Всеволод Фабричный - Эскапизм
Со временем возраст людей сравняется. Карапузы, которые недавно родились, будут последними людьми планеты. Я завидую им и рад за них.
Вы спросите: ну и что нам делать, когда мы вот так, коллективно откажемся от зачатия новых детей. А ничего не делайте. Живите точно так же как жили. Ходите на работу, попрошайничайте, воруйте — и вслушивайтесь в себя. Ждите того самого удивительного чувства. Оно возникнет, как вспышка над Нагасаки, и вы поймете, что такое настоящий бунт.
Мне скоро тридцать лет. Я никогда ничем особенно не интересовался и ничего не хотел. Но я могу стать совсем другим, когда буду знать, что после меня, когда доживут нынешние дети и подростки, трава наконец покроет шоссе, звери выдут в развалины городов, и земля в первый раз за свое существование простонет из своих недр: «Спасибо ребята». За это «спасибо» можно положить жизнь. А на «спасибо» будущих поколений за наш упорный труд и освобождение от (выберите страну) я кладу не жизнь, а сами знаете что.
Мне так жаль, что у меня нет способностей выразить все свои мысли на этот счет. А мыслей тысячи. Я не могу представить себе своей эйфории, когда, просыпаясь утром, я буду думать: «Это все». Через сотню лет нам конец, и сейчас мы, живущие на земле, разорвали прогорклые декорации и живем так как нужно жить мыслящему человеку.
Нацизм, социализм, разъяренные марши с флагами, сознание своего превосходства, господство над миром — это шелуха моих самозалечивающихся прыщей по сравнению с тем, что могло бы случиться. Миллионы болезней, комплексов, зверств, геноцидов и голодоморов подойдут к концу. Оставшейся тысячи столетних дедов и бабок не будут нужны Холокосты. Вся дрянь прошла, как страшный сон.
В наших руках (членах/влагалищах) — начать новый, единственно подлинный переворот изнутри и снаружи.
Я знаю. Весь этот бред мой не только никогда не осуществится, но и прочитается (если повезет) с насмешкой. Но у человека нельзя отнять его заветную мечту.
Ведь как бы могло все просто решиться… Как жаль. Как жаль.
Какие осложнения могут возникнуть? Да такие, что кто–то не захочет. Как всегда подведут! Скоты.
Решение?
Клиники абортов на каждом углу (сам первый кирпич вложу и бревно понесу с тонкого конца). Аборты на дому, аборты на улице. Не надо тратить баснословные суммы, чтобы лететь на Марс. Нехера на Марсе нам делать. Дома нужно ситуацию утрясти.
Поголовная вазектомия (в Индию! В Китай! Они так любят плодиться!) Добровольная и принудительная. Это единственное, что было бы немножко неприятно. Но, скажите, зачем? Зачем перерезать что–то в паху, когда можно, пошевелив забитыми ненужными истинами мозгами, понять, что освобождение земли и себя самих — это первый и последний человеческий подвиг, который вытащит каждого из могилы на свежий воздух.
Невозможно не воевать, когда будут новые дети. Невозможно жить спокойно, когда будут новые дети. Невозможно не строить, когда будут новые дети. Невозможно не убивать и не мучить, когда будут новые дети. Невозможно жить достойно и не заниматься саморазрушением, когда будут новые дети. Невозможно не быть рабом, когда будут новые дети. Невозможно по–настоящему любить и быть любимым, когда будут новые дети. Невозможно не врать, когда будут новые дети.
Вытащи его, друг. Вытащи пока не поздно. Хочешь, я вот эту какашку в лифте съем? Только вытащи. А если не вытащишь: ты дурак, и жизнь твоя пошла коту под хвост. Тебя нет. Есть только актер, которому снова задали сыграть спектакль, который играли с незапамятных времен.
ЭСКАПИЗМ — возможно не совсем удачное слово. Я не совсем понимаю его. Но я чувствую, что оно как–то со мной связано.
I. Я, видимо, существую по ошибке.
II. Вы практически всегда вне ошибки.
III. Под контактной линзой любого дня накапливается много пыли.
IV. И много страха.
V. Неописуемые телефонные звонки, от которых лопается резервуар куриной груди, и нужно, скорее, скорее, скорее взять трубку, дабы удостовериться, что это «не по тому случаю».
VI. Мысли о том, что в голове все так хитроумно и непостигаемо устроено, и идут годы, а она все работает. Сбейся мельчайшая извилина и ты — гадящее в штаны шимпанзе.
VII. Космическая, вечная перегрузка под кодовым названием «н. а.д. о.»
VIII. Н. а.д. о. в школу. Н. а.д. о на работу, н. а.д. о. «отслужить» в армии, н. а.д. о. давить, н. а.д. о. ебать, н. а.д. о. веселиться вовсю.
IX. Я заворачиваюсь в пленку ожидания. Прячусь в мешок для перевозки трупов, в пакет для утилизации отходов.
X. Мне бы только переждать, пока извечные, прибыльные понятия промаршируют мимо моих окон.
XI. Гляжу из дырочки и все надеюсь, что мясо закончится и из мясорубки перестанет лезть чесночный фарш.
XII. И я в положении хомяка, который имеет право зарыться в опилки, выбрать уголок для туалета и перевернуть свое колесо.
XIII. Клетка все равно будет. Рукам, приносящим сухарики и морковку, никуда не деться.
XIV. А без руки я не могу. Этим и усугубляется положение.
XV. Остается ждать безвредного, но интересного помешательства своих хозяев.
XVI. Страх оказаться на частном владении и быть позорно изгнанным.
XVII. Страх быть наблюдаемым из всех щелей.
XVIII. Страх старого доброго тройного лицемерия от всех «надежных» ресурсов.
XIX. Страх, что с тобой «не встанет».
XX. Страх, что «встанет» как назло как раз при тебе.
XXI. Страх, что «иду по улице — никого не трогаю и тут ко мне двое…»
XXII. И тогда придется доказывать себе свою смелость.
XXIII. Страх внезапно разбогатеть, или бесстыдно обнищать. Два зла.
XXIV. Страх дожить до мафусаиловых лет и очутиться в доме престарелых близ местечка Большое Гнилище. Сидеть на табурете, в чистенькой, стираной рубашке и ловить правила поведения из ртов несусветной швали.
XXV. Шаркать опухшими ногами. Дивиться обыденных предметов.
XXVI. И каждая ночь — это «Ночь Живых Мертвецов». Часть первая, часть вторая, часть третья — сколько еще частей?
XXVII. Страх того факта, что многие действительно «заодно» и наигранная отчужденность может перерасти в сплоченность в любую трудную минуту.
XXVIII. И от «мы вместе» мне не спрятаться.
XXIX. На Дальнем востоке живут северные пищухи.
XXX. Все лето пищуха тащит траву себе в нору. Метр сухой травы чтобы перезимовать.
XXXI. Я хочу стать пищухой. Я могу лишь тупо собирать траву и волноваться, но зато когда придет зима — я останусь один.
XXXII. Когда говорят: «Жизнь тяжела и надо бороться», мне становится стыдно и тошно, как начинающей вокзальной шлюшке, которую застигли за неумелым актом сосания и крикнули ей: «Да как же так можно?!»
XXXIII. В компьютерной игре Doom есть уровни сложности. Я не хочу жить на nightmare. Я хочу жить на easy. Стрелять и знать, что всегда попаду. Это возможно и в жизни, но многие не хотят.
XXXIV. Так и знал, что не захотите. В таком случае я:
XXXV. Закупорю нору, доползу до камеры «главного сна». Зажгу на стене светлячков, которых принес еще летом.
XXXVI. И буду спать в зеленоватом полумраке, положив побоявшуюся сдохнуть голову между двух подушек из ягеля.
март 2010
