Илья Стогoв - 13 месяцев
Спросите любого христианина: он подтвердит. Ты входишь в церковь одним человеком, священник проводит над тобой обряд крещения, и ты выходишь совсем другим. Отныне у тебя все хорошо.
Тогда я впервые вдруг увидел, что у жизни есть какое-то особое измерение. На самом-то деле она не плоская, а имеет этакий объем. И я попробовал пойти в ту сторону.
Это оказалось сложно, и очень скоро я упал. Грохнулся, больно ударился, извалялся в грязи. Но это был не конец. Это была одна из множества попыток. Упав, я встал и пошел опять. Иду в ту сторону и до сих пор. Все еще падаю иногда. Но каждый раз встаю.
8
Я был крещен вовсе не сразу. Вовсе не на следующий день. В католической церкви невозможно заплатить и тут же покреститься. Сперва тебе придется ходить на особые занятия, готовиться, узнавать, во что верит твоя церковь.
Я и ходил. Несколько месяцев. Я был словно пьян. Я просыпался с утра и думал только о том, что скорей бы на службу. Кованую решетку у входа в храм отпирали в шесть вечера, но, не дождавшись этого, иногда я прибегал к своей церкви прямо с утра. Просто чтобы постоять рядом. Убедиться, что все происходящее — правда.
Мы всю жизнь бегаем, суетимся, хотим чего-то такого… этакого… а то, что нам реально нужно, — оно рядом. Нам просто нужно чувствовать себя нужными. Быть тем единственным, за кого отдают все. Кого ценят дороже жизни.
Человек так устроен, что быть любимым для него важнее, чем дышать. И когда ты найдешь место, где тебя любят, то по собственной воле оттуда уже не уйдешь.
Я такое место знаю. Уходить из него не собираюсь. Такая вот история. Может быть, кому-то все это покажется смешным, но я и не возражаю: пусть кто-то посмеется.
Апрель
1
Ночью я приехал из Киева, а утром мне нужно было рулить на Петербургскую книжную ярмарку, она же — Книжный салон «Белые ночи».
Я хотел отоспаться. И хотя бы два часа полежать в ванной. Смыть с себя липкий украинский акцент. Но жена сказала, что, пока меня не было, с ярмарки звонили аж несколько раз: хотели напомнить, что сегодня у меня запланирована встреча с читателями.
Так что я побрился, надел чистую футболку и поехал в Ледовый дворец. Ярмарка в том году проходила именно там. PR-директора издательства «Амфора» я встретил в дверях. Это был такой, знаете… невысокий мужчина с папочкой… всегда спешащий… знающий свою жизнь на пять ходов вперед.
— О! Здравствуйте! Вернулись из Киева?
— Типа того.
— А я сегодня был на радио «Европа-плюс».
— И как там? На радио-то?
— Разговаривал с Романом Трахтенбергом. Знаете такого?
Я знал Трахтенберга. Вернее, не лично, а слышал о его существовании. Роман Трахтенберг — один из трех наиболее известных в Петербурге шоуменов. Человек, прославившийся тем, что может несколько часов подряд ругаться матом и при этом ни разу не повториться.
— Роман узнал, что я из издательства «Амфора», и сразу спросил про вас.
— Про меня?
— Он читал ваши книги. Он спросил, не напишете ли вы книгу и про него тоже? Вы не напишете?
— Разумеется, нет.
— Почему?
Поезд, которым я приехал с Украины, шел долго. Я был выше крыши сыт общением со случайными, необязательными собеседниками. Конечно, я мог обрушить на PR-директора все свои амбиции. Рассказать о том, что я пишу книги… о чем-то, во что не укладывается толстый Рома со странной фамилией. Но объяснять не хотелось, и вместо этого я выбрал путь, который в тот момент показался мне самым коротким.
— Пусть Трахтенберг заплатит мне $5000. Тогда напишу. Я, кстати, занят. Извините.
И ушел. Протиснулся внутрь дворца и стал искать стенд, возле которого должна была проходить встреча меня и читателей. Сама встреча прошла, разумеется, бездарно.
2
Не знаю, почему я решил, что пять тысяч американских долларов сумма для Трахтенберга нереальная? Почему-то решил.
Понимаете, заработки в шоу-бизнесе и среди писателей отличаются, как Солнце и Луна. Очень немногие писатели способны достать из кармана сумму вроде этой и потратить ее на бесполезную прихоть. Если быть точным, то меньше десяти русских писателей. Причем я в эту десятку не войду никогда.
Между тем для Трахтенберга указанная цифра была довольно скромной. Я подозреваю, что он согласился бы и на $15 000.
Я отсыпался после поездки в Киев. Поздно просыпался. Бессмысленно бродил по квартире в одних трусах. Сидел на кухне с поджатыми на табуретку ногами, пил кофе и курил сигареты.
Именно в такую минуту зазвонил телефон.
На проводе был гендиректор издательства «Амфора» Олег Седов. У него в кабинете сидит Рома с бабками. А я сижу дома в одних трусах. Правильно ли это?
— Погодите… Олег… это самое…
— Ты хотел пять косарей за роман? Рома привез денег.
— Я же… это самое… Да погодите вы!
Мне все равно пришлось одеваться и ехать в издательство. У Трахтенберга плохая репутация. Я был готов к тому, что увижу перед собой идиота. Что парень начнет оттачивать на мне свои шуточки и, может быть, сидит в кабинете моего гендиректора с голой задницей.
Задница Трахтенберга была прикрыта. Вполне приличными джинсами. И сам он тоже был вполне приличным. Негромкая речь. По ту сторону очков — вполне вменяемые глаза. Только вот бородка покрашена в ослепительно рыжий цвет. Трудно представить, что вчера вечером этот приятный собеседник, голый по пояс, потный и волосатый, стоял в экране моего телевизора и предлагал школьницам какать перед камерой, а потом демонстрировал публике девичьи ягодички, перепачканные рыжими фекалиями.
Стол в кабинете у Олега Седова был огромен, как Украина, из которой я вернулся всего лишь позавчера. Я опоздал и поэтому сказал Sorry. Я пожал обоим мужчинам руки. Всю дорогу я прикидывал: как бы объяснить парням, что пошутил? Писать-то я в любом случае не собираюсь. Даже за $5000. Но отказываться было поздно.
Возможность того, что я не стану писать, никто не хотел даже обсуждать. Даже верить в то, что такую возможность можно обсуждать. Я назвал цену. Рома согласился. Не пора ли засучить рукава?
Деньги были достаны из портфеля и положены на стол прямо передо мной. Тощая пачка стодолларовых купюр, перетянутых резиночкой. Ровно пятьдесят купюр.
Глядя поверх очков, шоумен пересчитал деньги и молча протянул пачку мне. Для меня это были довольно бешеные бабки. В руках хозяина деньги вели себя смирно и не выдавали своего бешенства ни единым симптомом. Мы договорились, что я зайду к Трахтенбергу в кабаре и посмотрю, про что там можно написать.
Роман покачал головой:
— OK. Договорились. Когда тебя ждать?
Я не знал. Я взял деньги, но мне вовсе не хотелось браться за эту работу. Я сказал «Может, на следующей неделе?». Я имел в виду — может, в следующей жизни?
— На следующей? Чего так долго? Давай завтра? Можешь завтра?
— Завтра я занят.
— Чем ты занят?
— Чем я занят?
(Действительно, чем же я занят?)
— Ну хорошо. Давай завтра.
3
Завтрашний вечер начался с того, что я стоял перед дверью трахтенберговского кабаре. У входа сидел здоровенный негр в ливрее.
О кабаре говорили много, и то, что о нем говорили, мне не нравилось. Во-первых, кабаре было запредельно дорогим. А во-вторых, несмотря на во-первых, попасть туда было непросто. У меня был приятель, журналист из Германии, который как-то приехал в трахтенберговское заведение, но чем-то не понравился охране и был чуть ли не пинками выгнан от дверей вон.
Секьюрити показали мне, где искать шоумена. Я поднялся по лесенке. В гримерке у Трахтенберга сидела девушка, журналистка из COSMOPOLITAN. Шоумен рассказывал ей о своей личной жизни:
— Понимаешь, я поимел каждую эту сволочь. Всех до единой! Приходит ко мне девочка. Просится в шоу. Я говорю ей честно: с какой стати я должен тебе помогать? Ты мне чужой человек, понимаешь? Вот, если отсосешь, другое дело. Они все сосали! Только поэтому до сих пор и работают.
Девушка-журналистка кивала головой. У нее было очень серьезное лицо. Какое-то время я раздумывал на тему: нельзя ли отдать девушке половину полученной суммы и договориться, чтобы книжку про Трахтенберга написала она?
— Летом, когда у меня жена уезжает на дачу, я вот здесь вывешиваю график. Кто и в какой последовательности должен оказывать мне сексуальные услуги. Я их заранее предупреждаю: график соблюдать неукоснительно! НЕ-У-КО-СНИ-ТЕЛЬ-НО! Они, падлы, слушаются…
Гримерка была тесная: зеркало, стул, диванчик. На диванчике сидел я. То есть я сидел и все это слушал. У меня дома лежало пять тысяч перетянутых резиночкой причин, чтобы сидеть и слушать все, что говорил толстый человек с клочком покрашенных волос на подбородке.
4
За десять минут до начала шоу Рома отвел меня в зал и ушел переодеваться.
