Аллен Курцвейл - Часы зла
Вошел дворецкий.
— «Гулливера», Эндрю. Должен стоять на полке рядом с Хэклитом, которого ты приносил мне на прошлой неделе.
Когда искомая книга была найдена и доставлена в салон, Джессон нетерпеливо выхватил ее из рук дворецкого и веером перелистал страницы.
— Иллюстрация на переднем обрезе книги! — воскликнул я, заметив возникшую на фоне позолоты совершенно изумительную акварель. Там красовался Гулливер, связанный лилипутами.
— Помните эту сцену?
— Помню ли я эту сцену? Еще бы! Да я могу перечислить все предметы, которые вытащили из кармана у Гулливера.
Джессон перелистал страницы и нашел нужное место.
— Прошу, — сказал он.
Я закрыл глаза:
— О’кей, значит, так. Большой серебряный сундук…
— На деле оказавшийся маленькой серебряной табакеркой Гулливера…
— Длинное бревно с металлическими палками…
— Пистоль. Продолжайте.
— Ах да, там еще говорилось о каком-то механизме, просто уверен, вот только не помню, о каком именно.
— Намекнуть? Шар, наполовину состоящий из серебра, наполовину из прозрачного материала.
— Ах, ну да, конечно! — воскликнул я. — Часы!
— Предмет, который сам Гулливер хвастливо называл своим «оракулом».
Разговор о часах заставил меня вспомнить о времени.
— Все это очень забавно и мило, мистер Джессон. Но не пора ли нам перейти к обсуждению самого дела?
— Сначала кофе и рисунок на переднем обрезе, а дело потом, — ответил Джессон. Тут в комнату вошел дворецкий и поставил на стол поднос с печеньем и прозрачным стеклянным кофейником, напоминающим некую колбу из химической лаборатории Лавуазье. — Один мой друг, увидев, как я подаю кофе, упрекнул меня в парацельсианских замашках. Помню, я в тот момент даже на него обиделся. Но теперь не обижаюсь, нет. Научился признаваться в своей нелюбви и даже отвращении к так называемым благам конца двадцатого века. Именно по этой причине мне и нужен такой человек, как вы. — Он протянул руку за печеньем, затем отправил его в рот и принялся жевать с выражением нескрываемого удовольствия на лице. — И однако же, я всегда готов к компромиссу. У меня есть телефон, пусть даже его номер не значится ни в одном телефонном справочнике. И еще я установил вот это… — Джессон легонько притопнул ногой и пояснил: — Потайные звонки в полу. Одно движение, и Эндрю тут как тут, к моим услугам.
Я передвинул ногу на ковер и нащупал под ним крохотный выступ.
— А вы изрядно потрудились, чтоб утаить все эти технические новшества от посторонних глаз, мистер Джессон.
— Старался, как мог, — с улыбкой ответил он. Подцепил ложкой два кусочка пиленого сахара и осторожно опустил их в чашку. — Теперь, полагаю, самое время объяснить, чего я хочу от вас. Прежде всего вы будете ответственны за определенную часть переписки. Сюда войдет и все то, что нам удастся заполучить во время наших изысканий. Это ясно?
— Элементарно.
— Прошу вас, оставьте эти аналогии с Холмсом и Ватсоном. Я вижу в вас нечто большее, чем просто приятного во всех отношениях подручного. Вы вполне можете сочетать функции исследователя, личного секретаря, конфидента и мозгового центра.
— Как Босуэлл для Джонсона?
— О, сравнение не совсем точное. Мне нужен человек, способный проводить исследовательскую работу и регистрировать все аспекты одного довольно специфического дела. — Джессон поставил чашку на стол, затем надавил на подлокотник кресла. Тихо щелкнул какой-то механизм, и в подлокотнике открылось потайное отделение.
— Скажите, ваши библиотечные изыскания всегда находят подобное практическое применение?
Он не ответил, был целиком поглощен поисками какого-то предмета в тайнике. Затем, после паузы, спросил:
— Умеете обращаться с этой штукой? — и показал мне миниатюрный диктофон.
— Конечно. Нет ничего проще.
Он брезгливо сжимал устройство двумя пальцами, точно держал дохлую и гниющую рыбу.
— Вот и я тоже так думаю. Эта штука может оказаться весьма полезной, когда мы возьмемся за работу всерьез. В следующую субботу придете?
— В субботу так в субботу, какие проблемы?
— Вот и отлично. — Джессон положил диктофон на стол и защелкнул потайное отделение. Затем, поерзав в кресле, с видимым трудом поднялся и направился к двойной стеклянной двери, явно давая понять, что беседа наша окончена.
— И это все? — удивленно спросил я.
— На сегодня все.
Я нагнал его только возле глобуса и сказал:
— Надеюсь насладиться визитом в рай.
— Я тоже от души надеюсь.
— Что-то не слышно уверенности в голосе.
Джессон выдержал паузу.
— Лично мне известно лишь то, что говорят о рае мудрецы. А говорят они следующее: рай может подавлять, угнетать, навевать тоску… даже иногда предавать.
Глава 10
Утром следующего дня мистеру Сингху пришлось раза три раскрыть перед моим носом зонтик, чтобы привлечь к себе внимание.
— Приветствую, Александр. Ты опоздаешь на собрание.
— А разве оно сегодня? — Мы стояли возле стеллажа со справочной литературой на иностранных языках.
— Сегодня, когда ж еще. И знаешь, хотел тебя предупредить: мистер Динтофер жуть до чего не в духе. И мистер Гроут, он тоже не в духе.
— Сейчас закончу и бегу, — ответил я.
Тот факт, что я никак не хотел расстаться с «Персидско-английским словарем» (решил проверить Джессона на знание этимологии слова «рай», выяснилось, что знание это было безупречным), почему-то страшно взволновал охранника. И он испытал явное облегчение, когда я, закончив выписывать цитату, поставил толстый том на полку и направился к главной лестнице.
Динти умолк на середине предложения, сверился с какими-то записями на дощечке.
— Итак, на чем мы остановились? Ах, ну да, бездомный человек, помешанный на Древнем Риме. Есть соображения?
Все мои коллеги молчали. Все, за исключением Ирвинга Гроута, начальника отдела хранения.
— Устные излияния этого типа говорят о том, что он безнадежно болен психически, — сказал Гроут, рассматривая свои белые хлопковые перчатки, с которыми, похоже, никогда не расставался.
— Принято, — кивнул Динти.
— Да перестаньте, не так уж он и плох, — заметил Спиайт. Независимость, которой пользовался его отдел, а также дополнительные бюджетные средства позволяли ему выражать мнения и взгляды, о которых остальные предпочитали умалчивать. — Помните Нюхача?
Гроут тут же ощетинился:
— Если б вы проводили меньше времени, потакая своим сомнительным наклонностям, и больше времени за прямыми обязанностями, то знали бы, что этот случай куда как хуже!
Тут вмешался Динти:
— Лично я согласен с мистером Гроутом. Это страшно надоедливый тип. И штат просто обязан принять все надлежащие меры, кстати, перечисленные в моей «Памятке о безделье, распутном вызывающем поведении, кражах и прочих нарушениях, препятствующих нормальной деятельности библиотеки», и держать этого человека под контролем.
— Но он не бездельничает, — сказал Спиайт.
— Вот и ошибаетесь, — возразил Динти. — А если есть сомнения, можете свериться с «Уголовным кодексом штата Нью-Йорк». Статья двести сорок пункт тридцать пять.
— Да какой он, к шуту, преступник? Может, его просто преждевременно выпустили из психушки. А читальный зал и собрание сочинений Гиббона — это все, что у него осталось.
— Знаете, мы не социальные работники, мистер Спиайт, а библиотека — это вам не проходной двор. И мы не можем допустить, чтоб какой-то дурно пахнущий скандалист сводил на нет усилия других, нормальных читателей и истинных ученых!
— Вот именно, вот именно! — подхватил Гроут. — Да будет всем вам известно, этот тип только портит книги, загибает уголки страниц. Как-то раз я шел через зал периодики и…
Тут снова вмешался Спиайт:
— Ах вот оно что? Выходит, вы за ним шпионили?
— Ну и что такого? Ведь должен хоть кто-то следить здесь за порядком! Совесть моя чиста. Я всегда стоял и буду стоять на страже и защите печатного слова. Кстати, этот любитель Гиббона вынул из файла копию «Американского зрителя».
— Вы шутите? — впервые за все время вмешался Абрамович, заведующий иудаистским отделом, известный своими левацкими взглядами. — Да за уничтожение этой грязной подстилки следует орден давать!
Динти постучал папкой о стол.
— Благодарю за идеологическую вставку, мистер Абрамович. К сожалению, у нас слишком мало времени, чтобы обсуждать вопросы политики или же проблемы психиатрии. Политика библиотеки ясна и очевидна. В следующий раз, когда этот человек начнет скандалить или шуметь, немедленно вызывайте мистера Сингха или кого-то другого из охранников. А теперь, насколько я понимаю, мистер Гроут хочет сделать объявление.
Сподвижник Динти усердно закивал.
