Саша Филипенко - Замыслы (сборник)
И так проходят две недели. И еще две. И четверть, и еще одна. И проходит год, и еще один, и ты веришь, что все у вас будет хорошо. Ты веришь, что все будет хорошо, но очень волнуешься. Врач говорит, что, во-первых, стоит восстановить более-менее регулярную половую жизнь. Не хотите изменять? А когда вы последний раз видели вашего любимого? Во-вторых, уверен врач, вы так располнели исключительно из-за собственных переживаний. Это психосоматическое, говорит лучший в Риге врач. Мужчина говорит, что нужно держать себя в руках, что нужно взяться за голову, потому что просто так поправиться на тридцать килограммов – это, конечно, уже слишком, это никуда не годится.
И теперь ты сама избегаешь встречи. Хотя никто и не просит. И ты не пишешь и не звонишь. И вы встречаетесь спустя несколько лет, случайно, возле Дзинтари, потому что он приехал не к тебе, но на какой-то новый музыкальный фестиваль юмора. И за несколько лет ты так и не успела похудеть, и он не успел объяснить тебе, почему тогда, в предпоследнем классе, вдруг перестал с тобой общаться. И, заметив тебя возле концертного зала Дзинтари, он говорит:
«Господи, Лидия, что же ты натворила с собой?»
«Прости», – говоришь ты.
«Прости, мне нужно идти за сцену», – говорит он.
«Да, конечно!»
«Еще увидимся!»
«Обязательно…»
И он уходит. За сцену. И ты смотришь на людей, которые идут на концерт. И кто-то думает, что ты плачешь потому, что не смогла купить билет. И кто-то даже предлагает тебе свой. И ты соглашаешься. И ты сидишь в зале и видишь, как во время одного из выступлений твой возлюбленный появляется на сцене. И весь зал смеется, потому что твой возлюбленный шутит. И ты плачешь. Ты рыдаешь во весь голос, и люди, которые сидят рядом с тобой, не могут понять, что происходит. Это не похоже на слезы от смеха. И тебе очень стыдно. И ты встаешь. И зрители аплодируют, и, кажется, аплодируют тебе, потому что уйти сейчас – это самое правильное решение. И ты уходишь. И он продолжает шутить.
И тебе не звонят. Ни завтра, ни послезавтра. И так даже хорошо, думаешь ты. Все еще будет хорошо. Даже после всего произошедшего ты веришь, что все будет хорошо. Ты веришь, что все будет хорошо, потому что у тебя есть замысел. Веришь, потому что его одноклассники поговаривают, что вроде бы не женился. А если не женился, то ведь только потому, что, наверное, очень любит тебя. И ты, конечно, сама виновата, что все так произошло. Если бы тогда ты все разузнала, если бы тогда, на пляже, ты все выпытала у него, если бы все бросила и сразу поехала к нему, если бы была рядом, если бы не растолстела… Ты, ты, конечно, во всем виновата! Ты! Сам он бы не оставил тебя. И ты рада, рада, потому что понимаешь, что все еще можно изменить. Ты рада, потому что проблема не в нем, но в тебе. Ты рада, потому что понимаешь, что все, что тебе сейчас нужно – просто похудеть, похудеть и заново влюбить его в себя. И ты веришь, что это возможно. Это возможно хотя бы потому, что о тебе помнят. Тебя поздравляют с днем рождения! Каждый год. Не было еще ни одного года, чтобы тебя не поздравили. И тебе кажется, что это хороший знак, и ты решаешь похудеть. И тебе удается. И ты тратишь на это всего около четырнадцати лет. И в твоей жизни многое меняется, и ты работаешь в аппарате президента Латвии, и ты очень красива, и, как и прежде, мужчины сходят от тебя с ума. В твоей жизни многое меняется, и не меняется только одно – ты по-прежнему любишь его. И твой врач, тот самый, теперь уже совсем старый, лучший в Латвии врач говорит, что если ты хочешь завести ребенка, то у тебя осталось не так уж и много времени. И нужно что-нибудь предпринимать. И ты решаешь, что неплохо было бы съездить в Москву. И спустя столько лет ты просишь секретаря разыскать номер одного человека. И тебе находят его. И ты звонишь. И ты говоришь, что будешь в Москве. И тебе говорят, что у тебя появился акцент. И ты смеешься и говоришь, что да, что теперь все реже говоришь по-русски, и говоришь, что будешь в Москве, и, что если он не против, то было бы неплохо встретиться. И он отвечает, что, конечно, не против. И что будет даже очень рад. Что по пятницам он с коллегами играет в покер, и если она заедет посмотреть, то будет славно. Куда? Да прямо в ТАСС.
Замысел одиннадцатый. Он
Пишет раз в месяц. Плюс-минус несколько дней. Заход всегда один и тот же – что-то случилось. Отец не может просто так попросить денег – отцу стыдно. Он считает, что ходатайствовать позволительно лишь в случае относительно серьезного происшествия. Как результат – «что-нибудь» случается в одни и те же числа, в конце каждого месяца. Если перевести сумму больше – что-нибудь произойдет позже, согласно штатному расписанию. Отец ломает ноги, руки, чувствует боль в сердце, испытывает жуткие головные боли. Каждый месяц. Раз в тридцать дней Саша получает, по сути, одно и то же письмо: «Привет, дорогой, не хотел тебя беспокоить, но… но я вот недавно поскользнулся и, похоже, сломал ребра… жутко разболелись зубы… я сходил к врачу и… похоже… у меня рак…».
Рак, к счастью, не подтвердился. Рак был кризисом жанра. Одним из последних припасенных козырей. За несколько лет отец перебрал почти все более-менее серьезные поводы. Саша знал, что однажды отец рискнет использовать и эту болезнь. Саша чувствовал, что раком не закончится. Отец будет перелистывать медицинский словарь месяц за месяцем и описывать новые диагнозы, но лишь об одной болезни он никогда не напишет – он никогда не попросит денег на лечение от алкоголизма. Зачем?
С каждым разом письма давались все сложнее. Отец не видел собственного сына, почти не общался с ним, но в деньгах нуждался. Приходилось перебарывать себя и сочинять. Порой Саша представлял себе, как отец просыпается в их родном доме, садится за стол, делает глоток растворимого кофе и, открыв «почту», начинает работать. Без предварительного замысла и черновика. Автоматическое письмо, о котором Бретон не мог и мечтать. Саше хотелось верить, что за эти годы у отца не появилось шаблона, и всякий раз слова «Дорогой сын» он писал заново.
«От того, как он напишет, – думал Саша, – зависит то, сколько я переведу». Саша все собирался завести отцу счет в банке – это уберегло бы родного человека от сочинений идиотских историй, но всякий раз у сына не доходили руки. Саша и не думал обманывать себя – не доходили только потому, что он по-прежнему радовался письмам.
Было совсем не важно, о чем просил отец, важно было только то, что каждое вновь присланное письмо начиналось словами: «Привет, родной!». Саша не заводил счет еще и потому, что очень надеялся, что однажды получит самое важное в его жизни письмо:
«Привет, сын! Тебе пишет твой отец, твой папа. Человек, мужчина, тот самый юноша, который когда-то сидел у твоей кроватки и у которого не сложилась судьба. Такое бывает. Надеюсь только, это не передается по наследству. Ты не сердись, сына. Всякое бывает. Ты ведь не думаешь, что я сам мечтал стать тем, кем стал. Ты ведь, уверен, и сам помнишь, что когда-то мы жили очень славно, и я нормально, даже хорошо зарабатывал и баловал тебя. Но все изменилось. Что стоит развалиться одной маленькой семье, когда рушится огромная страна?
Твоя мама, наверное, была права. Тогда, в девяностые, нам следовало поехать вслед за тобой. Но кто же мог знать? Я был уверен, что у меня все получится. Ты знаешь, мы с мамой сразу выучили язык, новая страна сразу приняла нас, мы были даже примером для других русских, но дело не в этом. Новая страна-то нас приняла, а новая жизнь нет.
Ты живешь, и тебе кажется, что ты хороший парень, что все будет чудесно, что после армии наступит длинная, интересная, счастливая жизнь. Но она все не наступает. А потом ты вдруг понимаешь, что – дерьмо. Просто так получилось. Ты – дерьмо! Никто в этом не виноват. Просто у Бога, судя по всему, был на тебя такой замысел.
Я не смог найти работу. И теперь уже, наверное, не смогу. Я не смог перебороть обстоятельства. И теперь уже вряд ли переборю. Я признаю, что остаток своих дней буду жить так, как живу, хотя я верю, что, может, чтонибудь хорошее и случится. Я не говорил тебе раньше, но, знаешь, из денег, которые ты переводишь мне, я всегда откладываю на лотерейные билеты. Я верю, что мне обязательно повезет – страна у нас все-таки маленькая…».
Саша ждал подобного письма много лет. Ждал, несмотря на то, что, как ни старался, не мог вспомнить о своем отце ничего хорошего. Саша вспоминал, как отец ссорился и дрался с матерью, вспоминал, как в день переезда в Москву пьяный отец не смог подняться с кровати, чтобы проводить сына. Саша вспоминал, как папа пришел на его выпускной, пришел пьяный. Как отец вырывал цветы у директрисы и после уснул в актовом зале. Саша вспоминал, как смеялись его одноклассники, как кто-то фотографировался на фоне его спящего отца, – и, несмотря на это, каждый день ждал заветного письма.
