Ирина Денежкина - Дай Мне! (Song for Lovers)
Кудрявость макал шашлык в кетчуп и ел, измазав губы. Полинка расслабленно лежала на стуле, как одежда. Ирка, Оля и Тарас с пьяным вниманием слушали Игната, глядя ему в рот. Игнат качал руками:
– Мне не нужны твои подачки, которые бросаешь мне,
И так могу тебя трахнуть – всегда и везде.
Ты так и скажи: тебе нужен лишь факт,
что у тебя кто–то есть, ну скажи, не так?
И желательно покруче, ну что же, пусть я
Хватит жаловаться на тупых уродов, хватит с меня.
У меня нет времени всех их мочить,
А зачем? Что ещё ты хочешь от меня получить?
Чтобы твои подруги завидовали жутко —
А мне оно надо?
Пошла ты на хуй, сука…
И уши его наливались рубиновым соком.
Лидия даже не ругала их, когда застала – пьяных, ржущих, у калитки. «Опять двадцать пять…» – подумала досадливо. Тарас Еремеев, разухабисто обнимавший Ирку, всё–таки осёкся и отвёл мутный взгляд. «Чего он её так тискает?» – подумала Лидия. Ирка, впрочем, к Тарасу не жалась.
Кудрявость тащил кривую, как турецкая сабля Полинку за руку, что–то говорил ей в лицо, а она не слушала и подхихикивала. Олеся с Игнатом Митниковым шли обнявшись, Игнат горланил:
– Я уебу любое чмо, любую шавку!… Ну вот честно, Олесь, ну кто полезет, ну скажи!…
Олеся сияла и соглашалась. Да, скажет.
Позади всех пелась унылая, как отравленный слон, Оля Клюева.
Лидия заперлась в комнате, скинула шлёпанцы с прилипшим песком. Глубоко вздохнула, изгоняя весь негатив сегодняшнего дня, посчитала: раз, два, три… В мыслях осталось тёплое море, горячий белый песок из кусочков ракушек, холодные сливы с базара…
Нет. Лидия легла на кровать. «А ведь Сеткин не просто так… Кто–то из наших… Митников? Или всё же «местные“? Говорят, у них тут банды целые… А что хотели? Денег?» Вспомнила лицо комендантши лагеря – высокой сухой Галины. «Что он говорит? Молчит? И пусть молчит, – сказала она своим мужским голосом, прикрыв дверь. – У вашего Сеткина всё скоро заживёт, а милиция нам только кровь попортит и отдых. Нечего вмешивать посторонних. Он молчит и вы молчите».
Лидия молчала.
«Теперь вот эти обалдуи… Напились… Хиханьки… Сначала пьяные по городу шатаются в обнимку, потом начнут дружно с девственностью расставаться… А претензии ко мне…» Захолодело под ложечкой. И как наваждение какое–то, дурное предчувствие, вспомнилось перекошенное злое личико Коли Ёжикова…
В дверь балкона поскреблись. Полинка тонко сказала:
– Девочки, кто там?
– Кони в па–альто, – заплетающимся языком проговорила Ирка, валяясь в кровати с сигаретой в руке. Пальцы не послушались, сигарета упала на Полинку.
Оля Клюева фыркнула в подушку, отвернулась к стене. Не могла простить девчонкам, что они нравились, а она – нет.
Олеся дотянулась со второго яруса, подковырнула ногтём дверь. В голову толкнулась мутная вата, она снова утонула носом в подушке, чувствуя, что больше двигаться не может.
В комнату прокрался Тарас, за ним Игнат и Кудрявость.
Дверь закрыли. Троица держалась так, будто до этого договорилась о чём–то и теперь движения и жесты не имели значения, всё было для чего–то.
Тарас подтянулся, перевалился на второй ярус к Ирке, дыша сладким спиртом. Она хрипло захохотала. Плюнула на пол. В то же время Кудрявость присел на край Полинкиной кровати.
– Привет, – кукольным голосом отозвалась Полинка, валяясь, как ватная.
У Олеси щекотно заныло в животе, через пелену прокралась пугающе приятная мысль: «А Игнат… не к Оле же Клюевой…»
Тарас обнял губами Иркины, жарко дыша, облизывал горячим языком. Ирка отвечала. Тогда он одной рукой принялся стягивать с себя спортивные штаны, выскочил торчком стоящий член. Ирка легко обнимала его спину, фыркала, когда Тарас запустил руку в трусы, стянул их, запутавшись в Иркиных ногах. Рыкнул или засмеялся – непонятно. Торопливо, испугавшись, что Ирка передумает, подхватил тонкие крепкие ноги, рукой направил член, потыкался слепо, потом попал. Взвизгнул приглушённо, прижал Иркины плечи к сбившейся подушке.
Игнат с каким–то придурковатым лицом смотрел, как Тарас резко качается взад–вперёд, болтается его золотая цепочка. Смотрел на Ирку, раскинувшую голые ноги и отвернувшую лицо от Тараса. Видны были её крупные рыжие завитки на подушке. Кудрявость привстал, тараща глаза, жадно слушая повизгивания Тараса и его тяжёлое дыхание. Раз–раз, раз–раз… Олеся не могла понять: снится ли ей это? А если нет? А если… А если… А почему тогда Игнат стоит, как вкопанный?… А почему всё так?… э…э…
Кудрявость пискнул, зажал руки где–то между ног, у живота. Бросился неуклюже к двери, на балкон, Олеся слышала, как гулко отозвалась земля под его кроссовками.
Игнат выскочил следом.
У Стасика Галкина ребята из четвёртого корпуса забрали очки для плавания. Ржали, курили, перебрасывались ими. Стасик был один, а их четверо. К тому же Стасику восемь, а ребятам по тринадцать – четырнадцать. Упивающиеся властью над «мелким децлом», прыгающим вокруг с плаксивой миной, они матерились «по–взрослому», выпускали дым вверх, к ноздре.
– Попрыгай, чмо сраное!
– Дыня, пни его!
– Въебём ему, пацаны, чё он тут крутит жопой?
– Пошёл на хуй, урод!
Курточку Сеткин больше не носил, одевался как все. Ходил в майке без рукавов, в шортах. Но под шорты всё равно надевал ремень. Ноги и руки загорели, лысая голова стала румяной от солнца. Валерочка сделался похожим на остальных ребят, нос почти зажил. Разве что треснувшие очки напоминали Лидии комендантшино: «Милиция нам только кровь попортит и отдых…».
Валерочку, в отличие от Лидии, «инцидент с мордобоем» не волновал. Некрасивое Валерочкино лицо светилось здоровой безмятежностью.
С таким лицом он и вывернул из–за корпуса, увидел четверых парней и Стасика, прыгающего вокруг наподобие щенка. Недоумённо сдвинул тёмные брови, но шага не сбавил, так и подошёл к компании, только рука потянулась к шортам. Парни смотрели настороженно, даже материться перестали. Думали, с миром этот бритый очкарик пришёл или нет? «Бля, уебут в нос – хана мне… – промелькнуло в Валерочкиной голове. – Лучше не связываться». Так бы он и прошёл мимо, но Стасик, отчаявшись, вцепился в шорты:
– Они у меня очки отобрали!
«Всё!… Подставил сучонок…» – упало у Валерочки сердце.
– Отдали очки. Короче.
Четвёрка смотрела оценивающе: справимся или нет? Потом один за другим стали улыбаться: «Справимся». Нагло ответили:
– Соси, чмо.
– За чмо ответишь, – спокойно ответил Валерочка, сдерживая ходившие ходуном нервы. Раньше в подобных ситуациях сзади стояло не менее пяти человек, а тут только Стасик Галкин, да и тот бесполезен.
– Пошёл на хуй! – велел самый крепкий из парней, чуть повыше Валерочки.
И этому крепкому попало первому. Пряжка просвистела, сочно врезавшись в скулу. Парень завизжал. Остальные трое кинулись к Валерочке. Тощий, со спутанными волосами и футболке «Metallica» достал–таки до Валерочки, в правом глазу вспыхнули огни. «Ебать гопов, ебать ниферов сраных,» – механически вертелось в Валерочкиной голове. Не защищаясь, он рубил своей пряжкой направо и налево, прицельно, почти всегда удачно. Не чувствуя боли в ногах от пинков, он сосредоточенно орудовал кулаками, стараясь попасть в кадык. Но парни попались жилистые, один изловчился и вмазал под коленку. Валерочкина нога сложилась, он присел. Его тут же сбили на землю ударом в грудь. И пошло–поехало. Парень с рассечённой скулой, захлёбываясь в крови и соплях, дёргал ногами, потом прыгнул Валерочке на голову.
«Бля, ну какого хуя влез?» – со слезами пронеслось у Валерочки в голове. Стасик громко с истерикой плакал. Очки ему были больше не нужны, только бы перестали так бить этого лысого… «Запомнить бы рожи что ли…» – думал Валерочка.
– …Опять ваш! – злобно сказала комендантша, багровея. – Опять тот же самый!
– Сеткин…
– Да, вы что, не смотрите за ними что ли? Они у вас как ветры… в поле… гуляют? – комендантша взмахнула рукой, видимо, показывая, как именно гуляют в поле «ветры».
– При чём здесь это? – огрызнулась Лидия.
– Никакой дисциплины в вашей группе нет! Если милиция всё–таки заинтересуется этими происшествиями, на лагере будет пятно!
Некстати вспомнилось рекламное: «Стоит ли волноваться из–за каких–то там пятен?»
– В общем, – подвела итог комендантша, вытирая пот на шее. – Примите меры, Лидия Михайловна. Его не могут забрать?… Хотя нет, не надо… До конца смены всё зарастёт… А если сейчас вызвать родителей, то они такой шум поднимут!… Вы меня поняли?
– Нет, не поняла, – призналась Лидия холодным тоном. – Что вы предлагаете делать с Сеткиным?
– Пусть ходит с вами… – пожала губами комендантша.
– Ну, ещё чего придумаете? Бред какой–то, ей богу! – устало нахамила Лидия и вышла из прохладного кабинета на жару.
