Михаил Барщевский - Лед тронулся
Илья был рядом со мной столько, сколько я себя помню. Я не умею без него жить. Надеюсь, Наташа, ты меня поймешь. И ты, Леночка. Не сейчас, со временем.
Володя! Как-то не успевали мы с тобой последние годы поговорить по душам. Это понятно — твой темп жизни, твои заботы и хлопоты сильно отличались от старческого доживания, которое мы с Илюшей вели. Но главное я тебе могу сказать и сейчас. Ты не должен себя ни за что корить или осуждать. Тем более не должен отчаиваться. Так уж судьба распорядилась, что твоя жизнь пришлась на очень сложное время. Последние годы все стало меняться так быстро, так непредсказуемо, что ни понять этого, ни подстроиться для тебя невозможно. Ты — слишком совестливый для этого времени, слишком интеллигентный. Но это ведь хорошо, а не плохо. Для тебя честь выше выгоды. Тебе и дальше будет трудно. И чем дальше, тем труднее. Прислушайся к последнему материнскому совету: пиши! Пиши не статьи, а книги. Ты много повидал, много передумал. Тебе есть, что сказать людям. Неважно, как будут продаваться твои книги, важно, что их будут читать тогда, когда страна успокоится, когда у людей появится время думать. Помнишь, как любил повторять папа: «Литература — это норка, в которую можно спрятаться от окружающей действительности»?Ведь он был прав! Наступило время дельцов, а не интеллигентов. Но это пройдет. Пройдет быстро. И ты еще увидишь умных людей, думающих не о том, как заработать, а о том, как потратить. Не за горами время Бахрушиных, Третьяковых, Морозовых. Такова природа русской души. Вот им твои книги и будут нужны. Но писать их нужно уже сейчас. Пиши!
Наташа! Мы много с тобой ссорились. Это — правда. Не все, что ты делала, вызывало у меня согласие. Прости меня, если что не так. Ты же должна знать, что я на тебя зла не держу. Твоя любовь и забота о Володе полностью, с лихвой окупила любые твои возможные ошибки. Только помни, духовность в доме важнее лишнего сервиза. Карьера — тлен, душа — вечна. Твой муж, и я это говорю не потому, что он мой сын, человек редкий. Твоя судьба, впрочем, как и моя, быть рядом, помогать, а не… Ладно, неважно. Ты хорошая жена для Володи, хорошая невестка, и у меня к тебе нет претензий. Сейчас, когда Володя остался без родителей, ему будет особо тяжело. Будь ему опорой!
Леночка! Что я могу тебе сказать? Я горжусь тобой. И тем, какая ты жена, и тем, какая труженица. Сохрани свой легкий характер, свою не по годам мудрую головку. Ты — красавица, но, слава богу, ты не загордилась от этого. Я очень хочу, чтобы ты и дальше занималась наукой. Знаешь, как мы с дедушкой были счастливы, когда ты защитила кандидатскую?! Ты ведь первый ученый в нашей семье… И еще, береги Вадима! Его заносит, он авантюрен по складу характера. Его надо не подталкивать, как папу, а притормаживать. Но не задави его совсем. Он никогда не сможет «сидеть на диване и читать газету». Это — не его жизнь. Тебе будет тяжелее, чем мне или маме. Но это — твоя судьба. И поверь, в этом тоже много-много счастья. Да, ты всегда будешь в тени Вадима. Это — правда! Но запомни, человек без тени — мертв. Тень — это его тыл. Это его «зона безопасности». Ты должна создать для Вадима такую «тень», чтобы он мог и дальше нестись вперед с той скоростью, которую он для себя выбрал. Что скрывать, первое время я относилась к нему с настороженностью. Но дедушка меня убедил — это другой тип, это не Баковы. Он — лидер, он — победитель. И ему труднее жить, чем другим. Он может только побеждать. Не случайно он сам так любит повторять: «Волчок стоит только, пока крутится»! Это его кредо. И еще. Спасибо тебе за тебя саму. Все последние двадцать пять лет мы с дедушкой жили твоей жизнью. Каждый вечер говорили о тебе, радовались за тебя. Это мое последнее спасибо тебе. Но самое осмысленное и сердечное.
Вадик! Ты, наверное, и сам осознаешь, что стал опорой и для своих родителей, и для своей семьи, и для Лениных родителей. Пока все могут обходиться и сами (я о старшем поколении). Но это — пока. И я совсем не о материальных проблемах. В этом новом времени только ты разбираешься хоть как-то. Очень скоро тебе придется решать за всех, что делать, как выживать. Ты — умница. Ты — сильный, ты справишься. Но только помни, что рискуешь теперь не собой, не своей карьерой или успехом. Ты рискуешь близкими. И Машенькой! Вот за нее и Лену ты всегда в ответе. И еще. Помни, много соблазнов будет перед тобой. Многим захочется воспользоваться, увести тебя в свой «стан». Но помни — сиюминутное всегда кажется привлекательнее вечного. А на поверку — пшик! И последнее. Тебя никогда нет дома. Ты на работе. Да, мужчина, особенно мужчина твоего склада, должен работать. Не может жить без работы. Но твоя семья также не может жить без тебя, как ты не можешь жить без работы. Ищи компромисс. Оставайся собой, но и будь с ними.
Я ничего не пишу Машеньке. Не надо ей сейчас ничего писать. Она еще слишком маленькая. Со временем объясните ей, если сочтете нужным, почему я приняла такое решение. Я обожаю эту кроху.
Я не знаю, есть ли загробная жизнь. Но если есть, то нам с Илюшей было бы очень приятно, чтобы в день нашей свадьбы вы приходили на нашу могилу. Мы бы могли на вас посмотреть.
Никогда не думала, что самым сложным в моей жизни будет закончить это письмо. Еще столько не сказано, столько не…
Все, простите! Я вас всех люблю. И я приняла правильное решение!
Вадим дочитал письмо, сунул его в карман, твердо решив сегодня никому не показывать, и вышел на лестницу покурить. Такое письмо лучше дать прочесть завтра, когда хлопоты, связанные с похоронами, накроют всех с головой. А вот как оградить бабушку Аню и Эльзу от всего это кошмара, Вадим не знал.
Рано утром Вадима разбудил телефонный звонок. Едва продрав глаза, — Вадим глянул на будильник — семь утра, и, чертыхаясь, босиком побежал на кухню со слабой надеждой, что Лена не успела проснуться. Звонила Лера Скорник. Дочь знаменитого адвоката Скорника, одного из светил. С самой Лерой Вадим была едва знаком. Тем более казалось удивительным, что она позвонила в такую рань. У адвокатов принято звонить друг другу без стеснения часов до одиннадцати-двенадцати ночи, все равно не спят, а занимаются бумагами. Но вот раньше девяти утра считалось неприличным. Тем более в семь!
— Вадим! Это Лера Скорник. Я бы хотела с вами встретиться! — без лишних слов сообщила Лера.
— Что-то случилось? — Вадим еще плохо соображал спросонок.
— Нет! Все прекрасно! Просто надо встретиться и поговорить. О сотрудничестве. Вы не против сотрудничать с девушкой, мужчина? — Видно у Леры было прекрасное настроение с утра. Чего никак нельзя было сказать о Вадиме.
На кухне появилась Лена.
— Кто это? Что случилось? Мама? — Ленино лицо, все и так распухшее от вчерашних, а точнее ночных слез, еще и отекло от недосыпа.
— Нет, это Скорник. Все в порядке.
— Кто такая Скорник?
— Адвокатесса. Спи!
Лена сразу успокоилась, как-то сникла и, бросив: «Все равно уже не усну!», ушла обратно в спальню.
— Простите, Лера! Жена проснулась, — не без намека вернулся к телефонному разговору Вадим. — Так что случилось?
— Да ничего не случилось, — Лера поняла, что для шутки с «мужчиной» время она выбрала не самое подходящее. — Я потом позвоню. Видно вы еще сладко спали, — последние слова прозвучали несколько обиженно.
— Не очень сладко, у Лены вчера вечером бабушка умерла, — желая снять неприятный осадок у собеседницы, стал подробно объяснять Вадим.
— Если нужна моя помощь — обращайтесь, — с энтузиазмом произнесла Лера.
— Спасибо! Я думаю, мы справимся. Но все равно спасибо.
— Имейте в виду, на всякий случай, Кузьминское кладбище — моя «точка».
— Спасибо, Лера! Учту. Созвонимся через несколько дней.
Вадим направился в спальню, чтобы взять свою одежду, так как ложиться было бесполезно. Он вспомнил «адвокатскую» молодость. «Точка»! Как давно он не произносил это слово. «Клиент» звучало куда современнее и точнее.
Но позвонить Лере пришлось в тот же день. Выяснилось, что кладбищенские правила запрещали хоронить в ту же могилу раньше, чем через семь лет. То есть, если захоронить урну, — пожалуйста. А если гроб, — то семь лет никому из родственников умирать не разрешается.
Попытки Вадима самостоятельно решить этот вопрос успехом не увенчались. Директор кладбища уперся, как осел. Никакие аргументы Вадима, что предыдущие похороны были меньше двух месяцев назад, что, соответственно, гроб еще цел, и что ничего страшного не произойдет, — эффекта не возымели. То ли директор Востряковского кладбища так дорожил своим местом, что не хотел рисковать, то ли ждал, что проситель наконец сообразит, что надо просто «подмазать».
Вот чего делать Вадим никак не собирался, так это давать взятку. Еще много лет назад Михаил Леонидович сказал фразу, намертво засевшую в сознании Вадима: «Положение взяткодателя отличается от положения взяткополучателя только местом на скамье подсудимых. Первый или второй. А срок тот же!» Вадим никогда взяток не давал. Не из принципа, хотя и это тоже. Из страха.
