Лев Правдин - Море ясности
Бросив полотенце, он кинулся в дом. Через минуту вернулся с альбомом и карандашом.
— Да я хоть платье получше надену, — смутилась мама.
— Не надо. Ничего не надо! Так очень хорошо.
Он писал целое лето. Очень часто он просил Валентину Владимировну выйти с сыном на крыльцо. Старенький сарафан, в котором она управлялась в доме, совсем сваливался с плеч. Она сшила себе другой, из точно такой же материи. Но когда она вышла в новом сарафане, художник поднял такой крик, словно у него украли картину.
Она рассмеялась и надела старый.
К осени картина была готова. Ничего, кажется, особенного и нет на этом полотне: стоит молодая женщина в стареньком цветном сарафане, на ее плече сидит голый малыш и требовательно тянет руки к розовому, просыпающемуся небу. Все очень просто на этой картине, а перед ней всегда подолгу стоят люди и смотрят.
Называется картина тоже очень просто: «Дай». Картину возили на выставку в Москву, снимки с нее печатали в журналах, и Ваоныч подарил Володе великолепного деревянного коня, рыжего, с черной гривой и таким же хвостом.
А потом Ваоныч женился и перестал жить в Володином доме, а в свою комнату приходил только работать. Он стал жить «у своей пигалицы в норушке на горушке». Это Еления так говорила, потому что невзлюбила жену Ваоныча. Володя сначала подумал, что, должно быть, это очень интересно — «в норушке на горушке». Как в сказке. Но мама объяснила, что ничего тут нет интересного, просто у них там очень маленькая комнатка на четвертом этаже. И жена у него маленькая и тоненькая и очень серьезная. Володе она тоже не понравилась, и он был доволен, когда Еления сказала, что не хочет больше ее видеть.
Ваоныч только усмехнулся и пожал плечами. Володя понимает — боится. Все ее побаиваются, Елению-то. А вот дед не боялся, и это обстоятельство как-то смущало Володю, потому что он сам никак не мог преодолеть робости. Но человек он был очень жизнелюбивый и всегда думал, что это оттого, что он еще маленький. Вырастет и перестанет бояться. Как дед.
Дед ушел из жизни, когда Володе не было еще и двух лет, и поэтому помнить его он не может. Но он уверяет, что помнит. И ему и в самом деле кажется, что он помнит деда.
В спальне из фонаря в потолке струятся широкие солнечные полосы, в которых вспыхивают искры пылинок, от нагретых стен горьковато пахнет хвоей и медом. По вечерам, когда мама уложит его спать и, потушив свет, выйдет из комнаты, из фонаря сейчас же потечет зеленоватый свет вечкановской звезды. Засыпая, Володя думает, что и от звезды тоже пахнет хвоей и медом и что все это: и дом, и солнце, и звезды, и весь мир сработаны могучими и добрыми руками Великого Мастера и что он сам стоит тут большой, бородатый и ласковый.
Наверное он улыбался, когда вырубал в прихожей на стене свое завещание. Улыбался и думал, что у него появился наследник, которого он сам вырастит и научит своему веселому ремеслу. И это ничего не значит, что деда нет, все равно Володя вырастет точно таким, каким задумал его Великий Мастер.
ЛЕТО
БОЛЕЗНЬ ТАКАЯ — СВИНКА
Скачка на неоседланной лошади, встреча со слоном, охота на тигра… Нет, сначала была охота, а потом уже появился слон. А на лошади это уж, когда выздоровел, но еще мама велела все время быть дома и не особенно рассиживаться на крыльце.
Все началось со свинки. Нет, это болезнь так называется. Свинка. Если бы Володя не заболел, то он уехал бы, как все ребята, в летний лагерь, на все лето, и ничего бы такого не было. Ни слона, ни лошади.
Ну, все равно, случилось бы что-нибудь другое. Не может быть, чтобы так уж ничего и не было. Всегда что-нибудь должно быть.
Володя только что окончил второй класс. Он маленький, черноволосый и черноглазый, как мама.
Мама говорит, что ростом он удался в нее, а характером в деда, и что она ничуть не удивится, если вдруг узнает, что ее сын улетел на Луну.
Вот какой у него характер.
Так уж и улетел. Если бы она знала, как это трудно, не говорила бы. Володя и Венка знают. Очень трудно. Но ничего невозможного нет. Во всяком случае, они готовы в любое время лететь на Луну. Письмо насчет этого уже написано.
Так вот, значит, сначала была свинка. Началась она так. Вечером, когда все уже было готово: и рюкзак уложен, и походный костюм, заново заштопанный, висел на стуле, и белая панамка выстирана и наглажена так, что даже блестела, мама вдруг спросила:
— Отчего у тебя лицо такое красное? Знаешь что, У тебя жар.
Володя и сам чувствовал, что у него не все ладно. Почему-то хочется лечь, чего еще никогда добровольно он не делал. Но он помалкивал. Только скажи, сейчас же явится доктор и, чего доброго, уложит в постель на целый месяц.
Он хотел сказать: «Какие пустяки», но вместо этого произнес такое слово, какого наверняка нет на белом свете:
— Какипусти…
Вдруг он почувствовал, что ничего не чувствует, ни стула, на котором сидит, ни самого себя; как будто он летит на Луну и находится в состоянии невесомости…
Утром Володя хотел подняться, но не смог. Голова вдруг стала такой тяжелой, что ее невозможно было оторвать от подушки. Он закрыл глаза и подумал, что это все ему, наверное, снится, что он сейчас проснется и все будет хорошо.
Как во сне, он слыхал голос Венки Сороченко, и даже он сам как-то мелькнул в дверях, тоже будто сквозь сон. Володя представил себе, как все ребята сейчас усаживаются в автобусы, все, кроме него. Он закричал: «Ребята, что же вы меня покидаете?», хотел встать, но не смог. От горя и обиды он заплакал.
Мама положила на его лоб холодную руку и что-то спросила. Володя ничего не ответил.
Пришла докторша и сказала, что Володя, наверное, простудился. Она не велела ему вставать с постели.
А через три дня ему стало больно глотать, и оказалось, что у него такая болезнь, о которой никто еще и не слыхал: свинка.
Володя сначала испугался, потому что щека у него начала очень быстро опухать и наползать на нос. А нос под нажимом щеки подался в сторону, но тут начала пухнуть вторая щека и нажала с другой стороны нос. Теперь он очень смешно торчал среди блестящих надутых пузырей.
Это даже понравилось Володе. Он только жалел, что все его друзья уехали и лишили себя удовольствия увидеть человека с таким необыкновенным лицом.
Ну, а мама, конечно, то и дело говорила:
— Не торчи у окна. Застудишь опухоль, и у тебя останется такое лицо навсегда.
Смешно: лето, а она говорит — «застудишь».
Все-таки ему удалось показаться. Увидел его Васька Рыжий. Он был очень рыжий. Весь рыжий с головы до ног. Даже на коленках у него были ярко-рыжие пятна веснушек.
Огненные свои лохмы он стриг, оставляя впереди задорный чубчик. Замечательный у него был носик. И по форме, и по окраске он напоминал молоденькую репку, только что выдернутую из сырой земли и еще не обмытую. Летом на этой репке всегда появлялись розовые проплешинки и беленькие завитушки облупившейся кожицы.
Он старше Володи, но теперь они будут учиться в одном классе, потому что Ваську оставили в третьем классе на второй год.
Володя не дружил с Васькой. Нехороший он человек. Барыга. Это значит барышник, на базаре торгует. Его отец делает всякие рамочки, полочки, а главное, рисует ковры. Весь этот товар он продает на базаре, а Васька ему помогает.
Вот и сейчас Васька бежит на базар. Он очень торопится. Он так летит по улице, что его длинные и широкие шаровары, держащиеся на веревочке, перекинутой через плечо, раздуваются, как черные пиратские паруса.
Майка на нем тоже черная. У него все черное, даже нижнее белье. Это мачеха так придумала — выкрасила всю его одежду в черный цвет, чтобы грязь была не так заметна и чтобы реже стирать.
И выгоревшая майка, и шаровары, и даже волосы у него вечно испачканы лаком и разноцветными красками.
Он тащит связку фанерных рамочек, нанизанных на веревочку, как бублики. Рамочки покрашены теми же красками, что и Васька.
Увидев в окне Володино распухшее лицо, он мгновенно остановился. Фанерная связка с треском ударилась о его спину. Рыжий чуб растопырился, как иголки на спине испуганного ежа.
— Вовка, это кто? — спросил он, не доверяя своим глазам.
— Это я, — прохрипел Володя.
— Врешь!
— Ну вот еще…
— Ты надулся. Открой рот.
Замирая от гордости, Володя приоткрыл рот, хотя это в его положении было сделать нелегко.
Убедившись, что обмана тут нет, Васька завистливо Произнес:
— Вот это портрет! Лихо как у тебя получилось. Это у тебя отчего? Мне, понимаешь, сейчас некогда. Батька дожидается. Я потом в окно стукну, ты подойди. Мне еще посмотреть охота.
Уходя, он все время оглядывался, показывая в знак восхищения большой палец и кричал:
— Знакомых ребят с другой улицы приведу. Они тоже посмотрят. Сдохнут от зависти!..
