Алёна Жукова - К чему снились яблоки Марине
Зоя вдруг ясно услышала: «Отрежь!» Она щелкнула в воздухе ножницами и увидела, как тот, в пальто, завалился набок, схватился за сердце, а бандитская стая к нему кинулась… И все, дальше темно. Ножницы заледенели, и она, как гадкого паука, сбросила их с руки.
Зуб на зуб не попадал. Зою трясло, она оделась, даже куртку с капюшоном накинула. Просидела в оцепенении довольно долго, не отрывая глаз от страшного подарка. Уже слышно было, как в телевизоре затих новогодний попсятник и началось кино. Наконец, решившись, она пальчиком притянула их к себе. В голову пришла трезвая мысль – ножницы как ножницы, а все это привиделось после шампанского. Конечно! На голодный желудок…
Зоя смело продела пальцы в колечки и подошла к зеркалу. Ей давно хотелось сотворить со своей головой что-то невообразимо новое, неожиданное. Она оттянула челку и легко отхватила край. Никакой реакции. Резали ножницы легко, она умело придавала волосам форму модной стрижки. С каждым движением настроение поднималось, ей все больше и больше нравился результат. Умывшись, глянула в зеркало. И как-то опять стало не по себе: на нее смотрела женщина лет на двадцать моложе. Куда делись мешки под глазами, опущенные уголки губ, отвисшие щеки?! Такой Зоя помнила себя в дни знакомства с Алексеем. Она улыбнулась, прижала ножницы к груди и, задрав голову к потолку, прошептала: «Спасибо, Тамарочка. И тебе, Господи, спасибо».
Накрутившись у зеркала, поняла, что спать совершенно не хочется, а хочется продолжить волшебные эксперименты. Она в задумчивости оглядела квартиру.
– Ведь они не только раскрывают судьбу – они ее меняют!
«Раз – и отрезал, – крутилось в голове у Зои. – Я ведь теперь все смогу. Раз – и Лешка вернется, два – Леська прискачет».
Она вошла в спальню. В шкафу стоял чемодан со старыми вещами мужа и дочки. Давно уже собиралась его выбросить, да руки не поднималась. Хуже – она, как токсикоман, раскладывала вещи на кровати и вынюхивала из швов линялых маек и рубах запахи родных тел, доводя тем самым себя до полного исступления.
Выудив из вороха уже почти ничем не пахнувшего тряпья Лесину блузку и Лешкино белье, она вернулась на кухню.
Ножницы вонзились в область ширинки. Сразу руке стало не просто тепло – горячо. Зоя увидела Лешу, сидящего под елкой рядом с новой женой. Он целовал ее запрокинутое скуластое лицо, тонкую шею, плечи. Он был возбужден и счастлив. Дальше, как в кино, понеслись кадры их семейной идиллии: рождение детей, покупка дома, повышение по службе, переезд в Европу… Все хорошо, даже очень… А в голове так пакостно кто-то подзуживал: «Отрежь!» Зоя расплакалась и отодвинула искромсанную ткань.
Никогда она не видела мужа таким счастливым и красивым. Двадцать лет обоюдной тоски. Дочь, конечно, права – ничего-то Зоя в любви не смыслит. Лешка был ее первым и единственным мужчиной. Жил по инерции, он Лесеньку жалел, бросить не мог, ждал, когда повзрослеет. А с этой женщиной ему хорошо, она же видит. Заодно насмотрелась на то, чего все эти годы не знала. Нет, не нужен он ей такой. Отрезай не отрезай – не в новой жене дело. Дело в нелюбви.
Леськина блузка была совсем выношенной, с плохо отстиранными пятнами кетчупа и оторванным воротничком. Зоя осторожно надрезала краешек блузки и отпрянула, увидав заплаканное лицо дочери. Беременная Линор стояла на кухне перед горой грязной посуды и утирала слезы. Ее возлюбленный лежал на диване, запрокинув голову. Дочь что-то крикнула ему, он не отреагировал. Она швырнула в него тарелкой и схватила телефон. Когда в Зоиной квартире раздался звонок, она уже знала, кто звонит. Спокойно выслушав стоны и рыдания дочери, жалобы на то, что она больше так не может, что ненавидит его и себя, саму жизнь, Зоя скомандовала:
– Собирай вещи и бегом в аэропорт. Что он кричит? Угрожает? Что значит не пустит… Пусть попробует! Убьет, говорит? Скотина! А мы его сейчас отрежем! В каком смысле? А в прямом! Жалеть не будешь? Точно? Ах, еще и наркоман! Что же ты молчала, господи! Не клади трубку!
Зоя подхватила Леськину блузку и быстро заработала ножницами. Она увидела, как в калифорнийской квартире, пошатываясь, встает с дивана парень, как хватает за гриф гитару и приближается к ее дочке, замахивается… Чик, чик, чик… Замелькали ножницы…
И вот он теряет равновесие, падает затылком в угол и там затихает. Леся кричит в трубку:
– Мамочка, он не шевелится!
– Он что, не дышит? – замирает Зоя. – Проверь.
– А вдруг очнется, он же уколотый!
– Ладно, давай бегом на такси и в аэропорт. Деньги есть? Записывай номер «Визы»…
Зоя перевела дыхание, только когда узнала, что дочь вылетает ближайшим рейсом. Она собрала обрезки блузки, предварительно сделав еще парочку надрезов, проливших свет на ближайшее будущее ее дружка – смерть от передозировки. А у Зои скоро появится внучка, абсолютно здоровенькая и очень хорошенькая. Зоя спрятала в коробочку ножницы и засобиралась в аэропорт встречать своих девчонок.
На этом можно было бы и закончить новогоднюю сказку с почти счастливым концом, ведь он мог быть гораздо хуже…
Но вскоре по городу поползли слухи. Все только и говорили о таинственном парикмахере, который владеет секретом омоложения. Еще говорили, что стрижка избавляет от лишних килограммов, лечит депрессию, алкоголизм и наркоманию. Женщины становятся неотразимыми, а мужчины сильными. К Зое выстраивалась очередь на год вперед. Она открыла свой салон «Два кольца, два конца». Стригла сама, а вокруг вились помощники. Зоя разбогатела и похорошела. У нее не было отбоя в поклонниках, многие звали замуж, но она не спешила. Ждала настоящую любовь.
Как-то вдруг из Сибири приехали по делам Тамара с мужем. Тамара взахлеб рассказывала Зое удивительную историю. Партнер мужа попытался организовать покушение, и если бы не инсульт, разбивший злодея прямо во время подготовки, то все – мужу была бы крышка.
– А нашли его на снегу в длинном пальто с зажатой в руке перчаткой, – закончила Зоя.
– А ты откуда знаешь? – выкатила глаза Тамара.
– Так ножницы те, что ты прислала…
– А причем тут ножницы?
– Ты что, не знаешь? Сама же писала – поосторожнее…
– Ну острые были, вот и писала. А что с ними такое?
– Тамарочка, ты мне новую жизнь подарила, а я тебе жизнь твоего мужа спасла. Волшебные они….
– Так, мать, я ими год резала – и никакого волшебства, только что не тупятся. Железка, видимо, особенная…
Зоя задумалась и не стала спорить. Возможно, Тамара не хотела признаваться, что отослала их от греха подальше. А может, действительно, только в руках профессионала происходит чудо.
Как бы там ни было, Зоя знала, что самые банальные истины – самые сложные.
Все знают, что семь раз отмерь, – а режут вслепую. Мелькают острые лезвия, никого, ничего не жалея. Отрежешь – не склеишь, а если и да – швы останутся. Так и ходим с рубцами на душах. Одна надежда на новогоднюю ночь. Чудеса еще иногда случаются.
Диван
Наконец кончилась зима. Это произошло примерно в мае. И тут же без перехода, всяких там оттепелей и капелей шарахнуло жарой. Деревья трещали от лопавшихся почек, покрываясь буйной зеленью, трава прокалывала еще не до конца стаявший снег, а люди всех возрастов сбрасывали шерсть и мех, подставляя голые животы и коленки яркому солнцу. Все это напоминало съемку в режиме time lapse. Здорово это на экране получается – за пару минут солнце описывает дугу с востока на запад, день сменяет ночь. Цветок распускается и увядает. Листики, шевелясь, вылупляются, растут, как вдруг скукоживаются, желтеют и вот уже полетели. А тут и дождь полил, но на глазах загустел и уже крошится снежной пылью, метет, воет. Как вдруг опять солнце, и все полилось, размякло, растопило…
Зима – лето. Восход – закат. Тик-так, клик-клак. Стоп. Все, приехали. Конец фильма.
Алексей Маркин – опытный кинооператор, знал, как делаются подобные фокусы в кино. Еще он знал, как красиво выстроить кадр, куда посветить, где шторку поставить, а куда отражатель. Его глаз всегда умудрялся найти точку и угол, откуда все может выглядеть иначе – не буднично-скучно, а с эдакой изюминкой, чуть-чуть интереснее, внезапнее. Особенно ему удавались кадры, снятые одним планом, широко, долго, с рассмотренными по ходу деталями. Умел он мазнуть глазом, вроде мимоходом, а потом повернуться и пристально вглядеться в муху, сверкнувшую изумрудом на солнце, в пятно плесени на стене, похожее на карту мира. А его знаменитые «белые на белом» голуби на окне, за которым заснеженный город, стали просто хрестоматийными. В живописи, например, такого художника, как Алеша, называли бы анималистом. С пейзажами и натюрмортами у него тоже было все в порядке, а вот с портретами – беда, особенно женскими. Однажды его пригласили на съемки художественного фильма, но уже по первому отснятому материалу картины о трагической и безответной любви возникли претензии режиссера, недовольного тем, как выглядит на экране его молодая любовница. Актриса она была никакая, но мордашка, фигурка – все как надо, а Маркин умудрился испортить. Невесть откуда в лице героини, по сюжету – ангельской кротости и доброты, проступил волчий оскал, остекленевшие глаза ничего не выражали, а ноги косолапили.
