Кобо Абэ - Тайное свидание
Закурил. Мимо настороженных ушей, точно порывы ветра, проносилось время, а иное — его — время застыло где-то внутри и замерло в неподвижности. Четыре окурка валялось под ногами, в зубах зажата пятая сигарета. Значит, он выкурил половину своей дневной нормы. Остаток надо расходовать экономнее.
Мужчина докурил пятую сигарету лишь до половины, когда из закусочной появился врач. Он не выглядел ни раздраженным, ни грустным. Пожалуй, никакого уговора с женой у него не было. Уверенность мужчины начала рушиться, но стоит прекратить преследование, и оборвется ниточка надежды, за которую он с трудом цеплялся. Врач был без халата. Наверно, портфель его так вздулся оттого, что в нем упрятан халат. А может, он положил в портфель коробку спагетти в подарок жене?
Врач вернулся к развилке и пошел налево — к станции метро. Люди выходят и входят, но их немного, и мужчина не колеблясь направился вслед за врачом. Тот миновал контролера и по подземному переходу вышел на другую сторону улицы. Пейзаж совершенно переменился — здесь проходила узкая дорога, окаймлявшая унылый обрыв, на обочинах высились в рост человека густые заросли полыни. Параллельно дороге были проложены рельсы, тянувшиеся из расположенного повыше тоннеля. Возможно, это была та же линия метро. Мужчина захотел проверить свою догадку, но название станции над входом обозначено не было.
Прямая дорога для преследования неудобна — в любую минуту врач может обернуться, но, к счастью, он шел ничего не замечая. Поди тут пойми: надулся ли он от спеси или просто ушел в свои мысли. Через просветы полыни внизу виднелось серое море. Здания, выстроившиеся вдоль обрыва, выделялись на его фоне поперечными желтыми полосами, дрожали в жарком августовском мареве. Если даже это склады, они прекрасно вписались в ландшафт.
Мужчина зашагал вниз по крутой каменной лестнице и примерно на середине склона увидел торговую улицу. Обрыв нависал козырьком, поэтому сверху улицу не было видно. Каждый пятый магазин овощной или цветочный, торговля шла вроде не очень бойко. Может быть, эти магазины тоже обслуживают клинику? Примерно от середины улицы снова шла вверх прорезавшая холм дорога. В конце ее стоял украшенный искусственными орхидеями Дзидзо, бог — покровитель детей и путников, струйка, бежавшая из водоотводной трубы, образовала у его ног пенящееся озерцо. Дорога под конец перешла в лестницу. Поднявшись по ней, мужчина вышел к жилому массиву, обрыв не нависал над ним, вверху синело небо.
По всему склону разбросаны были неухоженные газоны и чахлые деревца, меж которых торчали такие же жалкие домишки. Склон выгибался наподобие линзы, плохо просматривался, и можно было разглядеть лишь два-три десятка домов. Все двухэтажные, с входом посередине; правая и левая половины предназначались каждая для одной семьи; некоторые дома рассчитаны были на четыре семьи — первый и второй этажи их делились еще надвое. Это были старомодные постройки — фасады грубо оштукатурены, маленькие окна в толстых деревянных рамах. Скорее всего, дома для врачей или служащих клиники — удивительно унылый пейзаж. Совсем мертвый, возможно, из-за валявшихся кругом искореженных велосипедов, поломанных клеток — в них раньше держали, наверно, мелкую живность. А может быть, в этих зданиях разместились специальные лаборатории или больничные палаты. Впрочем, как знать, не выселены ли отсюда — по плану реконструкции — жильцы.
Наконец у одного из домов врач остановился. Дорожка петляла от постройки к постройке, будто на детском рисунке, вдобавок густые насаждения ограничивали видимость — для преследования очень удобно. Но и наблюдать за врачом стало труднее. Дом, у которого он остановился, отличался от прочих лишь висящей на стене табличкой с номером 5-4, да еще серая штукатурка чуть отливала зеленью. Спроси кто-нибудь мужчину, как пройти сюда от дороги, вырытой в холме, он бы не смог ничего объяснить. Помнил лишь, что далеко.
Увидав, как врач вынул из ящика почту и поднялся по лестнице, мужчина, пригнувшись за кустами, одним махом проскочил двор и стал осматриваться. Почтовых ящиков было четыре; судя по покрывающей их пыли и ржавчине, использовался лишь один. Врач стоял спиной к грязному окну, в котором он вырисовывался темным силуэтом, на лестничной площадке и, согнувшись, возился с замком. Левая дверь на втором этаже. Воздух насыщен буроватой пылью, пахнет падалью. Мужчина вздрогнул от дурного предчувствия. Способность мыслить растопилась, как жир в кипятке, стала тоньше бумаги. Его терзала уже не мысль о свидании жены с любовником, он боялся обнаружить ее труп. Если это одно из зданий клиники, здесь, вполне возможно, ставятся опыты на живых людях. И это настолько мерзкое дело, что грязные опыты свои врач ставит в одиночку, даже присутствие медсестры нежелательно.
Мужчина обошел вокруг дома. На противоположной его стороне, выходившей на северо-восток, окна были маленькие — наверно, здесь кухни или ванные комнаты. Вернувшись к дверям, он увидел, что одно из окон открыто. Прижавшись к стене, мужчина весь обратился в слух. Хриплый рев парохода прозвучал точно призыв о помощи. Грохот улицы проникал в каждую клетку его тела. Где-то пролетел вертолет. Но человеческих голосов не слыхать. Неужели они так близко прильнули друг к другу, что нет никакой нужды говорить громко; а может, они шепчутся? Или у жены во рту кляп и она вообще не в состоянии говорить? А если врач держался в закусочной так спокойно потому, что жена превратилась в труп, над которым время уже не властно?
Мужчина быстро прикинул расстояние до окна и стал искать какой-нибудь выступ или удобное углубление — опору для ног. Он был готов к тому, что перед ним возникнет сцена, которую вовсе не хотелось бы видеть. Близится расплата. Чего уж теперь страшиться новой раны, когда старая так глубока. Вдоль декоративного карниза над входом шла водосточная труба. Расположена удобно, но очень уж проржавела, может не выдержать его. Подпрыгнуть, воспользовавшись спортивными туфлями? Нет, слишком высоко. Неужели он не изловчится? В соседнем доме на самом верху лестницы, ведущей на плоскую крышу, виднеется какая-то конусообразная конструкция. Наверно, выход на крышу. Не исключено, что и в этом доме наверху есть подобное устройство. Если проникнуть снизу не удастся, нужно попробовать ворваться к ним сверху.
Мужчина поднялся на второй этаж — да, как он и предполагал, с площадки вверх шла еще одна лестница. Дверь, ведущая на крышу, заперта на висячий замок; но пробой совсем разъела ржавчина — скрутить его и вырвать ничего не стоило. Заскрипели дверные петли, но звук, короткий и резкий, легко можно было спутать с криком фазана. Мужчина выждал — ничего, все тихо. Значит, не обратили внимания. День был не очень-то солнечный, но отражавшиеся от крыши лучи слепили глаза. Под ногами крошился, как сухое печенье, толстый слой слежавшейся пыли.
Он лег животом на низкий, доходивший до колен барьер и высунулся до отказа вперед. Мешал козырек над окном — он увидел, и то с трудом, только распахнутые оконные створки. Ширина козырька не превышала пятнадцати сантиметров, и, даже добравшись до него, он вряд ли сможет там устоять.
Вдруг из комнаты донесся отчаянный вопль. Вопль женщины. Она кричала нечеловеческим голосом, и разобрать, жена это или нет, было невозможно. Короткий, неясный разговор — и опять, то утихая, то нарастая вновь, звучит низкий сдавленный вопль.
От неожиданности мужчина сжался, словно облитый кипятком дождевой червь. Мозг отчаянно сверлила мысль: что делать, как заглянуть в комнату? Цепляясь носками туфель за барьер, он ухватился за водосточную трубу и повис вниз головой. Прильнув грудью к стене, он понимал: назад пути нет. К счастью, водосточная труба здесь проржавела меньше, чем внизу. Теперь нужно спуститься как можно ниже. Только бы выдержали крепящие трубу скобы, тогда, пожалуй, он сможет, уцепившись за них, заглянуть в комнату. А если труба развалится и он полетит вниз, надо бы постараться упасть на ноги, подошвы его туфель должны спружинить.
Вопли женщины перемежались короткими стонами. В углу комнаты виднелась кровать. На белой простыне лежал навзничь врач, совершенно голый. Одеяло валялось на полу, кровать вся на виду, но женщины там нет. Однако голос ее звучал не умолкая. Источником его был, вероятно, огромный динамик, стоявший у изголовья. Стены сплошь были увешаны фотографиями обнаженных женщин. Голос в динамике вопил все громче и, проходя какие-то сложные модуляции, заполнял комнату. В этом невообразимом шуме лежал врач, между ног у него стоял какой-то сосуд.
Взгляды их встретились. Врач вскочил, схватил лежавшее у изголовья полотенце и, обмотав его вокруг бедер, бросился к окну. Мужчина еще крепче вцепился в трубу. Врач протянул руку и схватил мужчину за пояс. Пытаясь вырваться, мужчина неловко повернулся, и труба беззвучно обломилась. Он повис в воздухе. Врач пытался освободить руку, но вытащить ее из затянувшегося пояса не смог и, увлекаемый тяжестью мужчины, полетел вместе с ним вниз.
