Макс Гурин - Новые праздники-2
А так-то всё просто.
Ещё к девятому классу, готовясь изначально, по своей дурости, на классическое отделение филфака (для тех, кто не в курсе — Древние Греция и Рим и, соответственно, греческий и латинский языки) я понял, что основным конфликтом в литературе (тогда я, по понятным причинам, мерил всё литературой, а не личным опытом, которого тогда попросту не имел) является конфликт между внутренним миром и внешним. Вот и всё. То есть любой из встречающихся в жизни конфликтов является лишь частным случаем проявления того самого единственного конфликта; в том числе, конфликта классического немецкого романтизма. Как я расшифровываю это сегодня, конфликта между тем, что о себе думаешь ты сам и тем, что думают о тебе другие. Или, если угодно, конфликт между тем, что видишь ты и тем, что видят другие. А если уж совсем честно, конфликт между тем, кто видит и теми, кто не видят. То есть конфликт между зрячими и слепыми и, в сущности, между светом и тьмой, между добром и злом. (Толстопузые критики могут смело пойти отлить — всё больше пользы Природе:)) Таким образом, всё это частности конфликта между «Я» и тем, что этим же «Я» отчего-то полагается за пределами собственной сущности.
А ещё я просто думал, что Ира делает мне очень больно не специально, а потому, что, возможно, неверно истолковывает мои слова и поступки, а я, в свою очередь, возможно, неверно истолковываю её. И казалось мне, что если бы мы действительно были с ней Одним, то у нас не возникало бы поводов для причинения боли друг другу — ни осознанно, ни, тем более, по недоразумениям, коих так много при несовершенстве тех информационных каналов, которыми мы вынуждены пользоваться в так называемой реальной жизни.
Ведь действительно, как это мало! Какие-то несчастные звуки, слова, краски, прикосновения, запахи!
Да, мы слышим фразы друг друга, но мы не можем знать предыстории любой из звучащих фраз, кроме тех, что произносим мы сами. А эта самая предыстория любой, даже самой простой, фразы даже в сугубо бытовой лексике очень важна. Более того, именно она и важна.
Без знания предыстории любой из звучащих фраз, начиная с самого момента рождения того, кто её сейчас произносит, можно сразу оставить надежду на то, что мы понимаем то, что нам в действительности говорят, и, уж конечно, оставить надежду на то, что кто-либо поймёт то, что говорим мы.
И ведь это только слова! Что тут скажешь об остальном?
Например, о чувствах.
Например, о любви…
XV
Короче говоря, ночь на 2-е июня 2000-го года, стала для нас с Элоун временем X.
Это была ночь, когда по всем законам жанра (а жанр у нас всех один — мудовая жизнь человеков) я должен был с ней переспать, но… мы с ней не сделали этого. Не сделали, несмотря на то, что сколь ни было это всё фантастично, в этой чужой стране, после нескольких дней знакомства и обоюдного острого желания, сама возможность сделать это физически была предоставлена Высшими Силами, соответственно, на высшем уровне. Нет. Мы этого не сделали.
Вместо этого мы сидели с ней друг против друга и, как в хорошем сентименталистском романе, глаза наши были полны слёз. Не знаю, к счастью ли или же, к сожалению, но совершенно в буквальном смысле.
Лишь один раз в жизни у меня был столь глубокий контакт с Женщиной (как видите, секс тут не причём). И было это с Ирой-Имярек на многократно воспетом мною озерце в подмосковном городе Зеленограде.
Было уже темно, и мы сидели у самой воды; Имярек сидела у меня на коленях, и мы считали с ней самолёты, взлетающие или идущие на посадку в «Шереметьево-2». И было не то, чтобы чувство, а абсолютная уверенность, что вся мистерия жизни, вся человеческая история, имели место лишь затем, чтобы, в ходе отработки всего комплекса всяких сложных взаимосвязей всего и вся, всё пришло к той минуте, когда некто «Я» и некто «Она» (именно так, а вовсе не пресловутое «я» и «оно» (смайлик делает лужу)) поняли, что всё в мире было лишь для того, чтобы… они это поняли; точнее сказать, постигли, ибо тут разница.
Безусловно такое происходит время от времени с разными мужчинами и женщинами, но с кем бы из них это не происходило, это происходит всегда между одними и теми же сверхсущностными «Ним» и одной и той же сверхсущностной «Ней», и смеяться над этим могут лишь те, кому по тем или иным причинам не дано этого ни испытать ни постичь. Во всяком случае, в этой жизни.
В моей жизни это случалось дважды. Один раз с Имярек, второй раз — с Элоун. Да, в моём случае бомба попала в одну и ту же воронку дважды, что само по себе уже, мягко говоря, удивительно. Разница была в том, что в первом случае после этого, так называемого и, кстати, им и являющегося, максимального контакта мы всё-таки пошли к Имярек и, как поётся в песнях, любили друг друга до самого утра. Утром мы попили кофе, выкурили по сигарете и опять принялись друг друга любить.
Когда же бомба упала в ту же воронку вторично, Взрыва не последовало. Мне было предоставлено право выбора, извлечь или не извлечь взрыватель.
Нет, я любил в ту ночь именно Элоун, а не Иру (и, к стыду своему, не Тёмну), и моё сердцебиение входило в резонанс с сердцебиением именно Элоун, а не Иры, о которой я не знаю ничего, кстати, уже лет шесть, но… я любил её так же; так же любил её именно я; она любила меня так же, как Имярек (вы спросите, а откуда я это знаю. Оу-оу, да я вообще много чего знаю:)) — словом, это был тот же день, что и в далёком сентябре 1995-го, хоть формально он и был обозначен как 2-е июня 2000-го. Это был один и тот же день в Жизни Мира… повторившийся дважды.
И, конечно, то, что это случилось дважды конкретно со мной — всего лишь несущественная деталь. Дело совсем не в человеке по имени Макс и не в женщинах по имени Имярек и Элоун. Дело в Сверхсущностях. И смеяться над этим может лишь тот, кому не дано этого постичь. Запомните это.
Мы не сделали этого из каких-то высших, конечно, на тот момент соображений, и она поняла меня адекватно, потому что, по сути, не сделал этого я.
Просто поняв, что право выбора есть именно у меня, а не у неё, я взял на себя ответственность не сделать того, что хотели мы оба, поскольку обоим нам было ясно, что это не адюльтер и, как иногда смеют говорить, «для здоровья», то есть от нехуй делать:).
Да, конечно, в течение последующих лет я множество раз возвращался мысленно к той ночи, и всякий раз эта ситуация виделась мне немного по-разному, но я точно знаю, как знал это я и тогда, истинным взглядом на ту историю был тот, каким я смотрел на это в тот самый момент, когда это непосредственно происходило. И это было взаимно.
Да, так бывает редко и, понимаю, многим представить себе это трудно, но… большинство мужчин и женщин, воспринимающих себя как людей, на самом деле, не являются ими. Ни ко мне, ни к Элоун, ни к Имярек это отношения не имеет. И я знал в тот момент, что это важнейшая точка в моей биографии. Вторая важнейшая точка. Первая была с Имярек. Но… было одно отличие.
В первый раз, с Ирой, у меня не было выбора… Потому что… просто я тогда не был тем, кем стал к моменту знакомства с Элоун.
И я сделал выбор. То есть не сделал его. Как угодно. Она меня поняла. Я это знаю точно.
В обратном самолёте мы сидели рядом, стараясь не поворачиваться друг к другу, потому что когда наши глаза встречались, они сразу взаимно наполнялись слезами. Говорю же, хороший сентименталистский роман. Смеётся над этим лишь тот, кому не дано этого постичь. Кесарю — кесарево, а слесарю — слесарево, как говорится. Порою рассказывают, что это сказала Цветаева, которую, кстати, так любит Элоун.
Она мне сказала в самолёте, что хочет, чтобы я знал, что она ещё не встречала мужчины сильнее, чем я. Спасибо, Элоун… Любимая моя… И это стало моим знаменем на многие годы.
Её фразу, сказанную мне тогда, когда она оступилась на пригородном гренландском вокзале, когда я не поддержал её «конечно. Ты предпочитаешь просто уклониться» я вспомнил всерьёз только сейчас, в последние дни, когда начал описывать наше знакомство с ней в этом романе. Однако я думаю, что речь не идёт о её пророчестве, а идёт о том, что тогда, спустя всего несколько дней после той фразы, в ночь на 2-е июня 2000-го, она действительно поняла, почему я так поступил и поняла, что я прав. Во всяком случае, фраза, сказанная ею мне в самолёте стала итоговой.
В аэропорт «Шереметьево-2» (взлетающие откуда самолёты мы считали в сентябре 1995-го с Имярек) её муж, обещавший встретить её, опоздал.
Скорее всего, в одном их тех самолётов (думаю, в последнем по счёту), что считали мы тогда с Ирой, летели Элоун и я…
XVI
Если что вдруг непонятно — спрашивайте. Хотите — пишите. Не хотите — не пишите. ([email protected])
Спрашивать меня нужно, чтобы не возникало потом между нами расхождений во мнениях (Коран forever!). А то скажете, мол, потом, что я чего-то, де, от вас утаил; чего-то вам не говорил; чего-то, чего, по вашему мнению, и предположить было нельзя или нельзя было от меня ожидать. По вашему мнению — нельзя, по моему — можно. Поэтому и говорю вам простым и ясным языком, непонятно что — спрашивайте. Чтобы не было потом бессмысленных и гнилых разговоров о том, что кого-то там я о чём-то не предупредил. Я, извините, всех предупредил. Обо всём. Если что-то неясно, переспросите. Пока ещё не поздно, хоть время и наступило. (Смайлик-девочка играет в «резиночку».)