мучайся, дитя моё» — это я даже не знаю, как назвать. Боже, как я любила её, как верила! Всё детство, всю юность мою... Потом появились сомнения, потом я почувствовала её железную руку на моей шее. Потом она стала эту руку сжимать. Господи, сколько силы и злости в её руке! И какой мама оказалась двуличной — вот, о чём я никогда прежде не догадывалась! Никто, как она, не умеет притворяться доброй, нежной, слабой и беззащитной! Она всегда умела сделать «бедненькие» глазки так, что все вокруг рыдали. А в ней силы и агрессии — на пятерых хватит. За что она ненавидит любимого моего человека, за что так растоптала нас? Да, он — умный (умнее её), образованный (поболе, чем она). Это даже неинтересно разбирать, тут всё и так ясно. Но заодно она возненавидела и меня. Или всё-таки никогда и не любила, а всю жизнь играла? Не верю. Да, она любила меня всё меньше и меньше, по ходу того, как я не оправдывала её честолюбивых надежд, но последний удар оказался самым страшным: я выбрала не того человека. Не того, который был нужен ей.

Возможно, она сама не осознает своей силы, но факт остается фактом: червячка прикончила она. Не прощу ей этого никогда. Мне без него — смерть.

Мама-педагог

У моей мамы педагогическое образование. Советское. Провинциальное. Поэтому она в семье — педагог никакой.

Мамочка моя всегда была великой труженицей, просто какой-то рабочей лошадкой. Если она не сидела за письменным столом, то непременно делала в доме уборку, готовила обеды-ужины, мучительно бродила по магазинам, добывая хоть какую еду и возвращаясь домой с тяжеленными сумками — до сих пор ума не приложу, как она таскала подобные тяжести! А в сумках были, как водится, гнилые овощи, жалкие мясные обрезки, кусок вареной колбасы, молоко, хлеб... Ну, всем известен сей советский кошмарный набор корма для людского скота, ежели приобретаешь пищу не с «заднего кырильца» магазинов. «Заднее» же крыльцо — это было не из нашей жизни. Мои родители принципиально этого не умели и не хотели делать.

— Мерзость, гадость, спекуляция.

Не понимаю, почему добывать еду с помощью денег — это гадость? Но для них, видимо, как для настоящих советских людей (несмотря на всё их якобы антисоветское диссидентство), важно было отдавать деньги именно в руки государства, но не в коем случае какого-то «частника». Государство за их деньги бросало им в лицо гнильё и тухлятину, а они, честные и чистые интеллигенты, волокли это домой, детям. И гордо презирали тех «непорядочных» людей, которые умели «достать», а на самом деле — купить из-под прилавка для своих детей доброкачественные продукты. И я бы не осуждала за это родителей, даже отца не осуждала бы (ну, бывают такие мужчины, не умеют они добывать мамонта для семьи, что ж поделать, не действует безотказно в наше время механизм естественного отбора, увы), но вот только гордиться собой им в этом случае не стоило бы... Тоже мне — хранители социалистических идеалов!