Валерий Иванов - Последнее искушение Дьявола или Маргарита и Мастер

— Надо их найти и установить за ними слежку, — властно приказал он.

Закончив дотошный опрос остальных участников удивительного сражения, начальник глубоко задумался. Услышанное ему крайне не понравилось. В действиях троицы явно просматривались планомерность, расчетливость и заданность.

Троица, в это время, брела по безлюдной улице, поглядывая по сторонам и гадая, как могут выглядеть местные гостиницы.

— Зря ты начал драку, — с укоризной произнес вдруг Фагот, обращаясь к коту, который, после случившегося, обрел горделивую осанку, — даже поесть, как следует, не успели.

— Я начал? — кот остановился в крайнем изумлении. Хвост его нервно дернулся, а глаза стали совершенно круглыми.

— Ты, — подтвердил и оживившийся Азазелло, — кто спьяну стал швыряться бараньими головами в мирных моряков?

— С утра набанкетился…, - осуждающе подхватил Фагот, намекая на выпитый целиком кувшин водоноса.

Кот смятенно и быстро замигал глазами, нос его наморщился, будто он нюхнул перца, зеленые глаза покраснели ободками и наполнились влагой.

— Вечно из-за него влезаем во всякие неприятности, — досадливо заключил Азазелло, — надо просить мессира, чтобы заменил его на Геллу — куда как, спокойнее будет, да и занятней.

— Да, я…, - завопил кот, сдирая трофейную ермолку со своей головы, вместе с клочками черной шерсти, и шваркая ей о пыльную дорогу, — да, разве….

— Не самая длинная речь, — язвительно протянул Фагот, — и не самая убедительная.

Друзья дружно и довольно захохотали, Фагот, как бы, тренькая на расстроенной донельзя арфе, Азазелло — раскатисто с переливами, подобно звонкому журчанию речного переката.

Кот, тотчас, к ним присоединился, то ли, приняв розыгрыш за чистую монету, а, скорее, по своему обыкновению, притворяясь и дурачась.

Бегемот был вообще неистощим на различного рода шутки, подковырки и подвохи. Однажды он приколотил тень дремавшего Фагота большим серебряным магическим гвоздем, стащенном из многообразного реквизита Воланда. И, они с Азазелло корчились и задыхались от сдерживаемого смеха, наблюдая тщетные неуклюжие попытки товарища подняться из-за стола. Вид его недоуменной и, без того нескладной фигуры, довел их до состояния икоты, когда уже невозможно было смеяться….

Между тем стало уже совсем темно. Узкие оконца домов замерцали подслеповатым неярким светом. Редкие прохожие торопились убраться с улиц, под защиту стен и крыш домов.

Ночь щедро швырнула на Иерусалим темное покрывало с пепельно-желтыми россыпями звезд. Месяц был похож на подгулявшего бродягу, пробирающегося среди них.

— Красиво, — восхищенно протянул сентиментальный и слегка пьяный Бегемот.

Постоялый двор, находившийся на той же улочке, гостеприимно принял на ночь уставших и разомлевших от обильных возлияний и богатых впечатлений загулявших путников.

Друзья сидели за столом в маленькой каморке госпиталя, так в старину назывались гостиные дворы, обсуждали сделанное за день и строили планы на ближайшее будущее.

— Итак, подведем итоги, — озабоченно произнес Фагот, — допустим, мы просветили сегодня около тридцати местных жителей. В городе найдется около двух сотен различных питейных заведений….

Он был силен в математике и любил различного рода вычисления, — … значит, если в день мы будем посещать по одному кабаку….

Ненасытный кот, тем временем, привередливо обнюхивал груду вяленой рыбы, купленной по дороге, решая нелегкую задачу, с какой рыбины начать и уже примеривался к этому, выпуская острые загнутые когти.

Фагот неуловимым движением длинной руки отодвинул рыбу в сторону, на самый край стола, буркнув, — это на завтрак, — и продолжил, — … то, обойдя все эти заведения, мы разнесем слух об Иисусе из Назарета среди, примерно шести тысяч горожан и пришлых.

— И то, не самых лучших их представителей, — проницательно заметил Азазелло.

— То есть, и незначительно, и малоэффективно, — Фагот был явно разочарован, — да и прожить нам здесь пришлось бы около года, а мессир дал на выполнение задачи три недели.

Один глаз его смотрел на Азазелло, а другим он зорко отслеживал новую попытку кота дотянуться до вожделенной рыбы.

Рыжий здоровяк коротко кивнул головой, выражая свое полное согласие.

— Население же здесь…, - теперь уже оба глаза выжидательно уставились на кота.

Застигнутый врасплох Бегемот, отдернул быстро лапу и непонимающе уставился на старшего товарища.

— Население же в Иерусалиме…, - медленно и вопросительно повторил Фагот.

— Немногим более полумиллиона, на начало первого тысячелетия, — тут же выдал всезнающий кот, — да, еще приезжих прибавим, как минимум, с сотню тысяч.

— Да, сегодняшняя работа — мизер, — невесело констатировал несколько удрученный Фагот.

— Требуется какое-либо массовое мероприятие…, задумчиво пробормотал Азазелло.

— А, нет ли здесь каких-либо театров, или цирка? — вопрос был снова адресован Бегемоту.

— Кажется, в Иерусалиме был цирк во времена, когда здесь существовали римские поселения, — тот был готов к ответу, — следует только уточнить — сохранился ли он. Иудейский народ не очень охоч до массовых зрелищ.

— Азазелло, возьми организацию на себя.

Лобастая безобразная голова подтверждающе кивнула.

Кот, все-таки добрался до рыбы и украдкой тянул под столом на себя одну из крупных рыбин, но ему уже не препятствовали.

Окончательно же, было решено совмещать массовость с ежедневными походами по злачным местам.

— Главное — уложиться в срок, определенный мессиром, — значительно подытожил Фагот, и товарищи с ним были совершенно согласны.

Так прошло несколько дней, примечательных лишь растущей задиристостью и наглостью новоявленных приверженцев, неизвестного им лично, прорицателя Иисуса Назорейского.

Глава пятая

Тьма, царившая над городом, стала бледнеть светлеющим востоком. Крупные мерцающие звезды постепенно блекли и исчезали. Полоска розоватого бархата неба определила место восхода дневного светила.

Восходящее солнце хмурилось дымкой на, тихий еще с ночи, пробуждающийся Иерусалим. Дворцовые башни отбрасывали седые неясные тени. Неяркий рассветный луч мазнул по изломанной крыше синагоги и проник в узкие верхние оконца.

Иосиф Каиафа, являвшийся, поочередно с Анной, первосвященником Иудеи, сидел за столом, вчитываясь в древний пергамент, в библионе — одной из целл синагоги, являющейся хранилищем старинных манускриптов, книг, пергаментов и папирусов. Четыре, слегка чадящие плошки, неровными бликами освещали правую сторону его, заросшего густой черной бородой, угрюмого лица.

В целлу беззвучно, не испросив никакого разрешения, вошел человек в черном длинном плаще с капюшоном, который прятал всю его голову, вплоть до полоски тонких сомкнутых губ. Было непонятно, как он мог в таком положении находить дорогу. Был он среднего роста, коренаст, с крадущейся кошачьей походкой.

Человек в черном стянул с головы капюшон, скрывавший голову, и присел на, грубой работы, скамью из пахучей кедровой сосны. Крупный нос, с горбинкой у основания и с широкими крыльями ноздрей, узко посаженные глаза и острый подбородок, поросший редкими длинными волосками, придавали его лицу выражение хищной птицы.

— В городе появились люди, выдающие себя за приверженцев проповедника Иисуса из Назарета, — легкая хрипотца в его голосе выдавала наличие простуды.

— Почему появились? Поборники этого лжепророка мутят воду в Иерусалиме уже давно, — рассеянно возразил первосвященник. — И отчего ты употребил слова «выдающие за»? Они только притворяются адептами назаретянского смутьяна?

— Эти люди, их двое, и с ними, очень большого размера, дрессированный кот, появились лишь четыре дня назад. Так утверждает госпитальер Макарий, на постоялом дворе которого они сейчас живут. Раньше их в городе никто не видел, — правый уголок рта говорящего дважды дернулся вверх, — поверь мне.

— Я верю тебе Маттавия, но что тебя так обеспокоило?

— Они целыми днями бродят по базарам, харчевням, тавернам и трактирам. Вступают в разговоры и восхваляют новое учение, которое, якобы, принесет избавление всем живущим на земле. И славят Иисуса, утверждая, что он является Мессией, посланным богами на Землю, чтобы дать всем свободу и богатство….

— Ну, ты не совсем правильно излагаешь суть учения этого новоявленного пророка, — перебил Каиафа, — и кто же они? Что ты о них знаешь?

— То, что я узнал о них, заставляет усомниться в их правдивости. Обличьем не походят ни на один из народов, проживающих в Иудее. И одежда у них странная. А мы знаем, что все люди, считающие себя учениками этого бродячего проповедника, родились в Иудее, хотя и относятся к разным верам и разным коленам.