Александра Маринина - Брошенная кукла с оторванными ногами
Мама. Еще неизвестно, в каком ты порядке.
Сергей. Слушай, у меня вопрос на полсекунды. Те мастера, которые у тебя ремонт делали… Да нет, что ты, все нормально…
Мама. И неизвестно еще, нормально или нет.
Сергей. Я просто хотел спросить, как их зовут, а то неудобно как-то… Да ты понимаешь, они представились, когда в первый раз пришли, имя сказали и фамилию, а я занят был, все прослушал, теперь вот неудобно, не знаю, как к ним обращаться… Да неловко мне переспрашивать… Ага, понял, Петр Хомяков и Андрей Силантьев. Спасибо, дружище! Обнимаю!
Сергей кладет трубку.
Сергей. Ну вот, Петр Хомяков и Андрей Силантьев. Дальше что?
Мама. Почему ты ему не сказал, чтоб вещи свои проверил?
Сергей. Но мы же еще не выяснили, что эти ребята — воры. Вот когда будем знать точно, тогда я ему еще раз позвоню.
Мама. Анечка, теперь вы.
Анна. Что я должна сделать?
Мама. Позвоните своим знакомым, которые вам мастеров прислали, и спросите, как их зовут. Если окажется, что это те же самые люди, значит, точно — воры. У вас альбом украли, а у нас карточку выронили.
Анна. Я… я не могу позвонить.
Мама. Это почему же? Тоже стесняетесь?
Анна. Нет, тут другое… Пожалуйста, не заставляйте меня… Я не могу, честное слово.
Мама. Почему?
Сергей. Погоди, мама. Анна, почему? У вас какой-то конфликт? Вы поссорились и не хотите больше общаться с этими людьми?
Анна. Это… знаете, это было последней каплей… До этого я как-то еще терпела свою никчемность, ненужность, а это переполнило чашу. Сегодня ровно месяц… Я дала себе срок — месяц. Сегодня этот месяц истек, и поэтому я пришла к вам… (плачет)
Сергей. Подождите, Анна, я ничего не понимаю. Какая капля? Почему месяц?
Анна. У меня была подруга, очень известная актриса. Имя называть не хочу, да это и не имеет значения. К ней рано пришла слава, она много снималась в кино, играла в театре, была такая знаменитая… И вдруг… Она попала в страшную аварию…
Мама. Ой, божечки! Поуродовалась? Или… это… насовсем…?
Анна. Нет, осталась жива, но ее сильно искалечило. Всё пострадало, и тело, и лицо. Вопрос стоял о том, сможет ли она ходить самостоятельно, а о возвращении на сцену речь вообще даже не шла.
Мама. Ой, кошмар какой! Вот бедняжечка!
Сергей. Так все-таки, Анна, кто это? Похоже на Соромову из музыкального театра. Она, да?
Анна. Не спрашивайте меня, Сергей Петрович, я все равно не скажу. Тогда врачи боролись за ее жизнь, а не за артистическую карьеру. Муж сразу же ее бросил, даже не стал ждать, пока она поправится, ему не нужна была калека.
Мама. Ой, негодяй какой! Да как же так можно? Как он после такого людям в глаза смотреть не стыдится? У нас бы на него все пальцем показывали.
Сергей. Мама, Москва — большой город, тут никто никого не знает и никому не перед кем не стыдно. Не перебивай Анну. И что было потом, Анечка?
Анна. Потом? Пять лет я не отходила от нее. И мой муж тоже очень помогал. Самые лучшие врачи, самые лучшие клиники, когда надо — возили за границу, оперировали, лечили. Любые лекарства доставали… Потом она восстанавливалась, училась заново ходить, двигаться, танцевать. Лицо ей сделали, даже на большом экране не заметно, что на голове сплошные швы.
Сергей. На большом экране? Выходит, она в кино снимается?
Анна. Сергей Петрович, я же просила вас… Не надо гадать, я все равно не скажу.
Сергей. Значит, это не Сормова из музыкального… Кто же, интересно? А, догадался! Это Липицкая из театра Моссовета, она много снимается в кино. Правильно?
Анна. Ну какая вам разница? Короче, мы с мужем ее выходили, вытащили. Но главное даже не это. Она жить не хотела, понимаете? Она и представить себе не могла, что не сможет больше выйти на сцену, не будет сниматься в кино. Если это у нее отнять, то ей незачем жить. И пять лет я практически держала ее за руку, удерживала от попыток покончить с собой…
Мама. Ой, божечки, ужас какой! Сколько ж она, бедненькая, натерпелась! Даже жить не хотела.
Анна. Да, она жить не хотела. А я ее заставляла. День и ночь, без выходных и праздников, я тащила ее на себе, вытаскивала из бездны отчаяния, заставляла тренироваться, пить лекарства, терпеть боль. И она справилась. Она вернулась на сцену и в кино.
Мама. Это кто ж такая? Имя-то скажите, Анечка, не таитесь. Может, я ее по телевизору видела?
Анна. Может быть. Я не хочу называть ее имя. Это нечестно. Может быть, она скрывает, что в ее жизни был такой тяжелый период. Я не имею права разглашать чужие тайны.
Сергей. Так это она вам порекомендовала тех мастеров?
Анна. Да, она.
Сергей. И почему вы не хотите ей позвонить?
Анна. Потому что… Может быть, это глупо, но для меня это очень важно… Я плохо рассказываю, да? Невнятно, путано… И вся моя жизнь невнятная и путаная. В общем, эта подруга мне все время повторяла, что ближе меня у нее никого нет, и всем в своей второй половине жизни она обязана только мне, что без меня она не справилась бы, что она ради меня готова на все и никогда не сможет вернуть мне этот долг… Но это она только говорила так. А на самом деле…
Мама. А что получилось? Вы поругались?
Сергей. Подожди, мама, не перебивай. Видишь, Анне и так трудно рассказывать. Продолжайте, Анна. Что же получилось на самом деле?
Анна. Месяц назад я позвонила ей, просто так, без всякого дела. Мне ничего не нужно было от нее, просто она в последнее время очень занята в театре и на съемках, мы давно не общались, и я хотела узнать, как у нее дела, поболтать. Трубку сняла помощница… Оказалось, у нее теперь есть помощница, что-то вроде секретаря, а я и не знала…
Сергей. Вас это задело, я понимаю. У вашей подруги перемены в жизни, а вы об этом узнали последней.
Мама. Что-то я не поняла… Какая помощница у актрисы? Чего ей помогать-то? Костюмы надевать, что ли? Так это в театре. А дома что ей делать? И что ж вы все так стремитесь барынями-то заделаться? Прислугу вам всем подавай!
Сергей. Мама, секретарь — не прислуга, это человек, который помогает заниматься делами.
Мама. Но ты же, сыночка, обходишься без секретаря, и ничего. А уж ты-то наверняка больше занят, чем эта артистка, вон тебе по сто раз в день звОнят со всякими делами.
Сергей. Это потому, что у меня есть ты. А у нее, наверное, нет такой мамы, которая бы ей помогала. (К Анне) И что сказала вам помощница?
Анна. В общем, помощница сказала, что моя подруга сейчас на репетиции, но она ей непременно передаст, что я звонила. И я стала ждать звонка. Вернее, я не особенно-то и ждала сначала, просто огорчилась, что не застала ее дома, но дня через два спохватилась, что она так и не перезвонила. Я подумала, как это странно… Она ведь говорила, что ради меня готова на все, что прибежит ко мне по первому зову. И что же? Ей передали, что я звонила, а она даже не поинтересовалась, что случилось. Может быть, у меня беда, может быть, я нуждаюсь в ее помощи. Шли дни, а она все не звонила. И тогда я поставила себе срок — месяц. Если в течение месяца она не позвонит мне, значит, она перестала во мне нуждаться. Я перестала быть ей нужной и интересной. Она обо мне забыла, как забывают о старых сломанных куклах с оторванными ногами. Этих кукол просто выбрасывают на помойку за ненадобностью. Вот и она меня выбросила на помойку. Она вычеркнула меня из своей жизни как ненужное напоминание о собственной слабости. Точно так же девочки вырастают и выбрасывают старые куклы, которые напоминают им, какими эти девочки были смешными и глупыми, играя в куклы и веря в то, что куклы живые. Я никому не нужна, никому, даже ей…
Анна рыдает, уронив голову на руки. Мама подходит к ней, обнимает, утешает.
Мама. Ой божечки, бедненькая вы моя, как же вам, обидно, наверное. Подумать только, какие люди бывают неблагодарные! Им всё отдаешь, силы, здоровье, душу свою вкладываешь, а они даже спасибо не скажут. И откуда только такие бессердечные берутся?
Анна (сквозь рыдания). Да не в благодарности дело… Мне не нужна ее благодарность, я же ей бескорыстно помогала. Просто я была уверена, что есть человек, которому я всегда буду нужна, потому что мы такие близкие подруги, нас столько связывает… А она от меня отказалась.
Сергей задумчиво смотрит на Анну и мать, видно, что его мучает какая-то мысль.
Сергей. Фамилия вашей подруги — Лазарева? Вы говорите об Ирине Лазаревой?
Анна. Откуда вы знаете? Вы догадались?