Николай Беспалов - Встречи на ветру
– Мне в другую сторону, я живу на Охте. – Это называется кавалер! Я же говорила, он пьяница, а не бабник.
– До трамвая доведи и мотай к своей Охте.
– Охта – это река и район такой. До трамвая доведу.
Уже в вагоне трамвая я почувствовала, что сильно пьяна. «Ехать минут двадцать, – думаю я, – можно вздремнуть. Благо место есть».
Растолкали меня на кольце трамвая, где-то в парке. Вокруг ни души. Даже в будке никого. Вагоновожатый куда-то ушел, и спросить, когда трамвай поедет обратно, не у кого. Меня знобит. Во рту гадость. Мутит. Ещё бы, выпить столько пива и скушать три рыбины.
Боже мой! Уже начало десятого. Ольга Федоровна, наверное, решила, что меня убили. Я слышала, что в Ленинграде был такой случай. Девушку изнасиловали и убили.
Сижу в вагоне. Жду. Чего делать-то? Опять задремала.
– Девушка, – теребит меня мужчина, – ты не спи больше. На какой остановке тебе выходить?
Я сказала.
– Разбужу. – Добрый дядя.
Так я попыталась встать на комсомольский учет. Что же, мой второй рабочий день прошел очень даже продуктивно. Одно плохо, Ольга Федоровна сделала мне такой втык, что я даже всплакнула. Как же иначе, если тебя обзывают девкой и дурой.
Зато Петя был особенно хорош.
– Ты, Ирина, искришься, как бенгальский огонь, – это он сказал после того, как он же буквально искусал мои губы. Невольно заверещишь. Хорошо, что в это время по телевизору передавали «Адъютанта его превосходительства» и все его смотрели.
Утром в среду я встала раньше всех. Не хотела, чтобы опять Ольга Федоровна ругала меня. Тихо-тихо умылась, попила холодного чаю с такой же холодной котлетой и вышла из дома.
Как хорошо утром! Прогремел первый трамвай. Прошла квартал и никого, кроме дворника, не встретила. Проехала поливочная машина. И тут я начала петь. Эту песню часто пела мама: «На дальней станции сойду. Трава по пояс. И хорошо с былым наедине бродить в полях, ничем не беспокоясь».
Не успела перейти ко второму куплету, как меня окликнули.
– Девушка, – не буду же переубеждать раннего прохожего, – поешь ты хорошо, но так всех разбудишь.
Оглянулась. На другой стороне стоит у ограды милиционер.
– Арестуете? – Мне весело.
– Если бы ты пела после десяти вечера, то попала бы под закон, – он пошел ко мне. – Вот какая закавыка, – подошел и встал рядом, – в том законе ничего не сказано об утре.
Стоит так близко, что я чую его дыхание. Пахнет чем-то свежим, мятным. Определенно, почистил зубы мятной пастой. Девушка я отчаянная, и мне сегодня утром радостно отчего-то.
– Мятной пастой зубы чистили, товарищ милиционер?
– Не угадала. Конфетку мятную пососал. Хочешь?
Мне бы чего существеннее, но соглашаюсь.
– Приезжая? – Как они, милиционеры, определяют, кто местный, а кто приезжий, не знаю, но вру.
– Ленинградка я.
– Родители выгнали?
– Сама ушла. Достали своими нравоучениями. Я не девочка. Работаю.
– От родителей убегать нельзя. Давай я тебя провожу. Смену сдал и теперь могу погулять. Тебе далеко?
– Вы мне настоящий допрос устроили. Мне на Невский проспект надо.
– Мне, правда, в другую сторону, но дома меня никто не ждёт. – Он что, думает, я его пожалею? – Была девушка…
– Я слушаю. Человек – надо же высказаться. Чем я хуже попа.
– Ушла от меня к моему товарищу. – Тут я не сдержалась:
– Что же это за товарищ такой?
– Хороший товарищ. Погиб он скоро.
– Извини, – что ещё сказать-то?
– Ничего. Врешь ты, что ленинградка. Моё начальство обо мне так и говорит: ты, говорит, настоящий рентген.
– Ну, соврала. Из Жданова я.
– То-то же. Выходит, ты землячка Жданова. – И он о том же.
– Кто такой этот ваш Жданов?
– Ты что, историю партии в школе не проходила?
– У нас история СССР была. Я пятерку имею.
– Пятерку получила, а Жданова не знаешь. – Он что, обиделся за этого Жданова? – Он у нас был самым большим начальником во время войны.
Мне это как-то по фигу. Все равно люди мерли от голода.
Мы уже подошли к Кировскому мосту. Переходим его, и опять я вижу лодки на воде. Самое время спросить, что они там ловят.
– Это рыбаки ловят миногу. Деликатес. Ела когда-нибудь?
– Откуда? У нас на Азове другая рыба.
– Я страсть как уважаю эту рыбу. Вернее, это не рыба даже.
– А что же? – Мне все интересно.
– Круглоротики. Маринованные хороши под водочку. – Я начинаю думать, что в Ленинграде все алкоголики.
– Милиционер – и пьяница.
– Шутишь? На Руси так повелось. Запамятовал, при каком царе, но водку в работный народ вбивали палками. У нас в отделении с этим делом строго. Наш начальник из молокан. Сам не пьет и другим не дает. Я малопьющий.
Вышли к Марсову полю.
– Нравится у нас? – Я киваю. – Какое красивое Адмиралтейство! Сначала это была мазанка, но окруженная рвами с водой. Тогда шла Северная война, и наш Петр Первый опасался нападения шведов.
– Это когда же было? – спросила я, хотя знала.
– Село, – Вася взял меня за руку. Какая сильная у него рука!
Я узнала, что шведский король Карл XII столкнулся с большими трудностями при походе в Россию, что он скоро повернул на Польшу и там увяз, что современное здание Адмиралтейства построено по проекту архитектора Захарова в 1806–1823 годах, что высота башни с корабликом 72 метра. Я слушаю малопьющего милиционера и одновременно думаю о его мужских достоинствах. Наверное, я ненормальная.
– Я кушать захотела, – сказала не для того, чтобы Вася предложил мне угоститься.
– Я в центре плохо ориентируюсь.
– Я не к тому. На Невском есть пирожковая, – при этих словах меня стало тошнить: сколько же можно есть пирожков с капустой! – но туда я не пойду. Наелась этих пирожков.
– Можно купить в магазине и покушать где-нибудь на воздухе. – Милиционер Вася заглядывает мне в глаза, как пес у тети Шуры.
До начала рабочего дня еще два часа. С лишком. Предложение вполне реальное. Но какой же магазин открывается в это время? Об этом я и сказала Васе.
– Эта проблема решаема.
Позабыла, что иду с милиционером. Он все может.
Он смог. Мы нашли маленький магазинчик в полуподвале, и мой сопровождающий раздобыл там все, что было нужно для нашего несколько странного пикника. Одного не было: водки. Было бы очень странно, если бы я пришла на работу с запахом изо рта. Правда же?
– У меня дома телефона нет. – Милиционер не выпускает моей руки. – А у тебя?
– Есть, но мне звонить нельзя.
– Хозяева строгие?
– Настоящие звери! Ты приходи в субботу на то место, где встретились сегодня.
До начала рабочего дня тридцать минут. Я вошла в здание треста. Вася остался стоять у подъезда. Мельком я увидела, как он помахал мне рукой. Больше я его не видела. Может быть, он позабыл обо мне, а может быть, его убили, как его товарища. Кто знает. Эпизод моей жизни, не больше, но он отчего-то мне запомнился.
Уборщица, увидев меня, даже свою швабру отставила.
– Тебе-то что дома не сидится? Я ещё нашего Ивана понимаю. Он начальник. Он за всех вас отвечает. – Выходит, пока я гуляла с милиционером Васей, Иван Петрович успел приехать в трест. Определенно, Ольга Федоровна и ему устроила скандальчик.
Прежде чем пройти к себе, я в уборной привела себя, как могла, в порядок. Пока я гуляла с милиционером Васей, мои волосы растрепались.
Пришла и, что бы вы думали, увидела за своим столом? Точно! Ивана Петровича! Сидит, опустив голову на руки. Первое, что я подумала – ему плохо.
– Иван Петрович, – тихонько окликнула.
– Явилась не запылилась. А ты знаешь, что с Ольгой? Ты, девчонка, ушла спозаранку, ни слова не сказала. Мы с матерью не знаем, что и подумать.
Лицо Ивана Петровича красное, глаза горят. Вот-вот ударит.
– Ты же, Ира, нам с Ольгой Федоровной как дочка. Мы за тебя в ответе. А знаешь ли ты, что у Ольги год назад инфаркт был?
– Простите, дядя Иван. Я больше не буду.
– Настоящий детский сад. Ты мне скажи, где и с кем ты вчера пьяной напилась.
Я сказала. А что мне скрывать?
– Ну, я ему попу надеру, комсомолец обкаканный.
– Не надо, Иван Петрович, – прошу его, а сама думаю, как бы было хорошо его погладить, а ещё лучше поцеловать. – Вы же сами понимаете, если женщина не захочет, то никто её не заставит.
– Умна. Давай работать. Мне сегодня в главке тоже жопу драть будут. Хорошо, если отделаюсь выговором. Могут и попереть с места.
До обеда я трудилась не покладая рук. Несколько раз перепечатывала какие-то бумаги.
За пять минут до обеденного перерыва заявился Коля-комсорг.
– Привет вам с кисточкой, – весел и румян мальчик. Ему пьянка нипочем.
– Я из-за тебя столько неприятностей огребла, что в пору тебе в рожу залепить.
