Юлия Бакирова - Убийственная реклама, или Тайна работодателя

— Обязательно, — вставая и делая шаг к выходу, ответил он, затем остановился и спросил. — Я все хотел узнать…

— Да?

— …Почему из репродуктора играет такая странная музыка, ничего веселого. Я не любитель попсы, Людмила Геннадьевна, но тяжелый рок и готика напрягают.

— Именно поэтому, именно поэтому. В попсе есть глупое веселье, но нет интеллекта, — склонив голову набок, пояснила женщина.

— А еще можно вопросик?

— Да?

— Почему так строго требуется, чтобы творческие работники находились в офисе, ведь мы можем придумывать где угодно?

— Считай так, что дома ты будешь слушать попсу, а это всенепременно скажется на качестве креатива, — ответила она и рассмеялась.

— Я пойду, — улыбаясь, повернулся лицом к двери Анатолий. Чем ближе он подходил к бухгалтерии, тем меньше вспоминал о произошедшем с Игорем.

Они словно дураки наблюдали, как плевок летит, деформируется в воздухе и шлепается, расползаясь по воде. Его уносит. На поверхности реки отражается свет фонарей, редких звезд. Светлые пятна расплываются, преломляются. Снова вниз полетел плевок.

— Из-за таких, как ты, москвичи считают жителей других городов свиньями, — растягивая слова, сказал Толя.

— А такие, как ты, оседают в Москве, рожают тут детей, которые считают себя коренными москвичами и думают, что все иногородние свиньи, — бросив с моста бутылку с пивом, икнув, ответил друг.

— Я не замечал раньше, что в Третьяковке так скучно, — прошептал Толик.

— И ноги устают, — добавил Генка.

— Раньше я думал, что это круто — рассматривать оригиналы картин в такой галерее, а сейчас мне они все кажутся пресными. Особенно портреты…

— Полное занудство.

— Во Врубеле что-то есть, в его «Демоне», да?

— По мне, вся эта мазня давно устарела.

— Хааа, они нас с тобой переживут, — улыбнулся Толик.

— Че ты завел, живописец уев, — хлопнув друга по плечу, бросил Геннадий.

— Эээ! — в шутку замахиваясь на друга рукой, возмутился дизайнер. — Ты забыл, с кем имеешь дело! Я будущий…

— Кто?

— А, — махнул рукой парень. — Я самый крутой креативный дизайнер этой планеты, вот!

— Пошли еще выпьем за это, — предложил Гена, посмотрев с моста на реку, на Кремль, на здание гостиницы.

— Мне хватит, у меня язык заплетается, а тут ментов, словно грязи. Поехали домой.

— Нууу, тоже мне, друг, — разочаровался Гена.

— Давай пойдем домой и девок снимем? — предложил опьяневший Толя, до этого момента просадивший только одну шестую своего первого гонорара.

— Молод-ца! — взяв друга под локоть, согласился грузчик. — Как будем снимать, на Тверской или по телефону? Мне тут пацан с работы тусанул номерок. Сказал, что обслужат по полной. Типа, девочка не профессионал, но какой анал!

— Пошляк!

— Ну, позвоним?

— Давай.

До девчонки у Толика так и не дошло. По дороге домой он купил в соседнем магазине пивка, как прокомментировал Гена: «Для рывка», и его действительно прорвало. Ему показалось, что в сартире он провел несколько часов, иногда слыша вопли проститутки, «стоны» разложенного дивана, хрипы товарища. Потом он уснул, положив голову на сиденье унитаза. Ему снилось бескрайнее поле, поросшее черными тюльпанами. Их колыхал ветер. Толик смотрел на это жуткое великолепие и молчал. Вдруг цветки стали закрываться, образуя бутоны, напоминавшие часть мужского детородного органа. Один из цветков стал краснеть, потом порозовел, призывно раскрылся, и сверху раздался голос:

— Ты живой? Голову убери!

— Кто ты? — не сводя глаз с поля, спросил парень.

— Если врать, то Карина, а если нет, то Вика, — весело ответил уставший голос.

— Вика-Карина, ты кто?

— Слушай, хватит бубнить чушь, — тряся его за плечи, чуть ударив головой о край унитаза, отчего у Толика перед глазами поплыли красные круги, сказала девушка.

Толя продрал глаза, увидел ноги, увидел что-то отдаленно напоминавшее розовый тюльпан из сна, нависавшие над ним груди, лицо с насыщенными тенями под глазами.

— Ты кто? — еле ворочал языком парень.

— Вика я, — опирая его на стенку и усаживаясь на унитаз, ответила девица. — Не брезгуешь, надеюсь?

— Нет, — слушая журчание, обхватив бесчувственными руками голову, бросил он.

— Пить надо меньше, а то я бы и тебя обслужила, спонсор, — ни капельки не стесняясь, посоветовала девушка.

— Надо.

— Ты же мне платить будешь?

— Сколько? — уронив руку на колено Вики, даже не шелохнувшейся, спросил он.

— Шестьсот!

— Баксов?! — даже спьяну понимая, что для дворовой самодеятельной шлюхи это круто, удивился парень.

— Рублей, дурень. Но можно и баксов, — вставая с унитаза, ответила она.

— Помоги, — протягивая ей тяжелую руку, попросил он. Поднимаясь же, Толик задал пришедший в голову вопрос: — И чего это мы делаем?

Проститутка, на вид лет двадцати двух—двадцати трех, оказалась с него ростом и теперь смотрела ему прямо в глаза. Ее груди уперлись в его грудь. Она приблизила губы к его уху и сказала:

— Я учу мальчиков втыкать и спускать, а ты?

— Че-го? — спросил Толя, тряхнув головой и пытаясь вспомнить, где же он слышал эти слова. Ползком, по стенке, он выбрался из туалета, направляясь в ванную комнату.

— Чем ты занимаешься? — шлепая босыми ногами следом за парнем, поинтересовалась девушка.

— Я в рекламе, — ответил он, добавив: — Ты что-то там говорила про спускать?

— Да, — махнула рукой девица, отчего ее груди подпрыгнули, словно мячики в авоське. — Реклама есть про втыкать, спуская. Прикольно ведь, про мою работу.

— Прикольно, — отозвался Анатолий, поворачивая кран с водой, подставляя под струю руку.

Они стояли в ванной. Он в замызганных джинсах и обляпанной майке, она голая. Вода полилась из крана в сложенные лодочкой ладони парня. Вначале он не понял, что происходит, потому что болевой порог был понижен, но потом взвыл и отдернул руки. Кипяток из его рук пролился на пол, попав на ступни девчонки.

— Ты чего?! — возмутилась она и шагнула к двери.

— Открой холодную воду, а! Я вентиль перепутал, руки обжег.

Она положила руки на его плечи и отстранила Толика, освобождая себе проход. Когда же подошла к раковине, закрыла горячую и включила холодную воду.

— Умывайся, — вернувшись к выходу из ванной, сказала она.

— Вита, — плеснув в лицо влагой, промямлил он, — Тебя часто спрашивают?

— Я Вика. О чем?

— Почему ты в двадцать лет…

Он не договорил. Закрыл вентиль, но из крана продолжало капать по одной капле, выбивая занудную дробь по эмали.

— Пойдем на кухню, — скомандовал он.

— Холодно там. Меня Гена, друг твой, туда водил, мы на табурете…

— Хорошо не на столе…

— Он хотел, я сказала, что там еда.

— Молодец, — включая свет на кухне, похвалил он, шаркая к одному из табуретов.

Он хотел сразу присесть, да вспомнил о том, что сказала проститутка. Нагнулся и посмотрел на полотно сиденья.

— Не на этом, не бойся, — сказала Вика, будто обидевшаяся. — Подождешь, я оденусь, если только ты не хочешь…

— Одевайся, — ответил он, усевшись около стола, придвинув чайник и кружку. «Научись втыкать, спуская». Меня цитируют проститутки! Вот она, безвестная слава, о которой говорил Игорь. «Блииии, голова моя», — подумал Толик и посмотрел в сторону выхода из кухни, потому что оттуда донесся скрип полов. Это вернулась Вика. Она уже оделась: джинсы, топик (судя по торчащим соскам, лифчика нет), в руках держит какую-то тряпку.

— Что это? — спросил он, ткнув пальцем.

— Покрывало взяла. У вас стекла нет, холодно.

— Ну, завтра вставлю. Какая-то сволочь камень кинула.

— Знаю, Гена говорил, что записку бросили. Не врал? — спросила девушка, усаживаясь на табурет, который час назад использовала в качестве опоры под спину, которая теперь болела.

— Не. Чай хочешь?

— Давай. И деньги тоже.

— Не кину, не боись, — залезая в карман, где оставалась часть гонорара, специально отложенная на сегодняшние гуляния по случаю первой крупной получки.

— Ты что-то хотел спросить там, в ванной? — укутавшись в покрывало, принесенное из спальни, спросила она.

— Я думаю, что толкнуло тебя на панель? — отсчитывая и протягивая деньги, вспомнил Толик.

— Вечный вопрос, — начала она, убирая купюры в карман, предварительно помахав ими на себя. Так обычно делают торговки на рынке, по примете надеясь привлечь покупателя. — Сейчас мне семнадцать, мать умерла три года назад от пьянки и развившегося панкреатита, отец пьет и лапает меня, его дружки лапают. Уж лучше я буду спать с другими за деньги, чем с его собутыльниками за так.

— Ты говоришь это так… равнодушно. — Толик повел плечами.

— Я рассказываю об этом раз трехсотый, я привыкла быть шлюхой, о которой узнают через знакомых. Знаешь, я в тринадцать, когда еще мать жива была, посмотрела «Красотку» с Джулией Робертс. Тогда я подумала, что здорово быть проституткой, легче встретить богатого принца. Как видишь, от части мечты сбываются…