Антонио Бенедетто - Рассказы
Дочь вытаскивает Росу за руку из кухни, трясет:
— Воровка! Дрянь!
— Я ничего не крала. Ничего не крала, клянусь Богом, — и плачет, силясь высвободиться из плена цепкой руки, из-под гнета унизительного обвинения.
Женщина тащит ее к отцу.
— Посмотрите на нее. Она воровка. Вот что я обнаружила!.. А сколько еще у нее дома!
Отец в отчаянии. Он пытается что-то сказать, но не может, а дочь сыплет оскорблениями, не желая ничего слушать.
Девочка плачет, умоляет его:
— Сеньор, ну пожалуйста… Объясните ей… Скажите, что не…
— Хорошо, — старик машет рукой, словно застигнутый врасплох. Ему удается лишь отчасти успокоить служанку, сдерживающую слезы. Дочь не унимается, шквал обвинений и догадок нарастает.
— Не ругай ее. Это моя вина.
Теперь замирает дочь. Цепенеет от признания.
— Она честно выиграла у меня, в шахматы, за все это время.
Дочь переспрашивает словами, взглядом:
— Папа… вы с ума сошли?
— Нет, я в своем уме. И это еще не все. Она выиграла у меня и верхнюю витрину.
— Как?..
— Да, дочь. Я надеялся отыграться сегодня ночью. Теперь ты все расстроила, и я не знаю, что нам делать.
Мануэль стоит в дверях с невозмутимым видом, слушает, не привлекая к себе внимания. Но теперь он решительно вмешивается. Когда хозяин признается: «Не знаю, что нам делать», он изрекает:
— Все у нее отобрать и выгнать.
Отец смотрит на него бесстрастно, как человек, вынужденный вести диалог с незваным гостем:
— Это невозможно.
— Почему невозможно?
— Мы ведь честные…
— Ха, — губы Мануэля кривятся в ухмылке.
Девушка возвращается вечером вместе со своим отцом, видно, что она ужасно боится. Ей пришлось рассказать все без утайки, иначе — как объяснить потерю работы? Как объяснить родным, что ей отказались отдать даже сундучок с собственной одеждой? «Пусть придет твой отец», — сказала хозяйка, и вот отец пришел.
Мануэль преграждает ему дорогу:
— Сеньориты нет, а сеньор в кровати. Вам придется объясняться со мной.
— А вы кто такой?
— Просто Мануэль Гутьеррес. Но вам придется объясняться с Мануэлем Гутьерресом.
Отца Росы Эстер подмывает дать ему затрещину.
— Ваша дочь украла.
— Что вы сказали, мальчишка, наглец?
Но рука, очень молодая и очень сильная, хватает его за лацкан.
Напоследок ему остается лишь крикнуть с порога:
— Я этого так не оставлю. Придет полиция! И правосудие! Отец Росы Эстер знает кое-кого из стряпчих. Вспоминает лица — и дела, которые с ними связаны, пытаясь стерпеть обиду. Он знает, что есть защитники бедных, но есть и такие защитники бедных, которые ошибались намеренно. Ему кажется, что дело у него чистое. Но поскольку тут замешаны азартные игры, а его фамилия — не лучшая рекомендация, выбирает одного пройдоху.
Пройдоха говорит:
— Нет никаких доказательств… И она несовершеннолетняя…
Отец отвечает:
— Понимаете, на кону много песо. А игорный долг — долг чести.
Тогда поверенный предполагает возможность мирового соглашения.
— Хорошо. Попробую пригрозить ему арестом имущества… Старик, говорите? Предупреждаю, потребуется подпись адвоката. А если проиграем, это будет стоить денег.
Отец Росы Эстер запускает механизм мщения. Теперь он успокоился и может забыть об обиде Мануэля Гутьерреса. К тому же в голове находится место и для соображений иного рода. Он их процеживает. Потихоньку.
У дверей дома их встречает мать Росы Эстер:
— Ну? Как?
Ответа нет.
Тогда она решает выместить досаду на теле дочери, вернувшейся без одежды и сундучка. Умудряется влепить пощечину, однако отец это твердо пресекает:
— Оставь ее. Она не виновата. Наоборот… — произносит он и снова погружается в размышления.
Просит мате и продолжает думать. Потом зовет Росу Эстер.
— Значит, у тебя счастливая рука?
— Ну… не знаю, — отвечает девушка учтиво и робко, не понимая, устроят ли ей головомойку или утешат ласковым словом, но предполагает скорее первое.
— Во что играла, только в шахматы?
— И в шашки.
— Во что?
— В шашки.
— А в карты?
— Нет, папа, только не в это. Клянусь, — она крестит рот двумя пальцами.
Подозревает, что допрос приблизился к самой опасной точке. Однако отец произносит неожиданные слова:
— Ладно, дело поправимое. Я тебя научу.
В голосе слышны досада, готовность принять неизбежное. Девочка смотрит на отца. Отец не улыбается, не шутит. Он говорит вполне серьезно. Такое впечатление, будто он заранее устал. Так бывает, когда ему предстоит работа.
Отец показывает эскобу до пятнадцати очков. Самое простое, считает он. Для девочки игра оказывается чересчур элементарной. Туте, бриско, труко. Роса Эстер не может повторить все присказки, сочиняемые отцом в рифму для украшения игры. У нее нет памяти. Но есть то, что требуется отцу: неизменно простой и краткий путь к победе. За кухонным столом отец терпит подряд столько поражений, сколько не припомнит за долгое время хождений по кабакам.
— Тереса, напеки к воскресенью пирогов.
Наступает назначенный для испытания день. Отец приглашает трех друзей. Все едят пироги с салатом и красным вином во дворе, под навесом из виноградных лоз. Затем Тереса протирает клеенку влажной тряпкой, а ее муж приносит колоду карт и коробочку с кукурузными зернами. Вчетвером садятся играть в туте. Отец проигрывает. В какой-то момент с хитрой усмешкой признается:
— Для труко у меня в запасе другой цветочек.
И представляет дочь.
Гости смеются. Что он имеет в виду? Труко — игра не детская, тем более не для девочек. Но подвигаются. И ставят по песо, без которого не обойтись в этой партии, даже если играешь «в шутку». Проиграв, гости понимают, что это не шутка. В игре они не новички, и выиграть у них с ходу может не каждый. Разве что — утешают они себя — девочке улыбнулась фортуна.
Но поскольку фортуна отворачивается от них весь вечер, а смириться с обидным проигрышем (по пятнадцать песо с носа) невозможно, условливаются еще об одной партии, для реванша.
На повторную игру приходит любопытный. Молва проникает на улицу и достигает местной забегаловки. Несколько друзей уговаривают отца привести девочку. Выбирают вечер среди недели, стараются не привлекать внимания. В этот вечер в баре народу больше, чем по субботам. Одни мужчины, из женщин только она. По эту сторону стойки. А по ту обретается жена хозяина, она незаменима, — кому еще ополаскивать стаканы! Ее тоже изводит любопытство, хочется краем глаза увидеть игру «этой замухрышки, которая всех обставляет».
Одним вечером не обходится. Их впереди много.
Затем, каждый раз, сворачивая в переулок, в самом конце которого стоит их дом, Роса Эстер достает из карманчика платья тридцать-сорок песо, отец принимает и пересчитывает их при свете фонаря прежде, чем войти.
— Матери скажи, если спросит, что сегодня шло не очень. Мол, выигрывала двадцать, но десять проиграла.
Отец тревожится, что она все время будет выигрывать. К счастью, иногда и проигрывает. Иначе только тщеславие редкого игрока могло бы допустить присутствие мелкой девчонки за мужским столом.
Мать боится иного. Она опасается мужчин. Вдруг кто распустит руки…
Рука, как-то вечером скользнувшая к Росе Эстер, не стремится приласкать украдкой, не собирается ловко пробудить в ней женщину. Рука вытягивает из кармана денежки. Идет последняя партия, девушка проигрывает, и ей нечего положить в карман, когда приходит время подняться из-за стола.
В переулке, не дожидаясь ставшего излишним напоминания отца, она ищет пачку. Денег нет. Смотрит под ноги.
— Папа, я обронила.
Они обследуют переулок, с помощью спичек рассматривают следы, стараясь искать там, где прошли. Приходят в бар. Поднимают хозяина. Осматривают пол.
— Полицию бы позвать. Бесстыдники. Так обмануть ребенка.
Отец вечно грозит полицией, но в полицию не обращается, да и не обратится. Знает: ни один из знакомых полицейских «не рассудит по справедливости».
«Вот и накликал», — говорит он себе на следующий вечер, когда в дверях бара появляется страж порядка. Не он один пугается при виде полиции. На столе денег нет, только бобы, чтобы вести счет. Тем не менее надо устранить намек на денежные ставки, сквозящий во взглядах, в нервозности рук.
— Здравствуйте…
— Здравствуйте, сержант.
— Чего изволите?
— Может, рюмочку?..
Движением руки он отказывается, направляясь к столу.
Игра не прерывается, иначе тайное станет явным. Роса Эстер до конца не понимает всей опасности присутствия полицейского за игорным столом. Не проявляет беспокойства. Сдает она. Ее пальцы приобрели большое проворство.
Полицейский просит: «Подвиньтесь!» — и встает между расступившимися. Слышен шепот одобрения, никто не допускает иных замечаний. Им неведомо, зачем пожаловал страж порядка.
