Андрей Кучаев - Темная сторона любви ( Рассказы )

Окончательная версия – приехали специально.

Маленькое пояснение: у тамошних жителей место это у переправы называлось коротким словом “Переход”. Не “Переправа”, как следовало ожидать по смыслу, а именно “Переход”. Местные жители передавали, что до паромной переправы здесь переправлялись на лодках. Но не всегда на тот берег, а – время от времени – в лучший мир. Здесь проходило переменное и очень коварное течение. Оно то стелилось по дну, то подымалось к поверхности. Иногда оно кружило на месте, иногда устремлялось буквально на середину, так что река вставала, не шла ни взад, ни вперед. Собравшиеся к праотцам садились в лодку с трехдневным запасом провианта, тепло одевшись и набрав подарки для

Главного Шамана, отталкивались от берега шестом, а весел не брали вовсе. Иных река принимала охотно. Иных – выбрасывала, не хотела пускать. Находились такие, что до пяти раз предпринимали попытки

“уйти” через переход и так и убирались восвояси не солоно хлебавши, ни как еще. Я нахлебался как следует.

Все мы, ожидавшие, когда явятся власти и спасатели, а заодно отопьется паромщик, Федор или Прохор, обитали или в холодной горнице хозяина переправы, или в летней кухне, где топилась сложенная из древних кирпичей печь. Кирпич притащили сюда с места, где втихомолку здешний люд разобрал останки старинной часовни, разрушенной еще в тридцатые.

Варился кулеш с вяленой рыбой, калмыцкий плиточный чай, куда добавляли молоко и сало. Припасы у народа были разные, потому что и народ подобрался разный.

– Ну, и куда ж попасть можно через этот ваш “переход”? – домогался мой напарник Николай. – В рай или прямиком на сковородку, в натуре?

– Кому куда, – отвечал ему старик из старообрядцев, не желая вступать в разговор, но негодуя на речи грубого и курящего Николая.

– Тебе точно на сковороду, – язвила какая-нибудь из женщин.

– Ет-то только с тобой на пару, красавица!

– Чего ее не переведут отсюда, переправу? – интересовался кто-то. -

Раз опасность есть.

Никто на это ничего не отвечал.

– Так переправщик-то энтот, он и есть шайтан! – вдруг брякнул один, похожий на якута рабочий с буровой.

– Говори да не заговаривайся! – горячился Николай. – За такой базар надо отвечать! Почему это он “черт”? Ну, колись, япона твоя мать!

Удалось выведать, что в этом заколдованном месте всегда жил и колдун при нем. Я потом заметил и чурки и болванки – остатки старых идолов, и ленты, повязанные на сучьях засохших лиственниц.

– Они тут по наследству селятся. Правда, пьющих до сего не было среди них. Но дело такое – постороннего сюда нельзя поставить. По обычаю. Здесь на самом дне и принимает второй – он тоже из них, родня, чужого не признает. Вот и держат эту пьянь, – пояснила баба, которая возвращалась после операции на глазах, еще в бинтах, она умилялась своему исцелению и возвращению, потому была разговорчивей других здешних.

– Какой такой “второй”? – спросил я, во всей этой чуши мне почудился скрытый смысл.

– Брат, значит. – Баба смотрела на мир через щелочки в бинтах. -

Второй колдун. Он их уже на ту сторону переводит – оттого -

“Переход”. Всегда было так. Мне и бабка сказывала, она им родня, выходит дело.

– Ну, чудь! Ну, жмудь! – неистовствовал Николай. – Темнотища, блин!

И верят ведь!

– Не тебе чета, байстрюк, – одернул его дед с крестом на птичьей шее. – Эти, что ушли – небось, не “жмудь”, на автомобиле приехали.

Знали, куда. Не твоем, казенном. Ты и не суйся

Ночью, едва я закрывал глаза, я видел ясно и подробно, до мельчайших деталей лицо женщины, темный салон джипа, который заливает вода, и ее жест – “не мешай”!

Это был сигнал. Второй уже. Значит, будут еще.

Приехали водолазы, приволокли компрессор, спускались несколько раз – безрезультатно. Потом подъехал кран. Водолазы заводили трос с крючьями. Джип подняли на четвертые сутки. Он был пуст. Я другого не ожидал. Когда расспросы милиции кончились и от машины отошли последние любопытные, я обшарил мокрый, в тине салон. Наградой мне была заколка. Дешевая пластиковая заколка-крокодил.

“Так что же? Она ведь не могла уйти насовсем?” Это нарушало некое обещание, которое, как я считал, я получил.

Прошло еще несколько лет.

Судьба занесла меня в Норвегию. Открылись кое-какие возможности для путешествий, я скопил денег, но не охотой уже – охотой мне опостылело заниматься после того происшествия – всякого зверя я причислил вдруг и сразу к душам, которые грех губить, занялся сбором лекарственных трав. На том же Алтае. Поднимался и на Тянь-Шань.

Норвегию я обошел пешком. Точнее – побережье. В районе шлюзов, где стоят дамбы и прорва приливных электростанций. Однажды, сидя на дамбе, я наблюдал, как при отливе обнажается берег. Нет нужды говорить, что я в свое время отбредил Гамсуном. Когда вода ушла на максимальное расстояние, из сумрака выступила моя незнакомка. Она была в том самом сером платье, платок она тянула за собой, словно он намок, хотя я отчетливо видел, что платье на ней совсем сухое.

Блестели серебряные круглые украшения у нее на груди. Даже часы были на месте.

Я спрыгнул с дамбы и пошел ей навстречу. Она опять приложила палец к губам и покачала головой. Она предостерегала. Я замедлил шаг, она тоже остановилась и улыбнулась мне. И опять эти губы! Я бы все отдал в тот миг, чтоб только она позволила их поцеловать! Мне казалось, она колеблется. Я сорвался с места, бросился к ней, она замахала сразу обеими руками и исчезла.

Я оглянулся: что-то темное клубилось позади. Поискав глазами, я нашел тумбу, метра на полтора поднимающуюся из подступившей незаметно воды. Какая-то сила толкнула меня, я и не помнил, как оказался на торце этой тумбы. И в то же время открылся шлюз станции, и вода, набранная в прилив, хлынула через водосбросы туда, где я только что стоял. Она кипела и бесновалась вокруг, до ее бурлящей поверхности от моих колен было рукой подать. Я слышал, как содрогается вымоченный дуб подо мной, но до меня рукотворная стихия так и не достала.

Да

Прошло еще несколько лет

Помните крушение парома “Эстония”? Я был на том пароме. Меня тянуло тогда к паромам. Может, и несчастье с “Эстонией” случилось только из-за меня. Бред, конечно, но я шел тогда на тот злополучный паром как на свидание. И сбылось. Заклинившую дверь моей каюты открыла именно она Мы уцелели, но заколка, которую я всегда носил при себе и даже жене не позволял к ней прикасаться (“Психованный фетишист!” – честила она меня) – та заколка исчезла. Причину гибели парома не установили до сих пор, а я точно знаю: моя Незнакомка приходила за заколкой!

Никогда не забуду, какой ужас испытали мы с женой Я забыл сказать, что я незадолго до того женился, точнее – одна прыткая особа окрутила меня, я не очень сопротивлялся, потому что знал – я могу принадлежать только той, что являлась мне. Да и позволил я себя

“окрутить” потому, что моя кратковременная жена чем-то напоминала мне ее. Укладываясь спать, она долго устраивала свою голову на согнутом локте – такая у нее была манера спать, но ей никак не удавалось положить голову в позе, которую я помнил и знал. Она прятала нос в калач полной своей руки, и я отворачивался. Мы развелись, она пожаловалась в суд на мою мужскую несостоятельность.

Я не возражал

А прими она ту позу, я бы и не знаю, чем дело кончилось.

Предпоследний раз моя незнакомка появилась совсем неожиданно. Я жил короткое время в Москве, где оформлялся в археологическую партию и заодно читал в Румянцевской (бывшей Ленинской) библиотеке кое-что о римском периоде Причерноморья.

Из библиотеки я ехал на троллейбусе до Нижних Котлов, это в районе

Южного порта, ближней к городу его части. Выходил я на кругу, на конечной остановке. Обычно со мной оставалось совсем немного попутчиков. Водители выключали даже свет в салоне на подъезде к кругу: то ли экономили аккумуляторы, то ли спешили сдать смену, чтоб быстрей попасть домой.

В полутьме мне казалось, что я плыву под водой и что вот-вот мимо окна проплывет моя русалка. Жил я у приятеля, на Нагорной улице, в десяти минутах хода от конечной первого троллейбуса.

Вот и в тот раз я с закрытыми глазами плыл и вызывал в памяти образ своей грезы. Надо сказать, я только для вас называю ее грезой, для меня она была живее самой живой и теплой женщины.

Почувствовав, что мы стоим, я поднялся, открыл глаза – в полутьме салона прямо передо мной стояла она. Так близко, что я невольно приник к ней всем телом. Она не отступила. Я легонько взял ее за плечи и поцеловал в губы. Они были полные, горячие и мягкие. Я на секунду лишился чувств. Один этот поцелуй искупил все мои пустые годы ожидания. Когда вернулось сознание, она исчезла.

Следующие несколько лет прошли незаметно, я жил тем мигом, тем поцелуем.

Я окончательно стал монахом. Видите, я ведь почти седой, хотя не такой уж и старый.