Эдвард Форстер - Избранное
Он выразил сомнение в том, что так будет проще.
— Но должна же я быть с кем-то знакома! Что это за люди, с которыми ты сегодня разговаривал?
Люди низкого происхождения. Он и имен-то их не помнит.
— Джино, милый, зачем же ты тогда с ними разговариваешь? Разве тебя не заботит твое общественное положение?
Но Джино теперь заботился только о карманных деньгах и о том, чтобы проводить время в праздности. Выразил он это следующим образом:
— Уф! До чего жарко. Дышать нечем. Я весь вспотел. Умираю. Надо освежиться, а то мне сегодня будет не заснуть.
И, оборвав таким образом разговор, он выбежал в лоджию, растянулся на парапете под безмолвным звездным небом и принялся курить и сплевывать.
Лилия все-таки сделала вывод, что общество на континенте совсем не так свободно от предрассудков, как она воображала. Да она, собственно, пока и не видела никакого общества. Италия — восхитительная страна, если ты родился мужчиной. Тогда можешь наслаждаться такой утонченной роскошью, как социализм — тот социализм, который основан не на равенстве дохода или репутации, а на равенстве образа жизни. Демократия кафе и улиц разрешила величайший вопрос нашего времени, и братство сделалось реальностью. Но касается это только братства мужского, и достигнуто оно за счет братства женщин. Почему бы не познакомиться и не подружиться с соседом в театре, со спутником в поезде, если знаешь, что между вами не встанет ни женское осуждение, ни женская интуиция, ни женское предубеждение? Да подружись вы, как Давид и Ионафан, — все равно вам незачем ходить друг к другу в дом. Всю жизнь вы будете встречаться под открытым небом, единственной крышей на юге, и ваш друг будет плевать куда попало и божиться, а вы — неправильно произносить трудные слова, но хуже вы относиться друг к другу не станете.
Что же касается женщин, то у них, конечно, есть дом, церковь с прекраснейшими богослужениями, туда они могут ходить сколько душе угодно, и сопровождает их служанка. Вообще же они редко выходят на улицу, ибо ходить пешком неблаговоспитанно, а держать экипаж вы не в состоянии. Изредка вы ведете их в кафе или в театр, и тогда все ваши прежние знакомые бегут от вас, как от чумы, — все, кроме тех немногих, кто рассчитывает жениться с вашего согласия на ком-нибудь из вашей семьи. Все это довольно невесело. Но остается одно утешение: для мужчины жизнь в Италии — сплошное удовольствие.
До сих пор Джино не мешал Лилии поступать, как она хочет. Она была настолько старше его и богаче, что он смотрел на нее как на существо высшее, подчиняющееся совсем иным законам. Он не особенно удивлялся ее привычкам, так как в Италию через Альпы уже доносились чудные слухи о странах, где у мужчин и у женщин одинаковые развлечения и интересы, и он часто встречал привилегированных маньячек — туристок, совершающих одинокие прогулки. Лилия тоже совершала прогулки в одиночестве, и как раз на этой неделе какой-то бродяга отнял у нее часы. Хотя подобный эпизод считается неотъемлемой принадлежностью Италии, на самом деле это случается в Италии реже, чем на Бонд-стрит. По мере того как Джино узнавал Лилию лучше, он неизбежно утрачивал благоговение перед ней. Надо же быть до такой степени глупой, чтобы дать украсть у себя золотые часы с цепочкой! Сейчас, лежа на парапете, Джино впервые задумался о той ответственности, какую налагает семейная жизнь. Он обязан оберегать жену от опасностей как физических, так и нравственных — в конце концов, она всего только женщина.
«А я, — размышлял он, — хоть и молод, но мужчина и знаю, что правильно».
Она все еще сидела в их общей комнате и расчесывала волосы (по природе своей неряшливая, она не считала нужным стесняться Джино).
— Ты не должна гулять одна, — сказал он мягко. — Это опасно. Захочешь погулять — с тобой пойдет Перфетта.
Перфетта, смиренная родственница, вдова без малейших честолюбивых замыслов, жила с ними в качестве доверенной служанки.
— Ну, хорошо, хорошо, — улыбнулась Лилия, как будто обращалась к котенку, вдруг проявившему заботливость. И все же, за одним исключением, она до самой своей смерти больше никогда не гуляла в одиночестве.
Дни шли. Никто, кроме родственников, не навещал ее. Она начала скучать. Неужели он не знаком с городским головой или с управляющим банком? Она готова была принимать даже хозяйку гостиницы «Стелла дʼИталиа». Когда Лилия делала выход в город, ее принимали любезно, но людям как-то затруднительно иметь дело с леди, которая не может научиться их языку. А чаепития, благодаря умелым маневрам Джино, все отдалялись и отдалялись.
Он беспокоился, не мучается ли она оттого, что не нашла для себя никакого занятия в доме. Но его утешил нежданно явившийся желанный гость. Как-то во второй половине дня он шел за почтой (почту доставляли и домой, но сходить за письмами занимало куда больше времени). Кто-то в шутку набросил ему на голову плащ, и когда он выпутался, то увидел своего закадычного дружка, Спиридионе Тези из таможни в Кьяссо, которого не видел два года. То-то было радости, приветствий! Все прохожие одобрительно улыбались при виде таких проявлений нежной дружбы. Брат Спиридионе служил начальником станции в Болонье, и Спиридионе мог проводить отпуск, путешествуя по Италии за государственный счет. Услыхав, что Джино женился, он по дороге завернул в Монтериано, хотя вообще-то ехал в Сиену, где недавно женился его дядя.
— Все вокруг женятся! — воскликнул он. — Кроме меня! — (Ему не было еще двадцати трех.) — Ну, расскажи еще. Значит, она англичанка. Это хорошо, очень хорошо. Английская жена — это то, что нужно. Она богата?
— Невероятно.
— Блондинка или брюнетка?
— Блондинка.
— Да что ты говоришь!
— Я очень доволен, — простодушно объяснил Джино. — Если помнишь, мне всегда хотелось блондинку.
Подошли еще трое или четверо мужчин и остановились послушать.
— Всем хочется блондинку, — ответил Спиридионе. — Но ты, Джино, заслужил свое счастье, потому что ты хороший сын, храбрый солдат и верный друг. С первой нашей встречи я желал тебе только удачи.
— Прошу тебя, довольно похвал, — остановил его Джино. Он стоял, скрестив руки на груди и довольно улыбаясь.
Спиридионе обратился к окружающим, которых видел впервые в жизни:
— Разве не так? Разве он не заслужил богатую блондинку?
— Заслужил! — хором ответили мужчины.
Чудесная страна Италия, как бы вы к ней ни относились.
Писем не оказалось, и они, естественно, зашли в кафе «Гарибальди» близ коллегиальной церкви — вполне сносное кафе для такого небольшого городка. Там имелись столики с мраморными столешницами, колонны, терракотовые внизу и золоченые наверху, на потолке фрески, изображающие битву при Сольферино. Прелестное кафе, лучше и желать нельзя. Они заказали вермут и булочки, облитые сахаром, долго выбирали их у прилавка, пощипывая, чтобы убедиться, что они свежие. И хотя вермут — вино и так некрепкое, Спиридионе разбавил его содовой, чтобы оно не бросилось в голову.
Они были в самом отличном расположении духа, то награждали друг друга изысканными комплиментами, то валяли дурака, подталкивая друг друга локтями. Потом положили ноги на сиденья соседних стульев и закурили.
— Скажи мне, — проговорил Спиридионе, — я забыл спросить — она молода?
— Ей тридцать три года.
— Не бывает, чтоб во всем повезло.
— Ты бы не дал ей столько. Скажи она мне — двадцать восемь, я бы поверил.
— Simpatica? — Перевести это слово невозможно.
Джино поковырял сахар и, помолчав, ответил:
— Более или менее.
— Это самое главное.
— Она богата, щедра, приветлива, с нижестоящими обращается без высокомерия.
Они опять помолчали.
— Этого недостаточно, — заметил Спиридионе. — Simpatica — нечто большее. — Он понизил голос. — В прошлом месяце один немец вез контрабандные сигары, предлагал мне. В таможне было темно. Но я отказался, он мне не понравился. Подарки таких людей не приносят удачи. Non era simpatico. Он не был симпатичный. Пришлось ему уплатить за каждую сигару отдельно и штраф за обман.
— Много ты зарабатываешь сверх жалованья? — спросил Джино, отвлекшись от прежней темы.
— Пустячных сумм я теперь не беру, не стоит риска. Но с немцем — случай особый. Послушай, Джино, я старше тебя, у меня больше опыта. Когда человек понимает нас с полуслова, никогда нас не раздражает и не наскучивает, когда ему можно излить все наши мысли и желания, и не только вслух, но и молча, без слов, — такого человека я называю «simpatico».
— Я знаю, есть такие мужчины, — согласился Джино. — Говорят, есть такие дети. Но где ты найдешь такую женщину?
— Верно. Тут ты оказался умней меня. Sono poco simpatiche le donne[6]. А сколько мы тратим на них времени!
Спиридионе сокрушенно вздохнул, словно его обременяло благородство пола, к которому он принадлежал.
