Дмитрий Леонтьев - Охотники за удачей
— Необычно? — понимающе улыбнулся тот. — Да, смеющийся Христос редко изображается художниками. Мудрый, печальный, скорбящий, наставляющий, размышляющий, творящий, страдающий — часто, а вот улыбающийся, или, тем более, смеющийся — редко. Это каноническая традиция, но ведь у Иисуса было детство, юношество, были часы счастья и минуты веселья. Если вчитаться в Новый Завет, можно увидеть, что Он был остроумен и обладал хорошим чувством юмора. Мне почему-то захотелось увидеть Его смеющимся. Конечно, это несколько уводит от постоянного напоминания о Его миссии, но… Мне очень захотелось, что бы Он смеялся…
— Вы — атеист? — спросил Врублевский. — Если нет, то подобная вольность в обращении с традициями может вам дорого стоить.
— Я верю в Бога, но я не религиозен, — сказал старик. — Из всех религий ближе всего мне православие, но с точки зрения поборников этой религии я безбожник. Не знаю… Добро всегда добро, а зло всегда зло. Любовь, милосердие, сострадание — не имеют национальных и религиозных признаков. Как не имеют их подлость, жадность, злоба, предательство. А что касается осуждения… Что ж, люди всегда что-то говорят. Некоторым очень нравится злобствовать под благовидным предлогом, осуждать, воевать, высмеивать, гневаться. Я знавал таких «говорунов». Они чем-то напоминают высохших от злобы старых дев. Я читал их измышления о трудах Толстого, Вернадского, Андреева, Гете, Булгакова. Там звучит такая злоба, льется такая желчь, что это нельзя назвать даже «праведным гневом». Не думаю, что гнев и злость — орудия добра. Судить — привилегия отнюдь не людей.
— Вы не атеист, — покачал головой Врублевский. — Вы — еретик. В средние века вас сожгли бы на костре.
— Наверное, — согласился старик. — Даже наверняка бы сожгли. И сожгли бы как раз наиболее рьяные и «верующие», понимающие религию так, как им хочется ее понимать… Да я же заболтал тебя! — спохватился он. — У тебя глаза слипаются, а я тебе лекции читаю… Ничего, что я перешел на «ты»?
— Ничего. Я сам хотел просить вас об этом.
— В таком случае иди на кухню, где дожидается тебя завтрак, а твою постель я уже расстелил.
— Я перекусил в баре, — отказался Врублевский. — Еще один плюс этой работы: по крайней мере я не буду у вас нахлебником… О, только не возражайте, я знаю, что вы гостеприимный хозяин, но мне пока не очень удобно перед вами — я не могу отплатить вам тем же… А теперь, с вашего позволения, я отправлюсь в душ, а затем спать… Да, спать, — с предвкушением этого удовольствия повторил он. — Признаюсь, я сильно устал за этот день. Это был долгий день. Очень долгий…
Когда на следующий день, в назначенное время, Врублевский переступил порог своей новой работы, его ожидал неприятный сюрприз. Дежуривший у дверей гардеробщик отступил в сторону, пропуская его, и чуть слышно шепнул:
— В зале милиция. Тебя ждут.
Врублевский кивнул и, не сбавляя шага, вошел в зал. За ближним к выходу столиком, вальяжно развалившись, потягивали пиво три крепких, коренастых парня в форме сотрудников милиции. При виде Врублевского, старший из них, в форме лейтенанта, с явной неохотой отставил недопитую кружку и поднялся.
— Врублевский Владимир Викторович? — «казенным» голосом осведомился он.
— Да. Чем могу быть полезен?
— Вот это мы сейчас и узнаем, — многозначительно пообещал лейтенант и, ухватив его за плечо, рывком развернул к стене: — Ну-ка, руки на стену, ноги расставь пошире… Ну шире, шире!..
«Где же ты таких дурных боевиков насмотрелся, недоумок? — с жалостью подумал Врублевский. — Пришел брать вооруженного преступника, а обращаешься с ним как с мелким фарцовщиком. Неученый ты, лейтенант, грохнут тебя когда-нибудь. Ой, грохнут…»
— Только будь нежен, любимый, — попросил он, когда ладони лейтенанта скользнули по его бокам, — и не сопи так страстно, ты мешаешь мне настроиться на интимный лад…
От сильного удара по почкам у него в глазах вспыхнули искры, и на секунду перехватило дыхание. С трудом преодолев желание отплатить излишне ретивому служаке той же монетой, он перевел дух и пожурил:
— Я же просил: нежно, а ты страстен, как нетерпеливый юнец.
— Еще добавить? — деловито осведомился лейтенант, выворачивая карманы его одежды. — Только на этот раз по другому месту врежу. Чтобы ориентацию в нужное русло вернуть. Повернись.
Глаза у лейтенанта были маленькие, злые, глубоко сидящие под низким, выпуклым лбом. Нехорошие такие глаза, с желтоватыми белками и красноватыми бликами в иссиня-черных зрачках. Врублевский чувствовал их взгляд почти физически, словно грязной ветошью по лицу провели.
— Где «стволы»? — спросил лейтенант.
— Какие «стволы»? — широко распахнул глаза Врублевский. — Оружие, что ли? Я же охранник, не телохранитель, мне оружие не полагается. Я — портье.
— Я спрашиваю про те пистолеты, которыми ты тут вчера размахивал. Не строй из себя дурака.
— Я?! Вчера?! — возмутился Врублевский. — Какой гнусный наговор! Это, наверное, кому-то спьяну померещилось, гражданин начальник… Случайно, не тому милицейскому полковнику, что вчера здесь как свинья ужрался и все официанток норовил за ноги покусать? Так он был в таком состоянии, что…
— Какие мы слова знаем: «гражданин начальник», — «удивился» лейтенант. — Ты не из блатных, часом? Короче, рейнджер, ты слишком много на себя берешь. Наверное, ты решил, что раз городок у нас небольшой, то любой заезжий молокосос здесь настолько крутая кочка, что ее не перепрыгнуть, не обойти? Нет, парень, перепрыгивать не будем, сроем — и всех дел- то. С землей сравняем, понимаешь? Сам оружие выдашь, или потребуются некоторые усилия с нашей стороны?
— Вам нужно оружие? — задумался Врублевский. — Честно говоря, даже не знаю, чем вам помочь… Конечно, я могу попытаться навести справки, но, видите ли, я не обладаю достаточными связями, к тому же это несколько противозаконно. Нет, я решительно ничего не могу вам твердо обещать…
— Не смешно, — вздохнул лейтенант и с короткого размаха заехал Врублевскому кулаком в живот. На этот раз, чтобы восстановить дыхание, Врублевскому потребовалось куда больше времени.
— Хорошо бьешь… Крепко, — оценил он, выпрямившись. — Чувствуется гигантский опыт за плечами. Наверное, долго тренировался? И было на ком?
— Было, — кивнул лейтенант. — Но форму нужно регулярно поддерживать, а упускать лишний шанс потренироваться — просто грешно.
— Так вот, орел, если ты еще хоть раз меня ударишь, я тебе руку сломаю… правую, — добавил Врублевский, подумав. — Так что в носу ты будешь ковыряться с удручающим однообразием.
— Какой смелый сопляк! — усмехнулся лейтенант и вдруг, резко скинув маску дурашливости, шагнул к Врублевскому, приблизившись вплотную. — Сейчас, щенок, я заберу тебя в отдел, и там мы поговорим куда более основательно. Там есть для этого о-очень удобные местечки… Где «стволы», сволочь?!
— Не притискивайся ко мне так близко, противный! — состроив жеманную гримасу протянул Врублевский. — Я тебя больше не хочу, и не приставай. У кого-нибудь другого «ствол» попроси… Вон, хотя бы у своих пивососов…
Лейтенант медленно наливался краской ярости. Удивленные подобной наглостью постовые поднялись из-за стола и приблизились, выразительно поигрывая резиновыми дубинками.
«Сейчас начнется, — подумал Врублевский. — А вот бить-то я себя не дам… Придется уносить ноги из города. Жаль, только все устроилось. Что же это за черная полоса у меня по жизни пошла? Но уж коль посыпались неприятности: подставляй карман — мало не будет».
— Ты хотя бы приблизительно догадываешься, что сейчас с тобой будет? — ледяным тоном поинтересовался лейтенант. — Или ты внучатый племянник троюродной бабушки кошки Президента и тебе нечего бояться? Ты же, засранец, через пару часов будешь валяться на земле и мои сапоги языком вылизывать, умоляя простить тебя, говнюка, и дать возможность написать тебе явку с повинной…
— У тебя больное воображение, — пожалел его Врублевский. — Поговори сегодня об этом со своим психиатром, он тебе посоветует, как от этого избавиться.
— Зря ты, парень, так разговариваешь с представителями власти, — послышался от дверей укоризненный голос. — Хамить тем, кто сильнее тебя, все равно, что плевать против ветра — только себе хуже сделаешь.
Врублевский покосился на входящих в зал людей. Впереди шел высокий, подтянутый мужчина в небрежно наброшенном на плечи пальто из верблюжьей шерсти. Профессия следовавшего за ним квадратного мордоворота в спортивном костюме не оставила бы сомнений у самого невнимательного наблюдателя. Оглядев окруживших Врублевского милиционеров, мужчина усмехнулся:
— У вас такие лица, словно вы бить его собрались. Вы рискуете уронить престиж милиции в глазах любого зашедшего сюда посетителя. Он, чего доброго, может подумать, что милиция применяет недозволенные методы.
