Эдуард Тополь - Русская дива
Но вслух она сказала по-прежнему холодно и отстраненно:
— Нет, я не понимаю. При чем тут я? Мы с мужем никуда ехать не собираемся. К тому же я не еврейка, что вы, конечно, знаете. Так о чем речь?
— Вот! — поспешно сказал Барский, радуясь, что все-таки заставил ее вступить в диалог. И одним глотком допил свою рюмку с коньяком. — Потому мы к вам и обращаемся, что не сомневаемся ни в вашем патриотизме, ни в вашем муже! Вы дружите со многими талантливыми евреями — учеными, инженерами, адвокатами, писателями. Вы могли бы принести нашей стране большую пользу. Как ваш отец. Подождите! — Он жестом предупредил ее возмущение. — Никто не говорит, что вы должны доносить или, проще говоря, стучать на тех, кто хочет уехать. Не об этом речь, Аня. Тоже ничего страшного, между прочим, но мы рассчитываем на вашу помощь как раз в обратном. Нам нужно знать, кто не собирается уезжать. На кого можно положиться хотя бы в ближайшие два-три года. Понимаете? Почему вы не пьете?
Анна обратила внимание, какими нервными движениями она загасила сигарету в пепельнице. Напрасно! Это выдало тот буквально желудочный страх, который леденит ее душу с того момента, как Барский назвал свою контору. Какие скоты! Вербовать ее — а через нее и Аркашу — в стукачи! И шантажировать ее Раппопортом!
— Знаете, Анна, — доверительно улыбнулся Барский, — мне сказали, что ваши друзья иногда называют вас не Анной Евгеньевной, а Анной Евреевной. То есть доверяют вам, как своей. И наверняка обсуждают при вас и вашем муже, ехать им или не ехать. Нет, подождите! — Он поднял руку, снова предупреждая ее реакцию. — Мы не просим вас агитировать их ни «за», ни «против». И вообще, можете не сообщать нам, кто хочет ехать. Ну, едут и Бог с ними, воздух тут чище будет. Хотя именно из-за них и на таких, как ваш муж, тоже падает тень подозрения. И когда нам звонит Устинов и спрашивает, кому доверить разработку стратегической проблемы — Абрамовичу, Сигалу или Иванову, — что я должен ответить? Могу я поручиться, что товарищ Сигал не закончит решение этой проблемы в Тель-Авиве? Вот я и прошу вас, Анечка, помогите! Не мне и не КГБ, а своим же друзьям и своему мужу! Если мы будем знать, что на них можно положиться, в этом нет ничего дурного. Разве это донос — сказать о честном человеке и патриоте, что он честный человек и патриот? А? Особенно если это для его же пользы!
«Красиво, — профессионально отметила про себя Анна. — Как он красиво, сукин сын, все построил!»
И она непроизвольно взялась за рюмку, которую даже не заметила, когда выпила. А Барский мгновенно — но не суетливым, а каким-то артистично-гусарским жестом — долил коньяк в ее рюмку, одновременно заполняя паузу еще более доверительной информацией:
— Я вам больше скажу, Аня! Откровенно, честное слово! Вот сейчас приближается сто десятая годовщина рождения Ленина. А лучшие фильмы о Ленине сделали в свое время евреи — Каплер, Юткевич, Донской. Но теперь вопрос: кому поручить создание нового фильма? Доверишь какому-нибудь Герману или Авербаху, а они, как тот скульптор, сделают фильм — и за границу! Это же скандал! Вы понимаете, в какой мы ловушке?
— А если я откажусь? — решилась она.
— Ну, зачем же так сразу, Анна? Я ведь на вас не жму. Хотя, честно сказать, мог бы. И по линии Раппопорта, и по линии отца. Верно? Но у нас дружеская беседа, и я не прошу вашего ответа сегодня. Даже когда дело касается ваших клиентов, вы же не принимаете решений, не обдумав всех последствий, так? Ну а тут тем более! Вы взвесьте все «про» и «контра». А через недельку-другую я вам позвоню, и мы опять поболтаем. Не здесь, конечно, и не у нас в конторе, а в нейтральной обстановке. Главное, Аня, поймите: я не прошу вас быть доносчицей. И, если вы заметили, не покупаю вас соблазнами высокой карьеры. Хотя, как вы знаете, у нас есть возможности влиять как на взлеты, так и на падения карьер. Но это я так, к слову, а вы, конечно, не из тех женщин, которых покупают. Поэтому я предлагаю вам и вашему мужу просто помочь вашим же друзьям — да и самим себе тоже — сохранить работу и репутацию людей, на которых может положиться государство. По-моему, это даже благородно, разве нет?
«Надо встать, — подумала Анна. — Надо встать и послать его к чертям собачьим. Нет, еще грубей — матом, чтобы отрезать сразу и навсегда! «По линии Раппопорта и по линии отца»! «Сохранить работу»! Какая сволочь! Ну, Аня! Встань, плюнь в его гэбэшную морду и уйди красиво!..»
Но какая-то сила, а точнее, гипноз той организации, которую представлял этот Барский, удержали ее в кресле. А он снова расценил ее молчание по-своему, улыбнулся самодовольно и чокнулся своей рюмкой о ее рюмку:
— За дружбу, Анна Евгеньевна. Я уверен, что вы правильно решите эту задачу. Вот моя визитка. Можете звонить мне в любое время. А что касается этого… ну, вызова израильского, то вы его выбросьте от греха подальше. Ладно?
И он прямо, в упор посмотрел Анне в глаза. Не то предупреждал, не то уже отдавал приказ.
3
Анна вышла на улицу и только тут почувствовала, как устала. Было такое ощущение, словно она только что с трудом вынырнула из-под свинцовой океанской волны — обессиленная и оглушенная. А здесь, на берегу весенней московской жизни, никто и не знал о существовании того давящего подводного мира. По мостовой катили и гудели машины; на углу Пушкинской улицы и Страстного бульвара шестнадцатилетние девчонки в коротких платьях ели эскимо; у кафе «Лакомка» прохожие раскупали раннюю в этом году мимозу; возле кинотеатра «Россия» очередь змеилась на новый фильм с Вячеславом Тихоновым; под окнами «Известий» толпа зевак рассматривала фотографии мировых событий и очередную карикатуру на Джимми Картера с подписью: «На службе сионизма». А на Пушкинской площади бренчала гитара, и молодежь толпилась под памятником в ожидании свиданий. Мимо них по улице Горького шла яркая, праздная, весенняя толпа — москвичи, иностранцы, туристы из провинции.
Еще недавно, всего пару часов назад, Анна была такой же, как они, — со своими друзьями, с трудной, но интересной работой и весенними надеждами на что-то новое, летнее, романтичное. И все это — даже ее разговоры в тюремных изоляторах с преступниками, которых она бралась защищать в суде, — было ее, частное, на что никто не смел посягать. В этой своей жизни Анна жила легко, как рыба в воде: гоняла по Москве свою машину, тратила свои деньги, гуляла со своей собакой, ходила к своему гинекологу, общалась со своим кругом знакомых. Но, оказывается, нет! Оказывается, все это время кто-то следил за ней: Кузяев заносил в картотеку ее проигранные и выигранные ею судебные процессы, а КГБ и Барский — ее любовные романы, знакомства, связи и, может быть, даже аборты. Чтобы в нужный им момент опустить в воду сачок, вытащить ее и всадить ей под жабры тонкую, почти незаметную булавку-микрофон, а потом опять бросить в воду и сказать: плавай, плавай, но помни, что теперь ты — наша, ты одна из нас и мы будем диктовать, как тебе жить, что думать, с кем встречаться и с кем спать…
Анна не заметила, как перешла через улицу к Пушкинской площади, села на скамейку и закурила. Она не знала, следят за ней сейчас или нет, да и не хотела знать. Пошли они в!..
Хипповатый парень с горбатым еврейским носом бренчал на гитаре трем девчонкам модную «Из окон корочкой несет поджаристой», весенняя толпа плыла в обе стороны, но все они были для Анны уже из другого, свободного мира — они флиртовали, ели мороженое, нюхали мимозы, смеялись, играли на гитаре и вообще — жили естественно и просто, как хотели. Впрочем…
Анна вдруг подумала, что нет — наверно, и в этой толпе есть меченые. Может быть, даже десятки меченых. Она сунула руку в сумочку за новой сигаретой и наткнулась пальцами на жесткий маленький картонный квадрат. Ее пальцы замерли на миг, а потом вытащили визитку:
Олег Дмитриевич Барский
Телефон 243-12-27
И — все. Ни названия организации, ни должности, ни адреса. КГБ везде и нигде. Мерзавцы! Сразу, с первой минуты, послать ее в нокаут! «Вы поддерживаете связь с Раппопортом?» Но дело, конечно, не в Максиме, который уже стал легендой московских евреев. Дело в ее муже. «Могу я поручиться, что товарищ Сигал не закончит решение этой проблемы в Тель-Авиве?» Вот в чем корень! Им позарез нужно, чтобы Аркадий с его мозгами нового Эйнштейна возглавил какой-то очередной проект, но они хотят связать и его и ее сотрудничеством с КГБ. А иначе они будут шантажировать ее романом с Раппопортом и темным бизнесом ее отца. Но что они могут сделать старику-алкоголику да еще бывшему зэку? Скорее всего, ничего, и, значит, здесь этот Барский блефует. Остается Максим Раппопорт. И это действительно серьезно, тут у них такие козыри, что, не дай Бог, можно легко загреметь по статье 88 за пособничество в нелегальных валютных операциях. И следовательно, спокойно, Анна Евреевна, сейчас нужно стать адвокатом самой себе. Итак, закурим…
