Дуглас Кеннеди - Женщина из Пятого округа
Что я и сделал.
По пути мне встретилось еще два kahves, несколько турецких ресторанчиков и парочка баров с опущенными в это время дня железными ставнями. Я ускорил шаг, решив, что слишком углубился в изучение местных достопримечательностей. Теперь я сосредоточился на номерных табличках, мысленно отмечая плачевное состояние домов, к которым они были прикреплены. Дом под номером 38 показался мне самым запущенным — его фасад с облупленной штукатуркой пестрел желтыми пятнами, словно зубы заядлого курильщика Парадная дверь — высокая и массивная, — если по-хорошему, нуждалась в нескольких слоях черного лака. Я огляделся в поисках какого-нибудь подобия домофона, но увидел лишь кнопку с пометкой Porte.[35] Нажав ее, я услышал, как щелкнул замок. Чтобы открыть дверь, мне пришлось навалиться всей тяжестью своего тела. Втащив багаж, я оказался в узком коридоре с битыми почтовыми ящиками; у стен стояли переполненные урны с мусором, над ними — пара электрощитов со свисающими обрывками проводов. В глубине просматривался внутренний дворик, куда я и направился. Во двор выходили три лестницы, помеченные буквами «А», «В», «С». Двор представлял собой маленький темный колодец, над которым возвышались по четыре этажа с каждой стороны. Внутренние стены были такими же обшарпанными, как и фасад, разве что приукрашены стиранным бельем, развешанным в окнах. В воздухе витал запах прогорклою масла и гниющих овощей. На дальней стене я увидел вывеску «Sezer Confection» («Готовая одежда от Сезера»). Под вывеской был отдельный вход. Мне пришлось позвонить, чтобы войти. Никто не ответил, поэтому я позвонил еще раз. Так и не дождавшись ответа, я снова нажал на кнопку и удерживал ее секунд пятнадцать. Наконец раздались приглушенные шаги. Дверь открыл парень-качок. Он был в линялой джинсовой куртке с воротником из искусственного меха. Над верхней губой — жидкие усики, в зубах зажата сигарета. Лицо парня выражало крайнюю степень раздражения.
— Что вы хотите? — спросил он на плохом французском
— Мне нужен Сезер.
— Он вас знает?
— Аднан мне сказал…
— А где Аднан? — оборвал он меня.
— Я объясню это Сезеру.
— Мне объясните.
— Я бы предпочел…
— Говорите мне! — Тон парня не терпел возражений.
— Его остановили flicks, — сказал я.
Парень напрягся.
— Когда это случилось?
— Меньше часа назад.
Молчание. Настороженный взгляд поверх моего плеча. Не подумал ли он, что я привел с собой компанию полицейских?
— Ждите здесь! — Дверь захлопнулась у меня перед носом.
Я постоял во дворе минут пять, размышляя, не лучше ли мне сделать ноги. Но… Во-первых, я должен хотя бы объяснить, что произошло. Кто знает, может, Сезер парень со связями, и…
Со связями, как же, в таких-то декорациях… Трудно предположить, что здешний хозяин знаком с высокими чинами и что по его слову освободят нелегального иммигранта…
А во-вторых… Ладно, признаюсь. Что действительно удерживало меня на месте, так это осознание того, что мне больше некуда идти… а дешевое жилье крайне необходимо.
Дверь снова открылась. Парень-качок еще раз заглянул через мое плечо, желая убедиться, что все чисто, и произнес:
— Поднимайтесь наверх, в офис.
Лестница была узкой, колесики моего чемодана шумно грохотали по ступеням.
Насмотревшись черно-белых фильмов о мафии, я ожидал увидеть грязный прокуренный кабинет; за железным столом будет сидеть толстый главарь в несвежей футболке, в уголке рта — обслюнявленная сигара, перед ним недоеденный сэндвич с отметинами от зубов; на стенах календари с голыми девочками; на заднем плане тройка болванов-охранников в дешевых полосатых костюмах. Но кабинет, куда я вошел, не имел ничего общего с картинкой, нарисованной воображением; не был он похож и на обычные офисы. Простая комната с грязно-белыми стенами и истертым линолеумом, из обстановки лишь стол и стул. Никаких излишеств, не было даже телефона — разве что миниатюрный сотовый «нокиа» на столе, за которым сидел мужчина. Он вовсе не походил на главаря, которого я ожидал увидеть. Напротив, это был худющий мужчина лет за пятьдесят в простом черном костюме, белой рубашке с застегнутым воротничком и маленьких очках в стальной оправе. Кожа у него была средиземноморского оливкового оттенка, голова бритая. Скорее он напоминал светского иранца, «правую руку» аятоллы, мозговой центр теократии в борьбе с «неверными».
Хозяин кабинета тоже оценивал меня — прощупывая долгим холодным взглядом. Наконец прозвучало (на французском):
— Так вы американец?
— А вы Сезер?
— Monsieur Сезер, — поправил меня мужчина.
— Mes excuses, Monsieur Sezer.[36]
Мой тон был вежливым и в меру почтительным. Сезеру это понравилось. Едва заметно кивнув, он продолжил:
— Аднан ушел сегодня с работы, чтобы спасти вас.
— Я знаю. Но я не просил его приходить в отель. Это портье — редкий негодяй…
Мсье Сезер жестом остановил поток моих объяснений.
— Я бы хотел собрать все факты воедино, — сказал он. — Аднан оставил свое рабочее место, чтобы пойти в отель и привести вас сюда, потому что у вас возникли неприятности с администрацией. По крайней мере, он так объяснил мне, прежде чем уйти. Аднан увлекся вами — и хотел поселить вас по соседству с собой. А вам он нравится?
Пауза. Подтекст вопроса был для меня пугающим.
— Я тяжело заболел… Аднан был очень добр ко мне.
— Что вы имеете в виду, когда говорите «очень добр»?
— Я хочу сказать, что он проявил участие, ведь я не мог встать с постели…
— Какого рода участие?
— Я не трахал его, довольны?!
Мсье Сезер какое-то время помолчал, потом на его тонких губах промелькнула усмешка.
— Вы покинули отель вместе с Аднаном и… — продолжил он, как будто не расслышал моей гневной реплики.
Я пересказал ему всю историю от и до, не забыв упомянуть, что Аднан сам попросил меня идти впереди, когда мы оказались в окружении flics. Он слушал не перебивая, потом спросил:
— Вы женаты?
— В разводе.
— И какова причина вашего приезда в Париж?
— Я преподаю в колледже, а сейчас нахожусь в творческом отпуске. Творческий отпуск — это…
— Я знаю, что это, — прервал он меня. — Должно быть, а вашем колледже плохо платят, если вас интересует аренда дешевых chambre.[37]
Я почувствовал, как кровь прилила к щекам. Неужели мое вранье было столь очевидным?
— У меня временные трудности.
— Похоже, что так, — согласился он.
— Больше всего сейчас меня беспокоит судьба Аднана, — сказал я.
Он махнул рукой:
— С Аднаном все кончено. В течение трех дней его отправят самолетом в Турцию. C’est foutu.[38]
— Разве вы не можете ничего сделать, чтобы помочь ему?
— Нет.
Снова воцарилось молчание.
— Может быть, вы хотите поселиться в его chambre? — Спросил он. — Она куда лучше той, что я собирался показать вам.
— А дорогая аренда?
— Четыреста тридцать в месяц.
На тридцать евро дороже…
— Не знаю, — сказал я. — Дороговато для меня.
— Дела у вас действительно плохи, — заметил мужчина.
Я виновато кивнул. Сезер что-то сказал по-турецки парню, который привел меня сюда (все это время он стоял за моей спиной). Качок равнодушно пожал плечами, пробормотал что-то в ответ, и тонкие губы хозяина кабинета разъехались в усмешке.
— Я спросил Махмуда, не кажется ли ему, что вы не в ладах с законом. Он сказал, что вы слишком нервный для преступника. Но я-то знаю, что эта история про «творческий отпуск» — липа, вы ее сами придумали, хотя меня это не касается.
Они снова залопотали по-турецки.
— Махмуд покажет вам обе chаmbres. Уверен, что вы выберете комнату Аднана, — наконец услышал я.
Махмуд подтолкнул меня к двери со словами:
— Вещи оставьте. Мы вернемся.
Я отставил чемодан, но сумку с компьютером решил держать при себе. Махмуд буркнул что-то по-турецки. Мсье Сезер перевел:
— Мой помощник спрашивает: по-вашему, все турки воры?
— Я никому не доверяю, — ответил я.
Спустившись по лестнице, мы прошли через двор ко входу, обозначенному Escalier В.[39] Парень набрал код на панели домофона. Раздался щелчок, дверь открылась, и мы двинулись по ступенькам вверх. Лестница была узкая, деревянная, винтовая, ступеньки выщербленные и ветхие. Преодолевать их крутизну мне было нелегко. Грязно-коричневые стены явно нуждались во влажной уборке. Но что особенно доставало, так это запахи: тошнотворная смесь растительно-животных жиров и засоров канализации.
